6-9 октября во Владивостоке состоится V фестиваль "Литература Тихоокеанской России" — крупнейшее литературное событие на Дальнем Востоке. На этот раз мощнейший писательский, поэтический и издательский десант высадится на берега Японского моря в буквальном смысле: предполагается, что все мероприятия юбилейного фестиваля пройдут на Спортивной набережной. Редакция ИА PrimaMedia решила не дожидаться осени, а прямо сейчас начать актуальные диалоги, посвященные сегодняшней русской литературе.
Итак, первый гость онлайн-салона ЛиТРа — главный редактор литературно-художественного журнала "Дальний Восток" Александра Николашина. Ее собеседник — обозреватель ИА PrimaMedia, поэт и журналист Александр Куликов.
Есть ли литература на Дальнем Востоке?
— Александра Викторовна, для начала позволю себе перефразировать один хрестоматийный вопрос и задать его следующим образом: "Есть ли литература на Дальнем Востоке?" Понимаю, что на него можно ответить по-разному, в том числе буквально одним словом. Но даже в этом случае, как мне кажется, ответ должен быть обоснован. И даже так: именно в этом случае ответ должен быть обоснован. Я прав?
— Конечно, правы. Могу рассказать по этому поводу одну байку. Жил когда-то в Хабаровске исключительно эрудированный человек — публицист, краевед, редактор Виктор Сергеевич Шевченко. И однажды директор Хабаровского книжного издательства Кирюхин предложил ему должность главного редактора в означенном издательстве. Тот согласился... Через год положил на стол заявление об увольнении со словами: "Не могу больше быть главным редактором! На Дальнем Востоке нет литературы". Помимо эрудированности его отличала еще и исключительная принципиальность.
Но я, проработав десять лет главным редактором журнала "Дальний Восток", могу сказать иначе — на Дальнем Востоке есть литература. По-настоящему талантливых авторов немного, но они есть, и без них литературный мир России был бы неполон. Кстати, и во времена Шевченко, в прошлом веке, они тоже были: достаточно вспомнить Александра Дракохруста, Юрия Шевчука, Виктора Еращенко. Эти имена и сейчас все помнят.
Конечно, нам легче: "Дальний Восток" — общероссийский литературный журнал, поэтому у нас печатаются не только местные поэты и прозаики, но, можно сказать, все авторы, которые пишут на русском языке, а живут где угодно. Даже в Чили.
Особенно это касается поэтов. Поэтическая планка в журнале очень высока. У нас публиковались почти все известные современные русские поэты. Тем не менее, почти в каждом номере есть подборка стихов кого-нибудь из дальневосточников. И они ничуть не теряются в общем хоре.
ДВ-литература на ЛиТР-2019: "В одном поезде в разных направлениях" Как консолидироваться дальневосточным авторам и надо ли это делать, поспорили на круглом столе "Современная литература Дальнего Востока"
— Я не большой сторонник составления неких топов, списков по ранжиру или, может быть, даже по алфавиту. Но помните, как в советское время было принято выстраивать авторов в шеренгу по республиканскому и географическому принципу: Дагестан — Расул Гамзатов, Калмыкия — Давид Кугультинов, Туркмения — МирзоТурсун-заде, Сибирь — Валентин Распутин, Дальний Восток — Лев Князев, например. Потом вся шеренга кочевала из одной отчетно-юбилейной публикации в другую. А то, что были и другие, интересные авторы, никого не интересовало. Сейчас, между прочим, что-то подобное тоже имеет место быть… Тем не менее, не могли бы вы составить свой топ дальневосточных поэтов. Не для отчета, а для души. Чтобы знали, как говорится…
— Могу. Я уже говорила — Шевчук, Еращенко. Это — прошлый век. А из современных поэтов на первом месте я бы — не сочтите за лесть — обозначила вас. Это не значит что, допустим, Юрий Кабанков менее интересен. Он, безусловно, очень сильный поэт. Просто ваше видение мира и ваша поэтика мне ближе. Могу еще назвать Романа Хе (Сахалин), Владимира Нечаева (Камчатка), хабаровчан Андрея Земскова (он сейчас живет в Словакии, но мы его все равно считаем своим), Елену Добровенскую. Но помимо этих авторов, которых я выделяю особо — только для себя, в силу своего субъективизма, в каждом крае и области есть еще по крайней мере пять-шесть человек, достойных называться поэтами. Это немного, но зачем много?
— Среди авторов "Дальнего Востока" немало известных русских поэтов, живущих за пределами Дальнего Востока. Кого бы вы могли назвать?
— Вадим Жук, Олег Горшков, Эд Побужанский, Ольга Аникина, Ольга Ермолаева, Сергей Сутулов-Катеринич и многие-многие другие. А как не вспомнить Майю Шварцман из Бельгии? Я очень любила ее стихи. А Игоря Царева мы напечатали первые в стране. До этого он только в сетевых журналах появлялся. Авторов по всему миру у нас ищет и находит Елена Роальдовна Добровенская. Сильная поэзия в "Дальнем Востоке" в основном ее заслуга. Возможно, свою роль сыграло также наше присутствие на международном сайте "Мегалитэ" и в "Журнальном зале". Мир поэтический тесен, и слава распространяется быстро — как худая, так и добрая.
— Как вообще получилось так, что "Дальний Восток" стал общероссийским журналом?
— Российским литературным журналом "Дальний Восток" стал называться в 1993 году — после развала СССР. До того, начиная с 1948 года, он входил в число советских "толстых" журналов и именовался "ежемесячным литературно-художественным и общественно-политическим журналом". Этого статуса для своего детища добился главный редактор Николай Рогаль, человек необычайно энергичный, пробивной и обладавший большими связями в правлении Союза. Такова вкратце наша история.
Море, человек, судьба: книжные новинки приморских писателей на ЛиТРе Аудитории представили путеводитель по Эгершельду, повесть для подростков и рассказы о взрослых
— Когда вы делаете очередной номер, вы просто делаете номер из того, что удалось собрать, или делаете номер, который, по вашему мнению, будет интересен и вам, и читателям, или делаете номер, который в какой-то мере формирует литературный процесс?
— Номера складываются по-разному. Первый и пятый номера мы собираем долго, тщательно и придирчиво. Первый — потому что это своего рода витрина, программа на год. А еще в нем почти всегда много дебютов: новых интересных авторов мы приберегаем для начала года. Правда, в этом году с дебютами сложилось не очень удачно, хороший рассказ, на мой взгляд, только один — Виктории Мухопад из Барнаула "Дом без надежд". Зато здесь прекрасная публицистика: документальная повесть Романа Романова "Белый театр: история выживания искусства в провинции" и очерк Сергея Золотухина "Год катастрофы амурских лососей". А раздел поэзии открывает ваша подборка "Отзимки".
К пятому номеру у нас тоже особое отношение, поскольку его выход совпадает с днем рождения журнала — 16 октября. А разве можно отмечать себя, любимых, "проходняком"?
И, кстати, о "проходняке". Это ведь не значит, что авторы, которые попали в эту категорию, ничем не примечательны или вообще бездарны. Совсем убогих мы не печатаем. И ни одно уважающее себя издание не печатает.
Как говорил один мой знакомый критик, проходняк — это то, чем в основном наполняются толстые журналы, гумус литературы, ее плодородный слой. А на нем уже расцветают и проза, и поэзия — иногда. Зато настоящие. Без преувеличения. Поэтому нельзя требовать, чтобы каждый номер сплошь состоял из гениальных произведений. Это нереально. Столько гениев не только в Хабаровске, но и во всей стране не наберется. Но в каждом номере непременно должен быть "гвоздь". Что-то яркое и запоминающееся, что не даст рассыпаться всей композиции. Вот поэтому для пятого номера мы бережем не один гвоздь, а парочку-другую. Именинникам ведь хочется принарядиться, покрасоваться. Во всяком случае, такая сложилась традиция.
Псевдолитература или литература безвременья?
Эпиграф:
Мне жаль не узнанной до времени строки.
И все ж строка — она со временем прочтется,
и перечтется много раз, и ей зачтется,
и все, что было в ней, останется при ней.
Юрий Левитанский, "Всего и надо, что вглядеться, — боже мой..."
— А есть ли у вас такое явление, как самотек? Часто получаете заказные письма с рукописями? Или сейчас больше по электронной почте присылают? Как вообще формируется редакционный портфель?
— Самотек, конечно, есть. Можно даже сказать, что таким стихийным потоком в журнал поступает основное число текстов. Процентов восемьдесят сразу идет в отвал, остальные распределяются между редакторами. А там уж они смотрят, можно эту рукопись довести до приличного состояния или нет. Иногда самотек приносит замечательную прозу (поэзию почему-то гораздо реже, практически никогда). В прошлом году, например, у нас таким образом появились два новых хороших автора — Эльза Гильдина из Москвы и Анатолий Валевский из Екатеринбурга. Обе публикации были дебютные, и обе по итогам года получили разные литературные премии. А Валевского даже успели перевести на польский язык и издать отдельной книгой.
Разумеется, все тексты приходят по электронке. "И рукописи больше не горят, поскольку от руки никто не пишет",— как точно заметил Андрей Земсков. Заказные письма мы получаем всего раза два-три в год. Это, как правило, мемуары ветеранов, совершенно беспомощные. Стариков жалко, поэтому хоть мы и пишем, что рукописи не возвращаются и не рецензируются, рукописные тексты все же возвращаем адресатам.
— Вообще как вы относитесь к такому явлению как графомания? Мне приходилось обсуждать эту тему с разными людьми. Кто-то был весьма резок, считая графоманию большим злом. Мол, графомания агрессивна, многочисленна, солидарна. В общем, саранча, пожирающая истинную литературу. Но это крайняя точка зрения.
— А мне их чаще всего бывает жаль. Больные люди... Но если любовь к сочинительству, обычно к поэзии, им помогает жить, пусть себе пишут на здоровье. За долгие годы работы с авторами я научилась с ними общаться — спокойно (людей обижать в принципе нехорошо), но очень твердо. Поэтому графоманы нам не слишком докучают. К тому же иногда у них рождаются гениальные строки, такое, например, широко известное в прошлом веке четверостишие: "Наша родина прекрасна, и цветет, как маков цвет. Окромя явлений счастья, никаких явлений нет". Написал какой-то дедушка. А один мальчик, помню, прислал мне тетрадку с виршами: "В феврале дарил отцу, в марте дарил матери. А теперь стихи дарю 25-му съезду партии". Тоже неплохо. Во всяком случае, смешно.
— У меня небольшой опыт редакторского общения с графоманами. В начале нулевых работал я в нашей приморской газете "Утро России". Журналистом. Но раз в месяц делала литстраницу под названием "Приморская лира". Как-то пришло письмо из глубинки — стихотворение, совершенно неумелое, графоманское, но юбилейное. Замредактора прочел и велел поставить. Я возражал. Но он был непреклонен. И все-таки я не мог допустить, чтобы такое появилось в нашей газете. Не просто отредактировал, а переписал полностью, по сути. Ждал гневного отклика. А пришло восторженное письмо с благодарностями... и еще десятью стихотворениями. И приписка: "А теперь давайте подборку сделаем". Ничего не сказала рыбка, лишь хвостом по воде плеснула...
— Да Бог с ними, графоманами. Это такое же неизбежное зло в нашей жизни, как комары или мухи. Но зачем-то и они нужны мирозданию? Давайте лучше поговорим о хороших поэтах. Тут все очень непросто, согласитесь. У меня часто бывает: читаю чей-то текст, умом понимаю: это качественная поэзия, может быть, даже гениальная. Но — не моя. Не трогает. Не торкает, что называется. А иногда прочитаешь первые две строчки, и влюбишься на всю оставшуюся жизнь. У меня так с Бродским получилось. В далекой молодости прочитала в самиздате "Плывет в тоске необъяснимой// среди кирпичного надсада // ночной кораблик негасимый // из Александровского сада", и всё. С тех пор с Иосифом Александровичем не расстаюсь. А вы как определяете "свою" поэзию?
— Да в общем-то есть простые индикаторы: мороз по коже и тепло в груди, улыбка на губах и слезы в глазах... И целый ряд поэтов, начиная с Державина, которые эти чувства вызывают. От стихов современников ничего подобного не возникает... А, может, прав мой друг поэт Владимир Тыцких, который сказал в одном интервью, что сегодня правит бал псевдолитература?
— Может быть, и прав. Только это не псевдолитература, а, скорее, литература безвременья. Потому что мы живем в такую эпоху, когда время кончилось. Оно текло себе неторопливо от античности к модерну, а потом начался ХХ век, и все, включая литературу, рассыпалось в прах. Превратилось в пепел двух мировых войн, в лагерную пыль., вообще в ничто. Не зря же говорят, что конец света уже наступил, только этого никто не заметил.
Но люди с лишней извилиной в голове все равно продолжают рождаться, и вот они бродят по пепелищу, собирают осколки разбитого вдребезги и пытаются с их помощью создать и облагородить новую картину мира.
Отсюда интертекстуальность современной литературы, запрет на пафос и прочие атрибуты постмодернизма Тем не менее иногда поэты находят строки, от которых и мороз по коже, и слезы на глазах. Ну, вот так, навскидку, что сразу вспомнилось: "...снег со дна могил еще блестит под северной луной" (Константин Кравцов, "Дорога на Старый Надым"), или ваши — "Старик не отвечает. Пьет вино", или Элла Крылова: "От любопытных Господь не принимает челобитных". И так далее. В принципе, хороших поэтов много. Хотя в целом, конечно, картина выглядит пессимистично. Для оптимизма поводов, мне кажется, маловато. Извините.
— Напротив, ваш взгляд на ситуацию слишком оптимистичен. На самом деле все гораздо хуже. Не так давно ИА PrimaMedia провела онлайн-конференцию "Современные литературные вкусы. Что сегодня читают молодые россияне?" (12+) в рамках нового сезона Общероссийской литературной Премии "Дальний Восток" имени В.К. Арсеньева.
"Сегодня среди молодежи нужно продвигать литературу нормальную, а не "страдательную" Как это сделать, обсудили 26 мая участники круглого стола в рамках нового сезона Премии им. Арсеньева
И вот что сказал куратор Премии Вячеслав Коновалов, подводя итоги беседы: "Вот было сказано: "Эта книга у молодежи популярна". Почему? "Потому что она ужасно раскручена". Или: "В литературе сейчас важна принадлежность к группе"... Получается, мы просто утыкаемся в так называемый голый маркетинг... Вы посмотрите, книги, которые здесь назывались, это, как правило, книги, над которыми очень серьезно поработали маркетологи. То есть это пакетированная реклама. И эта реклама идет через лидеров общественного мнения, которые образуют те самые группы… Повестку нынешней литературы двигают бренд-менеджеры издательств". И эта повестка убивает русскую литературу. Что делать? Я не знаю. А вы?
— Ну а что вы хотите от общества потребления? Это абсолютно закономерно. Издается и продается только то, что хорошо раскручено, над чем старательно потрудились маркетологи. То есть ширпотреб. Который проглатывается бездумно, как гамбургер, за один присест. И слава Богу, что еще остались люди, которые читают хотя бы это. Остальные-то вообще ничего нее читают. Народу, по большому счету, не нужны не только современные поэты и прозаики, но и Пушкин с Достоевским и Толстым. Их тоже никто не читает, даже школьники. Обходятся кратким пересказом из интернета, своими глазами видела.
Что будет дальше? Наверное, литература останется жить в университетских городках, уйдет в сетевые журналы, в редкие издания, которые не зависят от рекламы.
В Хабаровске, городе с населением 650 тысяч, живет не более двухсот людей, интересующихся литературой, а понимающих в ней толк еще меньше. Это какой процент? Не сильна в математике, высчитывать не буду. Но точно — маленький. Думаю, что примерно такая же картина характерна и для других городов. Однако это все-таки не повод заламывать руки и кричать о смерти литературы. Эти двести человек (а по стране и, тем более, по миру их наберется много) спасут литературу. Вот для них мы и работаем.
— Ну, вам-то хорошо так рассуждать. Вы на подводной лодке. А что делать нам, одиноким пловцам?
— Одиноким пловцам, если уж пустились в плаванье, нужно в одиночку преодолевать океан. Конечно, это трудно. Почти невозможно. Но некоторым все же удается. Встречные суда могут помочь, аборигены на каком-нибудь острове бананами накормят... А если серьезно, то, наверное, нужно просто писать, несмотря ни на что. Коль уж таким даром Бог наградил. Опять же, кто знает, вдруг человек его сам выпросил? Хорошо сказал Батюшков, безумный русский гений: "Первый в мире поэт Омир был слеп и нищий. Нам музы дорого таланты продают". Так что не оставляйте стараний, Маэстро!
Равнение… на кого?
Эпиграф:
... я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: ее прошлое
Евгений Замятин, "Я боюсь", 1921 год
— Хочу "отмотать" нашу беседу немного назад. Вот вы сказали по поводу макулатуры от маркетологов: "И слава Богу, что еще остались люди, которые читают хотя бы это". А мне кажется, именно это — не "слава Богу". Помните, Пушкин говорил: "Цель поэзии — сама поэзия"? А Эмили Дикинсон: "Стихам читатель не нужен"? По-моему, так можно вообще обо всей литературе сказать. Литература — весь самодостаточная. Василий Аксенов писал "Остров Крым", еще живя в СССР и понимая, что роман этот здесь опубликован быть не может. И все равно писал. И именно поэтому писал. А "Мастер и Маргарита" Булгакова? Я не тем обеспокоен, что не читают то, что надобно читать. А тем — что пишут то, чего писать не надо. Чего вообще быть не должно.
— Не должно, конечно, но это не вчера началось. "Литература для горничных" существовала еще при Пушкине. Фаддей Булгарин какие-то развлекательные глупости писал, и большим успехом у читателей пользовался. Другие бойкие авторы от него не отставали. Критики смеялись, плевались, а те знай себе строчили, денежку зарабатывали. Ничего с тех пор не изменилось.
Но вот какая слабая есть надежда — может быть, хоть один человек устанет от чтива, и душа его попросит чего-то более осмысленного?
Лет пятнадцать назад у меня был мальчик— сосед, отличник. Приходил ко мне за книжками для школьной программы. А любимый писатель у него был Лукьяненко, "Дозоры" (12+) его, другие фэнтэзи. Для подростка нормально. Но однажды мальчик попросил дать что-нибудь почитать на мой вкус. Я дала ему "Мастера и Маргариту" (12+). И все, ребенок пропал. Он больше не читал ни фантастику, ни детективы. А когда в десятом классе заинтересовался Платоном и одолел все четыре тома, я поняла, что за этого парня можно больше не беспокоиться. И точно — он поступил в МГУ, потом защитил диссертацию и сейчас преподает там литературу. Так почему бы и другим мальчикам и девочкам не устать от "попсы"? Надежда, конечно, призрачная, но все-таки есть. Иначе жить было бы совсем грустно.
— У ИА PrimaMedia есть такой проект — "Книжная полка ЛиТРа": разные люди рассказывают о книгах, которые читали, делятся мыслями о чтении и литературе. И в рамках проекта я брал интервью у одной молодой художницы-иллюстратора. О себе она так сказала: "Я читатель-ретроград. Люблю читать только хорошее". И призналась, что любит долгое чтение. Это когда берут большую толстую книгу вроде "Войны и мира" (12+) и погружаются в нее словно в параллельную реальность.
Алла Амосова: Я читатель-ретроград. Люблю читать только хорошее Художник-график из Владивостока о том, чем Пикуль лучше Минаева
И опять хочу вспомнить онлайн-конференцию "Современные литературные вкусы. Что сегодня читают молодые россияне?", которую уже упоминал. Среди спикеров были две ваши молодые землячки, соосновательницы и совладелицы книжного магазина с молодежным уклоном в Хабаровске. Рассказали, что у них под современную русскую литературу отведено две маленьких полки. Все остальное — переводная зарубежная литература. Своя не пользуется спросом у молодежи. И объяснили почему: "Русский постмодернизм сложен, непонятен молодежи". С одной стороны, так ему и надо. А с другой — вот что я подумал: а почему мы всё время ориентируемся на молодежь? У них нет ни жизненного опыта, ни опыта напряженной душевной работы, ни особой глубины мыслей. А мы всё — молодежь да молодежь. В конце концов, возраст акмэ — возраст расцвета физических и духовных сил — у древних греков наступал в 40 лет.
— В идеале, конечно, все читатели должны быть такими, как эта девушка. Но идеалы нынче редки, да и раньше, по-моему, нечасто встречались. А почему пропаганда ориентируется в основном на молодежь — для меня тоже загадка. Наверное, потому, что молодым легче внушить все, что угодно. Мы — не ориентируемся. Возраст наших читателей в среднем 35-50 лет. Не мальчики и девочки, но и не глубокие старцы. Взрослые люди. Хочется верить, что думающие.
— Есть такое понятие — писательский труд. А читательский труд бывает?
— Разумеется. Это просто вторая составляющая писательского труда. И не менее важная! Если бы читатель не давал себе труда осмыслить прочитанное, для кого бы тогда писали даже самые великие и могучие классики? Не говоря уж о нас, грешных. Но это приятный труд. Он приносит радость и удовольствие. Ради него, видимо, и стараются как пишущие, так и читающие люди.
— Ну и в заключение вопрос, который, я надеюсь, станет традиционным в онлайн-салоне ЛиТРа. Кого из дальневосточных поэтов, по вашему мнению, следует почитать тем, кто хочет узнать современную литературу Дальнего Востока поближе?
— Я бы посоветовала познакомиться творчеством очень интересного поэта Романа Хе, живущего на Сахалине. Последняя его поэтическая подборка в нашем журнале была в 2016 году. Называлась "Бежать, чтобы не заплакать". Уже хорошо.
Мне кажется, Роман Хе внес в русскую поэзию колорит настоящего, не стилизованного Востока. Японцам сейчас подражают многие (даже у нас в Хабаровске есть два сочинителя хокку), и у некоторых это неплохо получается. Только все равно остается ощущение чего-то искусственного, как от неживых цветов. Хотя дизайнерские букеты могут быть немыслимой красоты, с настоящими им не сравниться, верно? Так и в поэзии. Восточную тонкость , ощущение себя пусть маленькой, но одушевленной и равноценной частицей всего мироздания не передашь с европейским воспитанием, образованием и образом мыслей — так мне кажется. Мы — индивидуалисты. А Роман Хе — нет. Вот, например, его стихотворение "Нежность":
...И все же, наверное, он есть:
за последней чертою сознания
Ребенок,
Играющий среди песков
с маленьким круглым солнцем,
иначе
откуда
такая неистребимая нежность
к Миру?
— Вполне разделяю ваше мнение о поэзии Романа Хе. Читал его стихи в Интернете, они мне очень понравились. Надеюсь, что в самое ближайшее время Роман станет гостем нашего онлайн-салона. Большое спасибо за беседу, Александра Викторовна. И ждем юбилейного, пятого номера журнала "Дальний Восток".
Справка. Николашина Александра Викторовна. Главный редактор журнала "Дальний Восток". Член Союза писателей России. Родилась в Хабаровске. Окончила Дальневосточный государственный университет — факультет журналистики.Работала в краевых и областных газетах Дальнего Востока, Хабаровском книжном издательстве.
Напомним, что в сентябре 2022 года пройдет пятый юбилейный фестиваль "Литература Тихоокеанской России". ЛиТР — крупнейшее событие в литературной жизни Дальнего Востока. Фестиваль проходит при поддержке правительства Приморского края, НКО "Фонд развития социальных инициатив", регионального оператора Исторического парка "Россия-Моя История" в городе Владивостоке АНО "Приморский культурно-исторический центр".
