"Год назад. Якутия.
Зимняя неспячка. Новобранцы.
Три часа ночи. Машина подвозит к самому входу. Но эти пять метров надо еще пройти. -38°С горло, не привыкшее к такому холоду сразу обжигает. Стараюсь не дышать, потому что даже дышать холодно. Пока достаю из машины рюкзак и увесистый пакет с рыбой, пальцы в перчатках успевают окончательно задубеть.
Влетаю в здание аэропорта и утыкаюсь носом в спины. Солдатики. Новобранцы. Форменная одежда их как будто пару часов назад еще лежала на складе.... Новенькая, как и они сами. У каждого в руках черная сумка с фирменным армейским логотипом. Пихаюсь и толкаюсь. Не от вредности и возмущения, а от охрененного холода. Автоматическая дверь не хочет закрываться, пока от нее не отодвинешься, а мой зад уже не мой, потому что от холода, который задувает в спину, я уже перестала что-либо чувствовать.
Несмотря на ночь аэропорт полон. Регистрируется рейс в Новосибирск, на который в любом аэропорту Дальнего Востока всегда много киргизов. Для них Новосибирск – транзитная точка входа в нелегкую жизнь трудового мигранта. На Владивосток очередь не большая, но застойная. Солдатики, прошедшие первые досмотровые врата, теперь строем в две шеренги стоят в середине зала, ожидая пока их командир зарегистрирует всех на рейс и сдаст в багаж коробки с сухпайками. Черные сумки у каждого в руках. Пока регистрируются они, ждем мы.... Следом подходит еще строй человек в 30. Почти все якуты. Мальчики, такие мальчики. Видно, что волнуются. Для некоторых это первый полет на самолете.
Рядом, но на расстоянии, переминаясь с ноги на ногу, стоят родители мальчиков. Их не много, но приехали ведь. Посреди ночи почти в сорокоградусный мороз. Мальчики стоят строем, родители толкутся рядом. Вроде вот они близко, а не подойти. Сразу вспомнилось "помаши маме". Регистрация пройдена. Сейчас их уведут уже на предполетный досмотр. Командир что-то говорит, дает инструкции...
Мужик, лет 50-ти, не выдерживает. Он с костылем на протезе, стоять ему было сложно, но кресел на первом этаже в зале вылета нет. И он стоял, ждал, терпел, надеялся что вот сейчас дадут мальчикам минуту, пару слов родственникам сказать. Но это армия, батя, и все прощания уже были, а сейчас служба. Он бросается к сыну, стоящему во втором ряду и начинает ему пихать в руку какой-то пакет. Что-то быстро-быстро говорит по-якутски. Сын в растерянности, он не знает как себя вести. Была дана команда смирно, и он должен стоять и слушать командира, но как оттолкнуть отца. Отца!
Мужик, видя что в руку вложить ничего не получается, начинает вырывать из рук сына сумку. Расстегивает ее, запихивает пакет. Костыль с шумом падает. Отец понимает что все, больше шанса засунуть сыну передачку не будет, так как прозвучала команда "нальво". Шумные киргизы замолкают и внимательно наблюдают. Из пакета вываливаются меховые варежки, что-то явно съедобное, замотанное в "Вечерний Якутск" (не реклама). Командир все видит, но не вмешивается и не возмущается, молчит, но уже набрал воздуха для "шагмарш". Сын не выдерживает. Я не понимаю, о чем они говорят. Только слышу "Агха, агха...". Он помогает отцу собрать все, что вывалилось с пакета. Поднимает костыль. Обнимает. У отца мокрые глаза. У меня тоже, и у киргиза рядом.
– У меня тоже сын в армии, — говорит киргиз. – Вернется, весной вместе полетим работать.
– Шааагмарш. — наконец то выдыхает командир. Шеренга пошла к досмотру...
В самолете было человек 15 гражданских остальные по форме. Рейс задержали на четыре часа, а такая фигня, всегда пробивает на поговорить
Мы с одним из командиров летели рядом
– Во Владивосток?
– Ага
– Или дальше?
– Или дальше
– Хорошие солдаты якуты?
– Идеальные. Объяснишь, что надо делать, будут делать. Без вопросов и нытья. Уважение к страшим абсолютное. Охотники опять же...
– Ругать не будете за отца с костылем?
– Да ну, наоборот. У каждого солдата должен быть такой батя, который ждет. Так что....
Зимняя неспячка началась для меня с отличной истории".