С с 4 по 6 октября во Владивостоке прошел второй этап образовательной программы "Благотворительные гастроли" московского благотворительного фонда помощи благотворительным организациям и социальным проектам "Нужна помощь". Участниками "гастролей" стали 33 руководителя некоммерческих организаций из городов Хабаровского и Приморского краев, Амурской области.
Фонды и общественные организации, принимающие участие в программе ведут на Дальнем Востоке России самые разные проекты: это и устройство детей сирот в семьи; развитие системы паллиативной помощи в регионе; поддержка семей, воспитывающих детей с тяжелыми нарушениями развития; спортивные проекты и поддержка людей с тяжелыми заболеваниями; социальное предпринимательство и развитие местных сообществ.
Мы поговорили с председателем Совета благотворительного фонда "Нужна помощь", а по совместительству директором информационного портала "Такие дела" Митей Алешковским о развитии благотворительности в России, вовлечении общества в решение социальных проблем, и взаимодействии НКО с органами государственной власти.
— Тебе 33 года. Как смотрят на тебя тети-дяди, которые занимаются благотворительностью гораздо дольше твоего. Мол, вот приехал молодой парень и будет нас учить, как правильно благотворительностью заниматься?
— Какая разница сколько мне лет? Разве это имеет значение? Единственное значение имеет то, что фонд, который я соучредил, собрал уже больше 1,5 млрд рублей. У нас на сегодняшний день более 80 подопечных фондов, мы работаем во всех регионах страны и результатом нашей деятельности становятся целые сектора внутри некоммерческого сектора, субсектора, которые выходят из небытия в стабильное состояние.
Организации, которые закрылись бы точно без нашего участия, люди, которые умерли бы без нашего участия, проблемы, которые никогда не были бы решены без нашего участия. Вот, что важно, ключевое и главное.
А возраст не имеет значение, как и цвет волос, разрез глаз. Если человека оценивать по возрасту и внешнему виду, то это поверхностное отношение, которое не имеет отношение к сути.
— Легко ли работать в этом секторе — благотворительности?
— Как и на любой другой работе, точно так же. Есть, конечно, помимо прочего, некоторые особенности, которые заключаются, например, в сложности социальной проблематики, когда ты работаешь с умирающими детьми – действительно, это не очень просто. Ответственность на тебе очень часто висит куда более большая. В целом, я не склонен считать, что благотворительность – это какое-то геройство, что-то особенное. Это норма, обычная ежедневная работа.
Тяжело ли работать врачом? Если не учитывать наших зарплат и больниц, то, наверно, в этом нет ничего геройского. Тяжело ли работать пожарным? Это норма, естественное явление, пожарные есть везде. Благотворительность, это такие же нормальные, естественные люди, которые работают в естественных условиях. А вот если их нет, то это не норма.
— В России мы уже пришли к тому, что благотворительность является профессией?
— Благотворительность уже давно является для многих профессиональной работой, наш сектор значительно профессионализировался за последние 5 лет. В этой сфере у нас произошел скачок, но этот скачок от 0 до 0,0000025. С нуля, конечно, расти проще.
Вопрос в том, что мы на общемировом уровне недоразвиты. Мы находимся в мировом рейтинге благотворительности где-то на уровне Того, Бурунди и прочих "сверхдержав". Число НКО в России не превышает числа НКО в каком-нибудь не самом большом штате США, например, в Айове.
50% фондов находятся в Москве, еще 15% в Питере, остальные 35% тонким слоем размазаны по территории, где проживает большее количество людей, находятся самое большое количество проблем и меньшее число денег.
Если человек у нас заболеет онкологией, куда он пойдет? В государственную клинику лечиться? Понятно, что с ним там произойдет. В частную клинику? А на какие деньги он туда пойдет? Что с этим делать? Благотворительные фонды – единственная возможность сегодня у людей не умереть. И речь не только об онкологии, есть множество ситуаций и социальных проблем немедицинского характера.
НКО и благотворительных фондов не хватает сегодня как воздуха. И уровень их профессионализации оставляет желать лучшего. Он безусловно растет, но оставляет желать лучшего.
Митя Алешковский. Фото: Илья Табаченко, ИА PrimaMedia
— В таком случае, может, лучше меньше, но лучше?
— Нет, наоборот, чем больше, тем лучше. Чем больше организаций, тем больше конкуренция. Здоровая конкуренция. Тем будут больше они друг у друга учиться, развиваться, тем будут больше проблем решать, опыта совместно накапливать, больше профессионализма генерировать, больше людей будут вовлечены в благотворительность. Минусов нет вообще.
— Но очень часто бывает, что когда речь заходит о благотворительных фондах, мнения носят негативный характер. Почему у людей такое отношение?
— Естественно. Потому, что люди не знают про фонды, их мало, люди не знакомы с их работой, не видят их результатов, не понимают, как это работает, считают, что фонды непрозрачны, неэффективны, мошенники. Для них это новое. Конечно, возникает диссонанс.
Это легко преодолеваемая проблема, которая решается с помощью повышения прозрачности и эффективности. Будет больше фондов, будет решаться больше проблем, люди будут видеть еще больший смысл, проблема решится сама собой. На счет этого я не волнуюсь.
— Ментальность населения в отношении жертвования денег, как с этим работается?
— Прекрасная ментальность у наших людей. Хотя, нет, я перегнул. Люди с радостью помогают.
Русский человек, в широком понимании слова, обожает помогать, мы это видим по трагедиям – Крымск (наводнение в Краснодарском крае в 2012 году. Число пострадавших — более 34 тысяч человек, по официальным данным погиб 171 человек. Сильнее всего пострадал город Крымск, — прим. ред.), наводнение на Дальнем Востоке в 2013 году, сбор денег для Жанны Фриске.
Русские люди обожают помогать, они понимают смысл участия и помогают всей страной, без оглядки.
Проблема в том, что эта помощь спонтанна и не слишком осознанна, не очень эффективна. Качество самой помощи, причины, почему люди помогают и зачем, над этим всем нужно работать.
Чем лучше, осознанней будет участие человека в жизни собственной страны, тем быстрее и эффективнее будут решаться проблемы, тем быстрее мы выстроим качественное гражданское общество, институт решения этих проблем.
Пока люди относятся к этому как "шел мимо нищего, кинул монетку" — никаких серьезных проблем мы не решим. Люди воспринимают "нищего", как того, кто решит проблему, с жалостью относятся, сверху смотрят.
Благотворительные фонды – организации, которые системно решают гигантские вопросы, общегосударственного уровня, общемирового уровня. Это совсем не "нищие". Это инструмент, который может свернуть любые горы.
— Какие причины у людей, для того, чтобы пожертвовать некоторую сумму?
— У каждого свои мотивы для пожертвования. Но мы входим в такую благотворительную эру, когда основным мотивом является результат, влияние на проблему. Самое главное это, и оно становится важнее всего.
Много причин – душа болит, жалко кого-то, вспомнили про бабушек и дедушек, которых они обделили вниманием. Но все это дальше будет сильнее сдвигаться к результативности.
Сегодня благотворительные организации показывают настолько высокую результативность в решении социальных проблем, что это снесёт все остальные мотивы.
Люди видят, что единственная возможность что-либо изменить – поддержать какой-то благотворительный фонд. Это единственный метод.
Политический метод? Нет, у нас нет выборов, не мне вам рассказывать. Экономический? Не может, бизнес зажат налогами, санкциями, кризисом, да и нет задачи у бизнеса решать социальные проблемы, они деньги зарабатывают.
Кто остается? Мы сами. Это последняя надежда что-то изменить. Бери лопату и копай – от забора и до обеда. Всё, что мы можем сейчас сделать, это использовать те инструменты, которые нам доступны.
Существует такая теория, обожаю ее, теория социальных изменений, по которой, чтобы серьезные социальные изменения произошли в стране, в любом объединении, нужны три фактора – политическая воля, организационная инфраструктура, ангажированные граждане.
Два последних пункта при отсутствии политической воли создают эту волю. Этот пример работает везде, во всех политических, экономических конъюнктурах, в любое время. Если сейчас жители Северной Кореи объединятся ради условного фонда и демократии, то в Северной Корее демократия будет. Вопрос в том, что они не объединятся по разному ряду причин. Но это работает именно так. И любых результатов можно добиться именно такими способами.
В России это работает. Простой пример, как в Москве начали пускать в реанимации людей. Это прямой результат того, как ангажированные граждане начали поддерживать организационную инфраструктуру – фонды "Вера", Фонд Константина Хабенского, "Подари жизнь", и моментально появилась политическая воля – без революции, без посадок, без криков, без жертв.
Общество взрослеет, эволюционирует и объясняет – нам важно, чтобы эти проблемы решались. Когда власть поймет, что население само строит, например, детские сады, они поймут, что необходимо строить эти сады.
Митя Алешковский. Фото: Илья Табаченко, ИА PrimaMedia
— Противодействия власти обществу не будет. Не почувствует власть угрозу?
— Какого противодействия? Противодействия большинству не будет. Власть популистична. При чём тут угроза?
С первого дня существования нашего фонда, нас все всегда спрашивали – вы не лезете в политику? Мне кажется, на сегодняшний день мы доказали, политика – не то, чем нужно заниматься в нашей стране, не то, чем нам интересно заниматься. Политика не дает результатов. Это не то, ради чего мы работаем.
Мы работаем с любой властью, для нас не важно, кто сидит в администрации. Мы будет работать с любыми людьми, которые будут помогать решать нам социальные проблемы. А мы будем помогать им решать эти проблемы.
Мы работаем с людьми и для людей. А власть, в идеале, это люди, которые поставлены людьми для людей. То, что сегодня это не совсем так или совсем не так – проблема. Но мы воюем со смертью, а не с этой проблемой.
Фонды – те, кто находится на передовой войны со смертью, безнадёгой, несчастьем, апатией. Мы не пытаемся захватить власть.
Одна из главных проблем, с которой мы сталкиваемся сейчас как общество, заключается в том, что по какой-то причине мы отождествляем государство и власть.
Государство – это не власть, это мы с вами, все общество, организации, субъекты Федерации, граждане. Власть – это лишь те, кто этим государством поставлены управлять.
Как только ты начинаешь смотреть на этот вопрос так, то сразу начинают задаваться другие вопросы. Зачем платить налоги своему государству? Потому, что государство – это и есть мы. Ты платишь не власти, а государству, себе.
Почему кто-то может позволить себе летать на частном самолете за счет налогов? Этот вопрос надо задавать. Он не должен этого делать. Почему кто-то может позволить себе золотой унитаз? Не должен этого делать.
Мы должны учиться отстаивать свои интересы до конца, а не до того момента, когда власть сделала один шаг назад и два вперед.
— Благотворительный фонд может стать той политической силой, которая решит это?
— Нет. Благотворительный фонд не занимается политикой, он занимается общественными интересами.
Вы знаете какие-нибудь политические достижения за последние годы? Зачем лезть туда, если нет никаких возможностей.
Да, есть возможность озолотиться, увеличить свою значимость, решить себе вопрос с пенсией. Но реальность-то изменить как?
Есть огромное количество чиновников, которые хотели бы, но не могут ни черта изменить.
Мне политика потому и не интересна, она не дает возможности решить серьезные проблемы. Есть политическая воля, но это совершенно другая вещь.
Для решения социальных проблем с помощью общества, для этого общество должно развиваться. Больницы не могут стать политической организацией, но врачи могут потребовать политических изменений.
Каждый человек должен быть заинтересован в политике, ходить на выборы, если это имеет смысл, участвовать в общественной жизни своей страны, региона, города. Это обязательно нужно делать. Но это не равно участвовать в политике.
Митя Алешковский. Фото: Илья Табаченко, ИА PrimaMedia
— В развитии благотворительности, вы с какой проблемой большей сталкиваетесь – с системой или с людьми?
— У нас нет никакой системы в этом смысле. Есть какие-то динозавровые взгляды, подходы в работе фондов – я должен работать бесплатно, тратить пожертвованные деньги на аренду офиса аморально. Они везде есть.
Мы никак не оправдываемся. Для нас это пройденный этап. Мы объясняем, конечно, зачем и как мы работаем, из чего строится наше финансирование, но принципы базовые они неизменны.
Может, мы какая-то особенная организация, и нас поддерживают особенные люди, но я сомневаюсь. Нас поддерживают десятки и сотни людей, обычные, все понимают, что системная помощь в разы эффективнее адресной.
Мы стараемся менять систему решения социальных проблем, поддерживаем системные проекты, в этом наша уникальность. Проблемы – платить ли зарплату в благотворительности – нет. Такие проблемы есть только в тех организациях, которые не уверены в себе.
Давайте подумаем, платить ли зарплату врачам, должны ли сотрудники благотворительных фондов есть? Никто же всерьез не обсуждает эту проблему. Нужно платить, это очевидная вещь.
Нам бы хотелось оказывать куда больше помощи, влияния, решать больше проблем. Подумайте сами, мы финансируем 129 фондов по стране, десятки тысяч подопечных у этих организаций, но при этом легче жить не становится.
Да, мы решаем серьезные проблемы. Мы крупнейший финансовый донор московского детского хосписа. А что это значит? Для каждого ребенка, который нуждается в паллиативной помощи, который заболел онкологией, эта проблема в Москве решена. Этой проблемы сейчас нет, дети всегда получат помощь. Да их нельзя спасти, вылечить, но это не значит, что им нельзя помочь.
Таких проектов у нас 129 на сегодняшний день. Но проблем значительно больше.
Мы работаем как фонд фондов, мы поддерживаем проектную деятельность других фондов. Я не вылезаю из самолетов, я путешествую по стране каждую неделю, каждый раз я вижу, насколько страдает наше население от происходящего, насколько они плохо живут, насколько им больно. Безнадёга стала основным чувством жизни нашего населения.
Мне бы очень хотелось уменьшить эту боль. Но организаций, которые могли бы эффективно работать и справляться с этими проблемами не хватает, и людей, которые доверяли бы решение проблем этим организациям, не хватает.
Люди сидят на печи и ждут, когда кто-то другой, кого они называют государством, решит эти проблемы. А государство – это мы. Ещё раз, это в наших интересах.
У вас есть детский хоспис во Владивостоке? Это не в ваших интересах? Я живу в Москве, но это не значит, что не в моих интересах, чтобы во Владивостоке был детский хоспис, как и многое другое в Приморском крае. Люди должны понять, что это в их интересах, что они могут на это повлиять.
И речь совершенно не идёт о том, чтобы свергать власть. Власть будет делать то, что хочет большинство.
Митя Алешковский. Фото: Илья Табаченко, ИА PrimaMedia
— Звучит как прекрасная предвыборная речь. Когда пойдешь баллотироваться?
— В ближайшее время заниматься политикой я точно не намерен. Я не понимаю, зачем идти в политику, не верю в это. Всех туда несет.
Наша страна победившего патернализма, все считают, что за них все должны сделать, страна, в которой не верят в себя. А мы как раз и говорим – "эй, алло!".
Ни у кого же нет сомнений, что большинство поддерживает Путина, так пусть большинство и обратится – "Дорогой президент, мы хотим хорошие дороги, хорошие больницы", пускай оно об этом скажет. Но они ж сидят на печи и говорят между собой.
Это как все наши сказки – про золотую рыбку, про печку, про блюдечко с голубой каемочкой – наш русский эпос, который пересказывает русский менталитет. У нас самостоятельно думающего третьего сословия не было никогда со времен Новгородской республики. У нас общества, осознанно делающего, принимающего решения для будущего своей страны, не было никогда. Сейчас всё только зарождается. Сейчас уникальное время, мы можем повлиять на свою страну, развивать общество. Да, это долгий процесс, трудный процесс, тяжелый. Но это работа над собой.
У Бродского, когда он жил в Америке спросили, "Над чем вы сейчас работаете"? "В первую очередь, над собой," ответил он.
Нужно задавать себе вопросы— что ты конкретно сделал, чтобы твоя страна стала лучше. Дороги плохие? Ты что сделал для этого? Хоть одну жалобу на "РосЯму" написал? Постарался найти решение этой проблемы?
Можно дойти так и до всех остальных проблем. Думаешь один не повлияешь, позови соседа, позови весь подъезд. Так это и работает – осознание собственной ответственности, вот, его нам не хватает. Вот, главная проблема фонда.
Нам хочется, чтобы люди больше осознавали собственную ответственностью. Но они ждут, когда за них решат их проблемы. 27-й год идет новая Россия, и что, кто-то решал наши проблемы за эти 27 лет?
Новый кампус на Русском острове построили? Не мне вам рассказывать, что когда едешь по асфальтированной дороге по острову, внезапно упираешься в грунтовку. Упираешься туда, где вся эта красота заканчивается. И остров Русский там какой был, такой и остался.
— Если говорить о "Таких делах"... Журналистика в России еще осталась?
— Конечно. Одна из моих мечт, приехать в какой-то маленький регион, город и создать собственное региональное СМИ. Это же безграничное количество историй, контента, рядом со своими потребителями. Этот контакт настраивается очень хорошо сразу. Это уникальная возможность.
Но принято считать, что журналистика продажная профессия, к ней серьезно не относятся. И вообще, журналистика сейчас носится за просмотрами, лайками, репостами, политической конъюнктурой.
Но людям в стране пофигу, что там у них за бугром. Их беспокоит собственное будущее, что они будут есть завтра, как и где будут лечиться, куда отправят учиться своих детей, как соберут их в школу. Людей беспокоит их собственная шкура, их собственная жизнь. Ты можешь сколько угодно заливать им в уши, но человек – не дурак. Он живет в условиях, когда его делают дураком, но обычный человек прекрасно всё понимает и осознает.
Зайдите в любую деревню, найдите тракториста, и, конечно, вы сможете с ним обсудить массу геополитических вопросов. Но как только вы расспросите, что ему действительно важно в жизни, то он сразу объяснит, что у него маленькая зарплата или пенсия, в деревне ничего нет, и не работает. Он не будет говорить, что там происходит в Америке, его это не волнует.
Смысл возвращения в журналистику человека состоит в том, чтобы рассказывать о настоящих проблемах человека, о том, что в реальности происходит в нашей стране. Это и есть патриотизм, пробуждение осознанности.
— Есть какая-то программа по этому пробуждению?
— Пробуждение осознанности – это персональная ответственность за каждое действие. Вы даете человеку возможность решить какую-то социальную проблему, и он видит, что его действие может повлиять.
На выборах в Хабаровском крае во втором туре, пришло гигантское количество людей, такой явки никто не ожидал. Потому, что люди увидели, что от них что-то зависит. Они осознали, что они делают.
Когда ты относишься к человеку как к дурачку, он ничего и не осознает. А когда ты принимаешь его, даешь возможность влиять, тогда у него происходит эволюционное развитие. Я понимаю, что из чего строится, какая у меня ответственность, я вижу эффект. Если бы я не поддержал строительство больницы у себя в селе, своим рублем или горбом, больницы бы не было, и мой сосед бы умер. Это моя ответственность. Это элементарно. Повышение осознанности – понятная вещь.
— Не кажется, что "Такие дела" — это усугубленная реальность? В которой "всё плохо".
— Я не согласен. Это действительность, в которой мы живем.
Безнадёга? Так она такая и есть. У вас сколько хосписов, сколько онкобольных, профилактика какая? А по сердечно-сосудистым? А смертность? А как у вас с медициной на селе, с образованием на селе? Куда им ехать лечиться?
В Тюменской области я приехал в деревню и видел бабушку, которая 8 месяцев ждет, чтобы её социальные службы дали туалет. Переносной унитаз. 8 месяцев! Это ли не безнадёга?
У нас ракеты в космос летают, а в остальном все хорошо? Нет.
Пока наши бабушки и дети находятся в подобном состоянии, говорить, что у нас нет безнадёги, нельзя.
Конечно, есть и счастливые случаи. Но пока есть и другие случаи, людей, которые страдают, значительно больше. У нас в стране сотни тысяч сирот, людей, запертых в психдиспансерах. Они могли бы быть гражданами, а они заперты в этих тюрьмах, их там колют, чтобы они были "овощами", их кладут штабелями друг на друга.
Ценность человеческой жизни в России описывается одной фразой – "бабы новых нарожают". Это тоже не безнадёга? Не дайте себя задурить.
Солнышко на улице и так далее, это все внешние показатели, реальность описывается самыми сложными моментами.
О стране можно говорить по старикам, инвалидам. По слабым. Как у них дела? Никак. Ни перспектив, ни надежд почти нет.
Надежда у всей страны настроена на людей, что мы проснемся, что всё изменится, что кто-то нам чего-то должен. Никто вам ничего не должен.
Если есть обязательства перед вами невыполненные, их надо требовать. А вообще нужно встать и спросить, кому я что должен.
Нас всегда учили, что счастье, это наше "светлое будущее" где-то за горами. Всё чушь. Счастье – это процесс, это не точка в пространстве. Счастье – когда все работают одновременно, в первую очередь над собой.
Я не говорю про теорию малых дел, она ошибочна. Там не хватает осознанности. Только с осознанностью происходят социальные изменения, которые приводят к социальной революции. Эволюция становится революцией. Общество аморфно, бессознательно, это большая проблема.
Митя Алешковский. Фото: Илья Табаченко, ИА PrimaMedia
— Уровень цинизма повысился с началом работы в благотворительном фонде?
— Моя самая прокаченная мышца – это сердце, уровень эмпатии. Если бы я не был мега эмпативным человеком, ничего бы не получилось. Я всё прогоняю через себя.
Не хочу себя сравнивать с кем-то. Камикадзе осознанно идет на смерть. Эмпатия позволяет оставаться человеком. Пока в тебе живы человеческие чувства, ты можешь работать в благотворительности. Ты работаешь для людей.
Я очень многие моменты решаю без чувств, я умею отказывать. Это не значит, что мне его не жалко. Это то, чем я горжусь больше всего, что я остаюсь человеком в эпоху, когда оставаться человеком сложнее всего. Мне важно переживать о каждом.
Я не святой, я отвратительный во многих вещах, низкий, поганый, противный и глупый.
— И как живется после случаев, когда не получилось помочь?
— Грустно, но что поделать. Это тяжело. Очень больно. У меня нет ответа на вопрос, как восстановиться. Я обычно говорю – много пью и слушаю Егора Летова. Но это не самое серьезное решение. Идёшь и работаешь дальше.
Надо понять, что всех не спасёшь, что у тебя есть жизнь, своя семья. А у нас задача спасти всех.
Понимание, что спасёшь далеко не всех, приходит медленно и поздно. Инерционность процесса. Ты понимаешь, что нужно применить огромную силу, чтобы остановить те процессы, которые идут по инерции. Надо на это повлиять. Дальше всё будет быстрее. Просто старого мира больше не стало. Мы имеем возможность двигаться вперед.
— Благодарность от людей — для тебя это что такое?
— Это очень приятно. Когда приходят люди и говорят, благодарят. Но часто говорят спасибо и не разбираются за что. В этом смысле неприятнее всего.
Недавно было одно из серьезных душевных разочарований. Мой друг журналист Илья Азар. Мы задумывали наш проект НужнаПомощь.ру, мы это вместе обсуждали, с тех пор он смотрит, обсуждает, что мы сделали. И он несколько дней назад начал задавать вопросы о том, чем мы занимаемся. И я понял, что он ничего не знает про нас. Для меня это было грустно. Я думал, что все люди, которые рядом находятся, они-то должны знать. Но, к сожалению, многие не понимают.
Для меня благодарность, это когда человек понимает осознанно, за что он меня благодарит, понимает, что мы делаем. Мы слишком сложный фонд, слишком неестественный фонд для России. Мы пытаемся объяснить свою работу, но люди с трудом это понимают.
Мол, вы фонд фондов, зачем тогда помогать вам, если можно помочь сразу другому фонду. В целом, правильно. Но нужно понимать, что мы кровеносная система этих фондов, мы делаем так, чтобы они росли, чтобы у них знания. Чтобы, когда они пришли помогать твоему отцу, матери, ребенку, у них были возможности эту помощь оказать. Эти возможности дают люди с нашей помощью, нашими руками.
— Есть ли в системе благотворительности мнение, что я помогаю, значит я "равен богу"?
— Есть ли зазнавшиеся люди в системе благотворительности? Есть. Это же люди. Мы такие же как все. Благотворительность — это обычное занятие. В этом есть много специфического, но нет ничего божественного или героического. Мы подвержены всем процессам, недугам, как и остальные люди.
Но при этом нам нечего делить. У нас фондов не хватает. Должны быть тысячи фондов. Чем будет больше, тем лучше. У нас есть чёткое понимание, что мы не работаем для себя. Чем лучше всем, лучше и нам.
