Известный прозаик Андрей Битов, чуть не ставший нобелевским лауреатом, не раз бывал на Дальнем Востоке с различными задачами — от культурологических до правозащитных. 3 декабря 2018 года он скончался. В московском издательстве "ЭКСМО" вышел сборник воспоминаний о нем под названием "Битов, или Новые сведения о человеке", составленный Анной Бердичевской. Одним из авторов сборника стал Александр Колесов — глава владивостокского издательства "Рубеж", много лет друживший с Андреем Битовым. ИА PrimaMedia публикует воспоминания Колесова о встречах с Андреем Георгиевичем на страницах "Новой во Владивостоке".
Кто для меня Андрей Битов? Русский писатель, последний классик ХХ века, как и другие наши классики. Учителя называет ученик. Эта справедливая формула дает мне право сказать, что он — мой учитель. И главный собеседник на протяжении 30 лет. Мне посчастливилось приятельствовать, быть с ним на "ты", общаться с Андреем Битовым и в обеих столицах, и на Дальнем Востоке, где он был моим гостем добрый десяток раз. Мы познакомились в Центральном доме литераторов осенью переломного для Битова 1987 года, когда Андрей заново стал выездным, в очередной раз женился и набрал курс в Литинституте. Тогда же в журнале "Новый мир", в трех последних номерах за этот год — через девять лет после издания в США, в "Ардисе" — был впервые опубликован в России его легендарный "Пушкинский дом"...
Будучи питерцем по рождению, полжизни он прожил "меж двух вокзалов" — между Москвой и Петербургом. Московская же квартира на Красносельской была для него этаким логистическим хабом, о чем свидетельствовал всегда присутствующий в прихожей видавший виды чемодан… А на излете 90-х Владивосток стал едва ли не третьим по ранжиру российским городом, куда писатель мог прямиком наведаться из Нью-Йорка или Берлина. Разумеется, всякий раз имея для этого весомую причину.
Мандельштамовский сюжет
Летом 1997-го состоялся первый приезд Битова во Владивосток. По дороге из аэропорта мы с ним заехали к моему товарищу, скульптору Валерию Ненаживину — нам с Валерием было, что показать гостю. Во дворе мастерской, прямо напротив калитки, стояла скульптура Мандельштама, сделанная из железобетона. Портрет в рост. Потрясенный Битов мне заявил: "Мы должны с тобой обязательно поставить этот памятник Осипу…"
В феврале 2001 года в эссе "Текст как поведение (Воспоминание о Мандельштаме)" он напишет: "Здесь, в тесном дворике, в толпе пограничников и горнистов, я видел подлинного Мандельштама! Предсмертный, он вытянулся к квадратику неба, гордо задрав свою птичью голову, поднеся задыхающуюся руку к замолкающему горлу…" (этот текст был написан в Берлине, впервые опубликован в Тихоокеанском альманахе "Рубеж", а затем вошёл в самый полный том эссеистики Битова "Пятое измерение", который мы издали во Владивостоке в 2007 году — к 70-летию писателя).
В это трудно поверить, но уже через год вопрос был решён. На открытие памятника 1 октября 1998 года президент Русского Пен-центра Андрей Битов приезжает во Владивосток с директором Пен-центра Александром Ткаченко. И вот мы мчимся на моём "Субару" по проспекту 100-лет Владивостоку и сворачиваем за бывший кинотеатр "Искра". Здесь, недалеко от места бывшего пересыльного лагеря, где погиб поэт, мы должны открывать первый в мире памятник Осипу Мандельштаму. Битов в чёрном костюме и белоснежной рубашке, что придаёт особую торжественность моменту… И тут нам преграждает дорогу некий залихватский прораб и на доходчивом русском мате объясняет, куда именно мы должны "свернуть", поскольку его бригада делает ямочный ремонт дороги за час до приезда мэра. Странно, но Андрей не возмутился. Он рассмеялся. А к памятнику мы попали раньше городского начальства. Потом местная дворничиха проникновенно скажет, обращаясь к нам с Битовым: "Сынки, я Эмильича в обиду не дам!" А живший неподалёку поэт и рок-музыкант Саня Демин (Дёма) торжественно разлил по стаканчикам уссурийскую настойку… Дворничиха свое обещание выполнить не смогла. Через три года мы с Битовым будем заново открывать на том же месте памятник великому поэту — та же скульптура, на этот раз отлитая в чугуне. Первый монумент изуродовали вандалы... Между прочим, нержавеющую сталь для нового постамента мы купили тогда вскладчину с американским бизнесменом и большим любителем русской литературы Майклом Алленом, вице-президентом сахалинского филиала "Эксон Мобил".
Стоял холодный ноябрь. Битов прилетел на открытие прямиком из Америки в тулупе ирландского полицейского. Увидев памятник Осипу на блестящем стальном постаменте рядом со Сбербанком, он изрек: "Поэт на сейфе". Эта реплика, как и вся эпопея с памятником Мандельштаму, войдет в замечательный фильм владивостокского режиссёра Глеба Телешова "Шум времени".
По странному стечению обстоятельств, сегодня во Владивостоке установлены, по сути, два совершенно одинаковых памятника Осипу Мандельштаму одного и того же скульптора, оба в университетских кампусах: один недалеко от центра, другой — на Русском острове (после очередного покушения вандалов памятник перенесли из сквера на Столетия в сад у ВГУЭСа; позже в кампусе ДВФУ установили копию той же самой ненаживинской скульптуры. — ред.).
Андрей Битов, Александр Колесов, Александр Ткаченко, Владивосток. Фото: Из архива Александра Колесова
Правозащитная деятельность
В первый приезд Андрея Битова во Владивосток мы отправились вдвоём на аудиенцию к мэру в госпиталь Тихоокеанского флота, где под предлогом болезни мэр Виктор Черепков "прятался" от губернатора Евгения Наздратенко. Между ними тогда разворачивалась самая настоящая война. Наш разговор проходил в госпитальной палате, мэр с порога поведал нам, как на него покушались, и он чудом остался жив… Битов спокойно выслушал и предложил Черепкову: "Виктор Иванович, ПЕН поможет вам написать и издать об этом книгу..." Андрей, питерский, якобы отстранённый от мира интеллектуал, на моих глазах не раз вёл себя как должно президенту Русского Пена, — международной писательской и правозащитной организации. Так было и во время эпопеи, связанной с освобождением редактора отдела газеты Тихоокеанского флота "Боевая вахта" Григория Пасько. Шел показательный процесс. Прокуратура ТОФ обвиняла Пасько в шпионаже в пользу Японии. Благодаря мужеству и бульдожьей хватке Саши Ткаченко и выдержке Андрея Битова Русский ПЕН-центр смог тогда в самый последний момент вытащить Пасько из тюрьмы. В общем, появление у нас на Дальнем Востоке писателя Андрея Битова — это был в самом широком смысле и правозащитный, и мандельштамовский сюжет, увенчавшийся через год первым в России памятником поэту и зэку.
Открытие памятника Мандельштаму по неслучайности совпало тогда с другим важным событием в литературной жизни Владивостока. По инициативе Андрея Битова был образован Дальневосточный филиал Русского ПЕН-центра — Владивостокский ПЕН-клуб, и нескольким счастливчикам, среди которых были Виктор Пожидаев, Юрий Кабанков, Александр Лобычев, Максим Немцов и ваш покорный слуга, вручили новенькие членские билеты. Праздновали торжественно в Галерее современного искусства "Артэтаж" у Александра Городнего.
Восточные рубежи
А на следующий год, уже под эгидой Русского ПЕН-центра, по приглашению Союза писателей провинции Хэйлунцзян, с Битовым и Ткаченко мы отправились в Харбин, где встретились с китайскими писателями и впервые подписали договор — между издательствами "Бэйфан" и "Рубеж" — об издании в Китае переводных книг современных российских авторов. Этот проект затеял мой дорогой друг, профессор Хэйлунцзянского университета и известный переводчик Диао Шаохуа, к сожалению, ныне покойный. За несколько лет до этого мы познакомились с ним на почве взаимного интереса к литературе и истории дальневосточной российской эмиграции. Диао Шаохуа перевел на китайский "Остров Сахалин" Антона Чехова, "Мастера и Маргариту" Михаила Булгакова, романы Сергея Клычкова, "Мелкого беса" Фёдора Сологуба... Помнится, в один из моих приездов профессор пришел в отель и, достав блокнот, стал сверять со мной значение неологизмов из сологубовского романа, а, поймав мой недоуменный взгляд, воскликнул на хорошем русском: "Саша, Китаю давно пора познакомиться с лучшими произведениями Серебряного века!" Диао Шаохуа и Андрей Битов при первой встрече в Харбине сразу же сошлись в дружеской беседе. Очень плодотворной. Незадолго до своего ухода Диао Шаохуа выпустил в Харбине сразу две уникальные книги: библиографический указатель по литературе русского Китая и весьма объемный "Энциклопедический словарь русской литературы ХХ века" — такого полного и политически не ангажированного издания в России нет до сих пор.
Перед отъездом в Харбин нам с Андреем необходимо было составить для китайских коллег рекомендательный список из 15–20 имен нынешних российских прозаиков. По предложению Битова, каждый из нас написал свой перечень писателей, и, когда мы положили оба списка рядом и сравнили, то они, к нашему искреннему удивлению, совпали на 90 процентов. Андрей был очень увлечён играми такого рода — связанных с именами, цифрами и словами (вспомните его "О — цифра или буква"!) Но в этом случае нас обоих порадовал результат — мы с Андреем совпали в литературных оценках. Совпасть с Битовым в оценках современной литературы! Это уже не игра...
В начале 2000-х мы с поэтом Иваном Шепетой по линии Владивостокского ПЕН-клуба занимались проведением Тихоокеанских творческих встреч. После развала Советского Союза известные писатели перестали приезжать в наши края. Дальний Восток стал для них уж слишком дальним. Мы решили приглашать литераторов сами — нам хотелось вернуть для наших читателей утраченную возможность прямого общения с ведущими представителями современной российской литературы. В сентябре 2007 года в компании с поэтом Сергеем Гандлевским и прозаиком Игорем Клехом на Тихоокеанские творческие встречи прилетел Андрей Битов. После насыщенной программы встреч во Владивостоке мы отправились за 200 километров на юг, решив показать нашим гостям одно из красивейших мест Приморья — Дальневосточный морской заповедник, полуостров Гамова и бухту Витязь. Там, на веранде гостеприимного дома энтомолога Юрия Чистякова, под добрую хозяйскую настойку, состоялся самый грандиозный разговор из всех, в коих когда-либо довелось мне участвовать, — о литературе, природе и человеке… Битов был в ударе, но и собеседники были ему под стать. Мы просидели за большим столом, под сенью монгольского дуба далеко за полночь. Кроме писателей Сергея Гандлевского, Игоря Клеха и Александра Лобычева, там были еще — два моих старших товарища — ровесник Андрея, знаменитый дальневосточный рыбак, капитан-директор плавбазы "Алексей Чуев" Анатолий Семашко и известный наш антрополог, профессор Дальневосточного университета Анатолий Кузнецов. И сегодня остается только сожалеть, что я тогда не догадался включить диктофон...
Не/осуществленные замыслы
Помню, как мы с Андреем Битовым были изумлены, когда вдруг в одночасье стали земляками… Я родился на Кавказе, а Андрей давно хотел выяснить происхождение своей фамилии. Мы даже как-то, возвращаясь на электричке с его дачи в Сиверской, сошли в Гатчине, чтобы по метрическим книгам в тамошнем храме по линии деда попробовать распутать битовскую родословную. И вот, кажется, в 2005 году Битов вместе с Сергеем Соловьёвым побывал в Ханты-Мансийске на кинофестивале "Дух огня". И там, на Крайнем Севере, Андрей неожиданно встретил своих черкесских родственников — Битовых из Адыгеи. Обрадованный, он тут же помчался к ним в Майкоп и даже задумал новую, автобиографическую книгу. Об этом замысле, к сожалению, неосуществленном, Андрей мне потом подробно рассказывал.
В мастерской Валерия Ненаживина (слева)
…Во второй половине 1990-х, на пике противостояния между правым и левым лагерями российских писателей, мы с Битовым сошлись во мнении, что очень важно организовать прямой диалог между ними, и Андрей, без долгих размышлений, вызвался сесть перед телекамерами за один стол с Валентином Распутиным. Оставалось только заручиться согласием Валентина Григорьевича. Как оказалось, у них было много общего: будучи одногодками, Распутин и Битов одновременно и одинаково успешно входили в литературу, симпатизировали друг другу и даже какое-то время довольно близко общались… Увы, но такой разговор не состоялся — ни тогда, ни позже. Битов был легок на подъем и всегда с готовностью откликался на мои порой весьма авантюрные идеи. Все три десятка лет нашего общения меня не переставала удивлять в Битове его почти юношеская увлеченность тем или иным делом и отзывчивость на просьбы людей и события, казалось бы, напрямую его не касающиеся. Так было и с нашим многотомным проектом — "Антологией литературы Дальнего Востока". Битов первым горячо поддержал его и вместе с основоположником нивхской литературы Владимиром Санги подписывал все письма, которые мы рассылали губернаторам региона. Андрею особенно пришлось по душе наше с эссеистом Александром Лобычевым и директором Дальневосточного филиала Фонда "Русский мир" Александром Зубрицким намерение составлять все 15 томов антологии "по гамбургскому счету" — без дружеских и конъюнктурных предпочтений. "Величие замысла может выручить", — скажет он тогда. Битов любил эту фразу Иосифа Бродского и часто ее вспоминал.
По-настоящему, то есть на постоянной и литературной основе свел и подружил нас с Андреем Битовым мой Тихоокеанский альманах "Рубеж". Битов сразу его оценил и на протяжении многих лет принимал самое активное участие в работе редакции, а на одной из презентаций громогласно заявил: "Рубеж" уникален, потому что нет другого издания в стране, которое обнимало бы столь обширную географию и погружалось бы на такую историческую глубину, начиная с поэзии древнего Китая… (В качестве высокого примера Андрей хотел подарить мне все четыре номера журнала "Русский современник", выходившего в Ленинграде в 1924 году — "лучшего толстого журнала всех времен". Но в воровские 90-е этот драгоценный комплект у него умыкнули…) Андрей Битов состоял в редколлегии и всячески помогал и поддерживал издание альманаха, охотно давая для первой публикации свои новые тексты. Некоторые из них, как, например, эссе о своем близком друге Гранте Матевосяне, он написал специально для "Рубежа". Битов публиковался почти в каждом номере нашего владивостокского ежегодника, и всякий раз было понятно, что это по-настоящему важно не только для нас, но и для него. Во многом именно благодаря поддержке Андрея "Рубеж" стал широко известен в России и далеко за её пределами. С легкой руки Битова альманах перезнакомил меня со многими известными писателями и славистами — по сути, со всем белым светом...
В середине 90-х Андрей Битов был приглашённым профессором Нью-Йоркского университета, и в 1995 году мы с ним решили позвать во Владивосток Иосифа Бродского. Если Иосиф не даёт своего согласия приехать в Петербург, рассудили мы, то, быть может, он согласится вернуться на родину с ее восточной имперской окраины… Андрей взялся переговорить с Бродским, и мы направили Иосифу официальное приглашение. Как раз тогда жена культуролога Соломона Волкова Марианна, известный в Америке фотограф, неотступно следовала в Нью-Йорке за Битовым, и её фотографиями широко проиллюстрировано американское издание его книги "Жизнь без нас". Так вот, на одной из фотографий Марианны запечатлено мое письмо Бродскому, отправленное по факсу, полученное накануне и лежащее поверх других бумаг на профессорском столе Андрея Битова.
Как потом рассказывал Битов, Иосиф Бродский неожиданно увлёкся идеей приехать во Владивосток и дал свое принципиальное согласие, но 28 января 1996 года осуществлению нашей затеи помешала его скоропостижная кончина.
Чеховским маршрутом
Андрей Битов на встречах с читателями нередко говорил о том, что своим присутствием в русской литературе он обязан великим предшественникам — Чехову, Платонову, Мандельштаму, Заболоцкому… Как-то Андрей поделился со мной своей мечтой посетить на Сахалине те места, где в 1890 году побывал Антон Павлович Чехов. Это послужило основным толчком к тому, чтобы я нашел спонсора и в августе 2002 года организовал Сахалинскую экспедицию. Сегодня стоит назвать всех участников экспедиции, тем паче, что некоторых уже нет с нами. Помимо Битова (на специально выпущенной по случаю визитке он именовался "главным писателем экспедиции"), в ней приняли участие: замечательный поэт из Иркутска Анатолий Кобенков, сахалинский историк и археолог Михаил Прокофьев, краевед из Хабаровска, в прошлом геолог и знаток северного Сахалина Виктор Ремизовский, кинорежиссер Глеб Телешов, звукооператор Антон Шепшелевич из Владивостока, а также два иностранца — фотограф и путешественник Лев Рухин из Лос-Анджелеса и известный итальянский кинематографист Томмазо Моттола — это был его первый приезд на российский Дальний Восток, но потом он еще много раз побывал в наших краях. Талисманом экспедиции была битовская "Книга путешествий". Она тоже странствовала с нами по острову в моём рюкзаке и "тайно двигала наш сахалинский сюжет"… На острове полмесяца напролёт шли проливные дожди, а в день нашего прилёта в Южно-Сахалинск они вдруг резко прекратились. Когда на пресс-конференции островные журналисты спросили меня как "начальника экспедиции", зачем мы пожаловали на Сахалин таким солидным составом, я, не раздумывая, выпалил: "Мы хотим заглянуть в душу острову". Наша группа на машинах и вертолете намотала на родном для меня северном Сахалине (я там вырос, там окончил школу) многие сотни километров. Мы увидели своими глазами, как трудно живётся сахалинским нивхам (о чем Битов не преминул сказать при встрече губернатору Игорю Фархутдинову), изрядно всполошили своим визитом тамошнее руководство "Роснефти", сняли фильм о своём путешествии и собрали материал для книги о Сахалине. И вот Андрей Битов и все мы наконец-то увидели заброшенный поселок Дуэ, где Антон Павлович Чехов 11 июля 1890 года с борта парохода "Байкал" высадился на сахалинский берег. Миша Прокофьев нашёл в экспедиции подтверждение некоторым своим историческим гипотезам… Лёва Рухин на одном дыхании расстрелял все сто слайдовых пленок, что были в его распоряжении… И Глеб Телешов, кажется, ни на минуту не выпускал из рук свою видеокамеру… Толя Кобенков позже напишет несколько замечательных стихотворений… А Томмазо Моттола безоглядно и навсегда влюбился в Сахалин и задумал снять фильм о пребывании на острове Антона Павловича Чехова…
Помню последний день экспедиции. Мы провели его на северной оконечности острова — в устье реки Пильво, на полуострове Шмидта. Томмазо, как завороженный, весь день просидел на галечном пляже, облокотившись на огромное бревно, выброшенное штормом, и вперившись взглядом в безбрежное Охотское море. А Андрей моим острым швейцарским ножом "первый раз в жизни" по-мальчишески решительно вырезал на серой, продубленной ветрами поверхности стола рыбацкого стана: "А. Битов".
"В 2002 году мне выпал шанс повторить чеховский маршрут, с одной принципиальной разницей: я не доехал до Сахалина, а долетел, — не месяц в пути, а несколько часов. И проехал я Сахалин навстречу Чехову — не с севера на юг, а с юга на север, и не на лошадях, а на вездеходе. Дорог не было, как и при Чехове… Я сидел в кабине с водителем, меня везли бережно, как яичко, однако путешествие считалось экстремальным… Нивхи понравились мне больше всего: они были по-чеховски интеллигентны, эти язычники и охотники…" Эссе "Мой дедушка Чехов и прадедушка Пушкин (Автобиография)" Битов начал писать ещё в привокзальной гостинице Южно-Сахалинска, в первую же ночь после нашего возвращения из экспедиции.
Это было незабываемое путешествие для каждого из нас. Битов терпеливо сносил все невзгоды, шутил даже тогда, когда 200 километров мы "плыли" девять часов на вахтовом "Урале" из Ноглик в Оху по абсолютно расквашенной после дождей дороге. Этот питерско-московский человек не только справлялся с обстоятельствами, но и подзаряжал всех нас странной весёлой энергией. А ведь Андрей в экспедиции постоянно подкашливал, хотя я его достаточно хорошо экипировал. Потом оказалось, что уже тогда он начинал бороться со страшной болезнью, раком гортани. Но — справился, за два года победил ее! Он был настоящий боец. Андрей Георгиевич Битов... Оригинальнейший, глубокий и свободный мыслитель. Тончайший русский писатель. Сколько-нибудь похожего на Андрея собеседника у меня никогда не было и уже не будет. "Битов — умный. Мало писателей, о которых это скажешь, — напишет однажды Петр Вайль. — Одаренных — намного больше. А вот чтобы талант и ум вместе — редкость". И это правда. Битовская книга эссеистики "Пятое измерение: на границе времени и пространства" — одна из самых умных и талантливых книг о литературе за последние полвека как минимум...
Он умел дружить, умел работать, совершать неожиданные, яркие и смелые поступки. Ему было у нас ХОРОШО. Все по плечу. Он любил Дальний Восток и неоднократно признавался в этом. В октябре 1998 года, сразу после установки во Владивостоке памятника Осипу Мандельштаму, он сказал в интервью "Литературной газете": "В столицах человек как-то снивелирован, а ТАМ проявляется в чистом виде…"
У нас с Андреем Битовым, как всегда, были совместные планы. Им теперь уже, увы, не суждено будет сбыться. Но и то, что он у нас успел сделать, сказать, написать, прожить — оставило глубокий, отчетливый след. Главное теперь — не забыть. И — передать... причём именно в открытое им Пятое измерение. В измерение внутреннего мира человека и памяти, которую он считал главным свойством всех живущих.
