Заявить сегодня: "Я не понимаю современное искусство" — все равно, что спросить про планшет: "А как пользоваться этой штукой?" — то есть, записаться в безнадежно отстающие. Но попадания именно в эту категорию не могут избежать даже сами современные художники и арт-критики. Почему? Корреспондентам PrimaMedia LifeStyle объясняет арт-менеджер Яна Гапоненко, создавшая год назад Владивостокскую школу современного искусства именно с этими просветительскими целями.
Про начало
Образование я получала по специальности, почти не связанной с современным искусством, но связанной с "общественностью". А вот когда на практике после третьего курса попала в галерею "Арка" и занялась пиар-кампанией выставки французского фотографа, поняла, что именно это мне интересно. Дальше была стажировка в Музее современного искусства "Гараж" — я ассистировала образовательный курс арт-журналистики Art Texts Studio. Потом работа в галерее "Айдан" Айдан Салаховой — я участвовала в организации огромной выставки Айдан "Fascinans and Tremendum" ("Страх и трепет") в Московском музее современного искусства. Потом была стажировка в Гамбурге (Германия) и возвращение во Владивосток.
Мы свободны в высказываниях. Фото: Дарья Климова
Про Арт-резиденцию "Заря"
Я отучилась в летней кураторской школе у Виктора Мизиано в Москве, завязала очередное количество связей с художниками и кураторами, а когда вернулась, начала делать Арт-Резиденцию на Заре. Второй резидент "Зари" Ира Петракова выступила с лекцией про современное искусство в Академии искусств. И хотя мы позвали на лекцию четверокурсников, оказалось, что будущие арт-деятели вообще не готовы воспринимать какие-то радикальные вещи, просто потому что их к этому не готовили, им об этом не рассказывали. Можно сказать, что идея создать Владивостокскую школу современного искусства родилась именно в этот момент.
Про сложности
Четкого понимания, как говорить о современном искусстве в России, нет в принципе: и в московском РГГУ, и в питерском Смольном в лучшем случае доходят до какой-то точки в истории XX века, а дальнейший художественный процесс практически опускают. Поэтому самый сложный момент в школе – это правильно сформированная программа и правильно подобранные преподаватели. У нас в городе много живописцев, но они все-таки больше работают в modern art, чем в contemporary art, в котором подход принципиально иной – критический, осмысляющий, рефлексирующий.
Про школу
Пока школа абсолютно независима, поэтому мы свободны в высказываниях и показываем разные подходы к современному искусству. Но важно все взвешивать и делать осторожно, потому что мы первые. Школе нужен экспертный совет из представителей разных институций, максимальный охват и прозрачность.
Наши студенты разбираются в современных медиа от их истоков – от живописи: ходят в мастерские к маститым владивостокским художникам. У них проходят лекции по истории искусства с середины XIX века, уроки по работе с телом и его памятью, они также занимаются с приглашенными арт-деятелями. Например, в марте шеф-редактор сайта "Артгид" Мария Кравцова провела для ребят интенсив по арт-критике, а московский исследователь, сотрудник Музея "Гараж" Ильмира Болотян прочла экспресс-курс по современному театру и драматургии в работе художника. С нами хочет сотрудничать швейцарский совет по культуре "Pro Helvetia", у нас хотят читать курсы сразу несколько московских кураторов, a 4 июня мы открываем совместную выставку с Центром "Красный" (Москва) и арт-группой "Что делать" (Санкт-Петербург).
Про современный арт-процесс
Я — приверженец пресловутой институциональной критики. Мы не говорим категоричное "нет" галереям и музеям, но гораздо свободнее делаем выставки в неочевидных местах. Цель — сотрудничество с теми музейными институциями, которые никогда раньше с современным (или даже хотя бы просто изобразительным) искусством не взаимодействовали. Искусство таким образом находит новую аудиторию.
Когда люди говорят, что ничего не понимают в современном искусстве, они защищают свои стереотипы и клише, сознательно лишая себя свободы восприятия. А ведь мир не стоит на месте, все меняется. Работы Микеланджелло прекрасны, но он творил пять веков назад, а вокруг тебя есть твои современники, которые своими работами могут сказать что-то новое о тебе самом.
Современное искусство — это территория свободы, где можно открыто говорить на такие общемировые темы как война, власть, гендер. Если на искусство смотреть широко открытыми глазами и сердцем, то оно поменяет твой взгляд на мир. Художник – это главный медиатор, улавливающий дух времени.
Я амбициозна, иначе бы не уехала. Фото: Eugene Hofmann
Про себя
Да, можно сказать, что я – амбициозна. Иначе не уехала бы в Москву. А сейчас имею наглость еще и собственный проект делать.
Естественно, я его задумывала не ради продвижения себя. Я – куратор, то есть промежуточное звено между художниками и зрителями. Я могу сопровождать и организовывать выставки, выделять концепты, и если в результате я получаю какое-то социальное признание – то это исключительно сопутствующие моменты, а не самоцель.
Самоцель – сделать во Владивостоке арт-транспаранс пространство, где бы свободно работали художники.
Недавно я прослушала большую лекцию про жизнь и творчество Энди Уорхолла и еще раз поняла, что все, что он делал – мне очень близко. Он постоянно документировал все, что происходило с ним и вокруг. Такая маниакальная фиксация реальности: съемки каждого дня, диктофонные записи всех телефонных разговоров – это, может быть, чересчур, но все, что делают ученики нашей школы, я стараюсь архивировать, чтобы потом можно было отследить этапы развития каждого художника, проследить движения того, кто ловил дух времени.
К вопросу надо ли художником родиться. Все дети потенциально талантливы и до определенного возраста их можно обучить. Если ребенок приучен не бояться материала, умеет работать руками, не имеет препятствий по-особому видеть мир, если родители его водили в музей, в галереи, если он с детства напитывался визуальной культурой, то это вполне заявка на то, чтобы стать художником. К тому же быть художником сегодня означает иметь критический взгляд на мир, а это тоже вопрос воспитания, и не только родителями.
На вопрос: "где я лучше всего себя чувствую: в уединении или в толпе?", я отвечаю: в уединении после всеобщего веселья. Когда ты успешно сыграл свою социальную роль, можешь расслабиться и побыть одна.
Остается детская мечта — покорить Эверест. Фото: Денис Коробов
Я не смогла бы жить в дикой природе без возможности заниматься искусством публично, но и раствориться в мегаполисе – тоже не мой вариант. Владивосток меня разбаловал в том смысле, что здесь у меня есть возможность удовлетворять свои амбиции в плане развития культуры и при этом в любой момент отправиться в поход по дикой тайге. Остается детская мечта – испытать себя, отправившись на покорение Эвереста или в кругосветку по морю.
По внутренним ощущениям я скорее общинный человек, чем одиночка, поэтому и школа – это союз единомышленников.
Главное качество, которым я горжусь, — это эмпатия, умение сопереживать. Правда, из-за него приходится развивать в себе умение говорить "нет".
Долго себя жалеть нельзя. Вокруг слишком много примеров людей, которым в жизни повезло гораздо меньше, чем мне.
В жизни для меня важнее постоянный challenge (вызов), чем комфорт. Поэтому дни, когда ничего не происходит, редки.
Необходимо, чтобы все осознали важность вложения в культуру: что лучше купить картину молодого художника, тем самым поддержав его, живущего, чем приобрести выставочный раритет. Молодой автор на эти деньги купит материалы и сделает еще работу. Коллекционер запускает непрерывный механизм. Лишь бы он помнил, что именно молодые художники меняют мир.
Текст: Лита Беловицкая
