Беседа с солистом Приморской сцены Мариинского театра тенором Мингияном Оджаевым состоялась в знаменательный для него момент — после двух дебютов: в премьерном показе оперы Чайковского "Иоланта" (12+) и в опере Верди "Дон Карлос" (12+), которая давно прописалась в репертуаре Приморской Мариинки, однако исполняется не так уж часто, что придало спектаклю с участием Мингияна Оджаева в заглавной партии ощущение некоей премьеры. Оба выступления явно удались, и обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов решил поближе познакомиться с певцом.
В начале была Metallica
— Мингиян, есть такой журналист Андрей Ванденко, один из лучших интервьюеров страны. Он советует начинать интервью с неожиданного вопроса. Вот и я начну наше беседу, так сказать, "по Ванденко". Ну что, Мингиян, Калмыкия рулит?
— ???
— Я имею в виду недавнюю постановку "Дона Карлоса".
— О, да. Я был так рад, что на спектакль пришли мои земляки. Они подарили мне шикарный букет с теплыми словами поддержки. Конечно, это было очень дорого для меня, ведь я всё-таки нахожусь далеко от родины, от Калмыкии.
— Но в этот вечер на сцене рядом с вами был земляк, уроженец Элисты. И он пел парию Родриго, вашего сценического друга, то есть друга Дона Карлоса.
— Да, это Леша Репин. Мы с ним знакомы давно. Когда-то я учился в университете, на физико-математическом факультете, но всегда мечтал играть на гитаре и петь. И так получилось, что один мой приятель обучался этому искусству в музыкальном училище (колледж искусств имени П. О. Чонкушова — А.К.): я заходил к нему после занятий, и он показывал мне классы, инструменты и многое другое, чего не увидишь, изучая математику. Там мы и познакомились с Алексеем, и позже, когда я собрал свой коллектив, я звал его в группу, так как Леша превосходно играл на гитаре. Возможно, он этого не помнит.
— Я брал у него интервью, и Алексей сказал тогда, что гитара не его инструмент.
— Да нет, он очень хорошо играл на гитаре. Алексей очень музыкален. Ну, артист же, артист! Я им, конечно, восхищаюсь.
— Что исполняла ваша группа? Рок?
— Да, это был рок. Всё пошло от моего старшего брата, который слушал рок-музыку, и я вместе с ним. Насколько помню, поначалу в юности я не воспринимал этот жанр, но в итоге полюбил рок и даже заболел им.
— А какие группы слушали?
— Помню, всё начиналось с такой классики, как Metallica.
— Для нашего поколения классикой The Beatles были.
— Понимаю. А для моего поколения Metallica.
Молодость. Увлечение роком. Фото: из личного архива М. Оджаева
— У многих, кто не живет в семье музыкантов, музыкальное образование происходит как-то хаотично. У меня интерес к музыке как к музыке, а не как к сопровождению к популярному пению, появился благодаря "Песнярам". У них была такая необычная музыка, такая неповторимая мелодичность. И я стал задумываться о музыке, что-то читать, что-то слушать, в том числе классику. Тут моим учителем стала моя будущая жена. И я постепенно пришел к классике. А как у вас в юности шло постижение музыки?
— Наверное, через собственный музыкальный опыт. Дело в том, что я сочинял песни для своей группы. И мой друг, гитарист, игравший в этой группе, говорил: "Я не понимаю, как ты это делаешь: у тебя нет музыкального образования и всё в кучу свалено — размеры, мелодия, тональности, — но звучит очень интересно".
Я стал задумываться и разыскивать для прослушивания группы с необычной музыкой. И я бы даже сказал, что и сейчас нахожу ее в современной опере, в которой тоже доводилось петь. Например, здесь, на Приморской сцене, я принимал участие в опере Родиона Щедрина "Очарованный странник" (12+). Необычная музыка, сложная в исполнении. Как многая современная музыка.
— Евгений Плеханов, бас Приморской Мариинки, который тоже участвовал в постановках этой оперы, выразил свои ощущения очень коротко и просто: "Это было безумие". В смысле что-то невероятное. Что-то из ряда вон.
— Я Евгения понимаю. Мне тоже очень понравилось, хотя и было трудно. Но я такое действительно люблю. Может быть, обычному человеку такая сложность кажется чем-то нелепым, но мне подобное всегда нравилось.
"Очарованный странник". Астрахань — Москва — Владивосток
— У вас есть любимые партии, любимые оперы? Или, наоборот, то, что идет с трудом или оказывается вообще не по голосу?
— По-всякому бывает. Какая-то музыка больше нравится, какая-то меньше, какая-то вообще не нравится. Я думаю, это нормально. Другое дело, когда тебе нужно исполнить партию, в которую ты не влюбился с первого взгляда. Тогда придется… всё равно ее полюбить. Только после этого ты сможешь легко и свободно работать над материалом. Однако если ты сразу отторгаешь партию, а потом всё-таки выходишь на сцену, то, как мне кажется… в этом даже смысла никакого нет.
— А с "Очарованным странником" как было?
— Как обычно. Первым делом я сел перечитывать первоисточник.
— Литературный?
— Да, я перечитал повесть Лескова "Очарованный странник" (12+), погрузился в нее. И я даже не знаю, как это назвать... Я сразу улетел. Читая и уже зная музыку Щедрина, я представлял примерно, в каких моментах она звучит. Хотя на самом деле было не так, как в опере (у меня звучало немножко по-другому), всё действие расцвечивалось такими красками! И это меня воодушевляло.
"Очарованный странник". Сцена из спектакля. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
"Очарованный странник". Сцена из спектакля. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
"Очарованный странник". Сцена из спектакля. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Музыка Щедрина раскрывается не сразу. Поначалу происходит даже какое-то отторжение, но потом ты начинаешь ощущать в себе какую-то благость. Так у меня было с "Очарованным странником", с "Мертвыми душами" (12+), которые я слушал потом несколько раз. Кстати, там для теноров есть очень интересные партии. Например, партия Селифана, которую Андрей Попов исполняет (Андрей Попов — известный во всем мире оперный певец, тенор, солист Мариинского театра — А.К.). Там очень высоко надо петь. Но я думаю, вы бы справились, поскольку у вас очень высокий тенор.
— У меня никогда не было проблем с верхними нотами. Но у любого тенора, я так считаю, как и у любого сопрано, существуют проблемы в нижнем регистре. И те, кто говорят, что нижний регистр не для тенора, что тебе этого не надо, поскольку у тебя главное — вверх и середина, они не правы. Мне кажется, что для того чтобы быть полноценным тенором, иметь хорошие верхи и середину — это мало. Кажется, Вероника Джиоева (российская оперная певица (сопрано); солистка Новосибирского академического театра оперы и балета; заслуженная артистка РФ — А.К.) говорила, что, если ты звучишь шикарно наверху, то это очень хорошо, если ты звучишь наверху и в середине, то это отлично. Но если тенор и сопрано поют и верх, и середину, да еще у них внизу шикарно звучит, то это уже высший пилотаж. Ну, к этому я и стремлюсь. У меня такая идея фикс, она давно возникла и до сих пор не дает мне покоя.
— Я обратил внимание, что многие солисты Приморской Мариинки работают над расширением своего диапазона. Баритоны и басы вверх идут, теноры вниз, и все добавляют драматизма в исполнении ролей.
— Да, у нас труппа очень хорошая, сильная. Ну и молодая, что очень хорошо.
Я начинал в Астраханском театре оперы и балета. Это хороший театр, и всё, что я узнал о театре, о том, как он устроен, идет оттуда, из Астрахани. Но когда я увидел, как всё устроено здесь, я понял, что значит выражение "небо и земля". Работать здесь — большая радость, но и ответственность, конечно.
Мингиян Оджаев. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А как вы оказались во Владивостоке, почему решили приехать именно сюда? Или вас пригласили?
— Нет, это было мое решение. Когда я окончил консерваторию, я решил, что мне нужно продолжать обучение. Я очень хотел научиться петь. Другого желания у меня просто не было.
Я уже достаточное количество времени проработал в Астраханском театре, но пел вторые партии. Начинал я, учась на втором-третьем курсе консерватории, и потихоньку меня стали назначать на главные партии. Например, были назначения на партии Каварадосси (герой оперы Пуччини "Тоска" (12+) — А.К.), Кассио (персонаж оперы Верди "Отелло" (12+) — А.К.), Пинкертона (герой оперы Пуччини "Мадам Баттерфлай" (12+) — А.К.). Но эти партии были, можно сказать, мне не по зубам. Мне и педагог мой говорил, что я рискую потерять голос, если буду петь такие партии.
И я как-то не гнался за этим. Я хотел научиться петь и потому уехал в Москву. А где учиться, у кого, куда пойти? Я отправлял какие-то заявки. Так я оказался в Центр оперного пения Галины Вишневской.
Наверное, это был самый сложный период жизни моей. Я много учился, много пел и настолько фанатично занимался голосом, что на какой-то момент даже терял его — и такое было! Но я благодарен тому, что у меня было очень много наставников. Я занимался частным образом, разыскивал педагогов, где только мог. Например, спрашивал: "А вот в театре Станиславского (Музыкальный театр имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко — А.К.) есть такой певец…", и мне давали контакты. Я созванивался, просил о встрече, шел на нее. Шел в Большой театр, шел на прослушивания. Ну, вот так происходило.
Зато теперь у меня есть некая база, которая позволяет узнать, еще не исполняя ту или иную партию, с какими сложностями я столкнусь. И если я столкнусь с этими сложностями, то я буду знать, как нужно мыслить, что нужно делать, чтобы преодолеть их. И всё это благодаря педагогам, которые делились со мной своим богатым опытом.
Я считаю, что период обучения в Москве заложил хорошую основу. Однако мне, естественно, хотелось петь. А тут вышло так, что я поехал в Санкт-Петербург на лето к другу, чтобы просто отдохнуть, а в Мариинке проходило прослушивание на Приморскую сцену. Я решил прослушаться ради интереса — у меня тогда и в мыслях не было отправиться на работу во Владивосток.
Герцог в "Риголетто". Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
В общем, я прослушался, однако в труппу меня еще не взяли. Но пригласили спеть Герцога в "Риголетто" (12+). Естественно, я сразу согласился, приехал, спел. И честно говоря, уже подозревал, что, скорее всего, если получится спеть удачно и мне предложат место, то я, наверное, останусь во Владивостоке. Короче, был готов к этому. Я уже многое знал о городе, многое пересмотрел, перечитал.
В итоге так и получилось. Я работаю во Владивостоке, и очень рад этому, потому что получил на Приморской сцене очень хороший опыт.
От "хорошего" Дон Карлоса до "плохого" герцога Мантуанского
— Хорошо помню свое знакомство с вами. В Малом зале был концерт, где вы вместе с Анастасией Кикоть исполняли цикл шекспировских сонетов (12+) Микаэла Таривердиева. Мне очень понравилось. И ваше исполнение, и то, что это был Таривердиев, чью музыку я очень люблю, особенно этот цикл. А вы любите Таривердиева?
— Безусловно. Мне кажется, что не любить такую музыку невозможно.
— Вам с Анастасией удалось раскрыть этот цикл как-то по-новому. Таривердиев тоже исполнял этот цикл, но голос у него такой своеобразный и манера исполнения немного суровая, я бы сказал. А у вас какая-то возвышенная, романтическая была.
— Наверное, дело в том, что у меня такой голос и посыл всегда немного лиричный и романтичный. Не только как у певца, но и как у человека. Мое исполнение обычно окрашивается в какие-то светлые эмоциональные краски. Поэтому так, наверное, и получилось.
— В "Колоколах" (12+) Рахманинова ("Колокола" — симфоническая поэма для смешанного хора, трех солистов (сопрано, тенора и баритона) и оркестра, написанная Сергеем Рахманиновым на слова одноименного стихотворения Эдгара По в переводе Константина Бальмонта — А.К.) ваша манера исполнения пришлась как никогда кстати… Произведение начинается довольно оптимистично, хотя потом всё заканчивается весьма трагично.
— Да, я должен был дать именно такую, светлую и жизнеутверждающую краску, чтобы потом на контрасте проявился весь трагизм произведения.
Концерт "Весенние воды" — произведения Рахманинова. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
"Колокола" Рахманинова. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— И вновь хочу вернуться к вашему Дону Карлосу. Вы ведь впервые пели эту партию? Должен заметить, ощущение премьеры было полное, тем более что эту оперу Верди на Приморской сцене давненько не показывали, и мы успели соскучиться по ней. Дон Карлос — это ведь партия из топовых, как говорится. Как готовили ее? Как пелось? Сильно волновались?
— Ну, опять же, перечитывал первоисточник. Два-три раза прочитал пьесу Шиллера, она называется "Дон Карлос, инфант испанский" (12+). Материал сам по себе не простой. Мне кажется, что, когда зрители идут на оперу, не зная, что им предстоит услышать, они испытывают определенные трудности. Опера идет порядка четырех часов, и не каждый сможет столько высидеть, не понимая сути происходящего. Даже мне, исполнителю, было очень сложно понять какие-то вещи. И чтобы вникнуть в них глубже, пришлось перечитывать первоисточник не единожды.
Это была первая сложность. А вторая — то, что опера написана на итальянском языке, в котором есть довольно непривычные обороты, и выучить их было весьма проблематично. Однако был и плюс. Партия огромная, сопоставимая, может быть, с партией того же герцога из "Риголетто". В таких партиях можно показать все свои возможности.
Дон Карлос. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Вообще замечу, что в данном случае Верди надо похвалить. Да, в ущерб, допустим, хору, которого здесь немного, он дал главным героям много пения. Да и не самым главным — тоже. Опера называется "Дон Карлос", а могла бы назваться и "Родриго ди Поза", и "Король Филипп II" и так далее.
— Ну, Родриго — это вымышленный персонаж, наверное, поэтому так оперу называть нельзя. А так, в целом, да. И, собственно, эту оперу, может быть, и любят из-за того, что здесь очень много сольных номеров, и они все разные, красивые. Ну и кто-то, может быть, ходит на эту оперу, чтобы послушать именно какие-то отдельные номера.
Однако мне это не кажется правильным. Я всегда за то, чтобы опера смотрелась как единое целое, чтобы в ней царила атмосфера, было действие. Чтобы зритель погружался в это действие и непрерывно наблюдал за ним. Чтобы всё это не выглядело как концерт.
— Да, существуют зрители, которые ждут определенных арий, а потом или уходят, или отвлекаются на свое. А мне в опере всё нравится. В том числе ее поступательность, музыкальное и драматическое развитие.
— Мне по этому поводу вспоминается партия Хозе в "Кармен" (12+). Я безумно люблю эту роль. Она сейчас одна из моих самых любимых. В этой партии происходит такое развитие героя! Его образ претерпевает постепенные изменения на протяжении всей оперы. И с Доном Карлосом происходит то же самое — буквально в каждом действии, в каждой картине.
Это очень благородный, светлый, умный, открытый юноша, который всегда говорит правду и никогда не принимает несправедливость. Но это опять же, в опере. В источнике, может быть, этого не было совсем. Взять, например, эпизод, когда Дон Карлос достает кинжал, как будто он и вправду задумал убить короля. У Шиллера этого нет, а в опере есть. И мне очень нравится подобное выражение эмоций. Наверное, роль Дона Карлоса также будет одной из моих самых любимых ролей.
Дон Карлос. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Впрочем, в "Доне Карлосе" есть музыкальные моменты, которые ждет каждый искушенный зритель. Например, это дуэт Карлоса и Родриго, который в итальянской версии идет почти что в начале первого действия (во французской версии это второе действие). Это очень сложный дуэт, и когда он получается (я имею в виду итальянскую версию), то задается нужный камертон всей постановке. А если не получается, то всё — можно закрывать лавочку и распускать актеров по домам.
— От этого и возникает такое жуткое волнение. Ну, и переживания. У меня они были. Но, надеюсь, дуэт получился, потому что Леша — музыкант опытный и очень тонкий, работать с ним — одно удовольствие. Всегда что-то подскажет, чем-то поможет, куда надо направит.
— Вы же с Алексеем Репиным и в "Евгении Онегине" (12+) вместе поете: он — Онегина, вы — Ленского.
— Вот тоже роль, которую я обожаю. Ленский. Я люблю эту оперу не только за пение и абсолютно гениальную музыку. Она мне нравится еще и актерской игрой. Хотя петь Чайковского, вообще-то, сложно.
Я всегда фанатично работаю над голосом, но вот актерская составляющая как раз в этих операх ("Дон Карлос" и "Евгений Онегин" — А.К.) меня сильно захватывает.
Ленский. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— С актерской точки зрения, кстати говоря, очень интересна роль герцога Мантуанского в "Риголетто".
— Наверное, для меня это пока самая сложная партия с точки зрения актерской игры. Но мне нравится ее петь. Я искал голос для этой партии и, как мне кажется, нашел какие-то хорошие моменты. Но я пока не понимаю, что он за человек, этот герцог. Для меня в этом смысле его образ сложен. Надеюсь, со временем я постигну его.
— Некоторые певцы, исполняющие партию герцога, как бы ищут ему оправдание и, что интересно, находят его. Ну, скажем, он же искренне любит Джильду. Хотя бы в тот момент, когда притворяется бедным студентом.
— Я думаю, да. Наверное, это единственный момент, когда он искренен в своем признании, когда он действительно искренне любит Джильду. И всё-таки мне трудно играть такого плохого герцога.
"Риголетто". Сцена из спектакля. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Герцог в "Риголетто". Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
И не только Паваротти
— Давайте поговорим о ваших любимых певцах. Кто из всемирно известных теноров вам больше всего нравится? Чье творчество наиболее интересно вам с профессиональной точки зрения?
— В последнее время, общаясь с друзьями, я слышу тот же вопрос. Я отвечаю просто: "Паваротти. Ну а кто еще?" Но если задуматься…
Я вот недавно начал читать книжку "Принц в стране чудес. Франко Корелли" (12+). (Франко Корелли — итальянский оперный певец (спинто-тенор, спинто-драматический тенор, спинто-лирический тенор). Один из известнейших теноров в истории оперы. Наряду с Беньямино Джильи, Джакомо Лаури-Вольпи, Аурелиано Пертиле, Франческо Мерли, Марио Дель Монако и др. считается одним из главных оперных теноров ХХ века. Современники называли его "Принцем теноров", "Аполлоном оперы" и "Верховным" (Il Supremo) — А.К.).
Замечательная книга. Там подробно описываются тенора, которые жили и пели, когда Франко Корелли начинал свою карьеру. Упоминаются их плюсы и минусы в сравнении с Корелли. И я послушал многих теноров, упомянутых в этой книге.
Еще раньше я прочел книгу Лаури-Вольпи "Вокальные параллели" (12+), где он описывает других теноров и, вообще, певцов: басов, сопрано и так далее. Благодаря этой книге я узнавал о них, стал искать и слушать записи их пения. К сожалению, многие записи не очень хорошего качества, и, может быть, и-за этого бывало очень сложно разобраться в нюансах.
И тут на помощь приходил Лаури-Вольпи. Он писал, какими приемами пользовался певец, каким тембром обладал тот или иной голос, как он примерно звучал, какие недостатки были в этом голосе. Я читал книгу, потом слушал трудную для восприятия запись и пытался уловить то, о чем писал Лаури-Вольпи (Джакомо Лаури-Вольпи — широко известный во всем мире итальянский певец, лирико-драматический тенор с широким диапазоном голоса и замечательной певческой техникой — А.К.).
И я открывал для себя многих теноров. Мне, например, очень понравился Марио Филиппески. У него безумно красивый голос. И еще, наверное, мой голос наиболее близок к его голосу. Такой, знаете, спинто-лирический тенор.
Мингиян Оджаев. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Кстати, я всегда спрашивал у педагогов, которые меня учили, какого тенора мне послушать. И мне всегда отвечали: "В смысле, какого? Есть же Паваротти. Есть Атлантов. Атлантов и Паваротти. Это замечательно. Зачем тебе кого-то еще слушать, когда есть эти тенора? Вот их и слушай".
Но я слушал и других. Очень много слушал Николая Гедду и Пласидо Доминго, и могу сказать, что если ты хочешь сделать какие-то красивые музыкальные фразы, с каким-то интересным смыслом, то нужно обязательно слушать Доминго и Гедду. Они просто мастерски справлялись с этим.
— А вот я вам сейчас два имени назову. Это тенора, которые лично мне нравятся. Из ныне живущих. Роберт Аланья и Роландо Вильясон. Что вы о них думаете?
— Замечательные тенора. Мне очень нравится Аланья. Когда я начинал учиться в консерватории, то много его слушал. Ну, собственно, как и Роландо Виллазона (исп. Emilio Rolando Villazón Mauleón — мексиканский певец, широко известный в мире; его сценическая фамилия произносится и пишется в России по-разному, однако наиболее близкое к оригинальному произношению "Бьясон" не применяется — А.К.).
Есть великолепная видеозапись Аланьи в "Кармен". Часто ее пересматривал, когда готовил партию Хозе.
Хозе в "Кармен". Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Хозе в "Кармен". Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Это спектакль, где Кармен поет Элина Гаранча?
— Да, тот самый. Аланья — замечательный тенор. В молодости у него был такой красоты голос и такая техника, такая ровность! Ну, собственно, за счет этого он, наверное, и стал всемирно известным певцом, стал Робертом Аланьей. Очень люблю этого тенора.
А у Виллазона такая сумасшедшая органика. В нем самом, в глазах, в подаче, в звуке — в общем, во всём. Только за это одно, как мне кажется, его можно полюбить.
— Сейчас по Интернету гуляет ролик (я его постоянно пересматриваю), где он поет на бис романс Неморино из оперы "Любовный напиток" (12+) Гаэтано Доницетти. После первого исполнения зрители бурно аплодируют и не собираются прекращать. И Роландо начинает умолять дирижера одними глазами: "Ну, давай еще один разок". В одном этом видно его отношение к искусству. Оно для него — всё. Замечательный артист.
— Согласен. Замечательный.
"Мой дом — театр"
— Перед интервью мы перекинулись с вами парой слов о погоде (интервью проходило в дождливый пасмурный день — А.К.). Вы говорили, что любите, когда пасмурно, потому что в Калмыкии летом очень жарко.
— Ну да, почему-то у меня возникают такие ощущения. Я достаточно давно уехал из родных краев, которые всегда вспоминаю с теплотой. Я люблю солнце. Но вспоминаю свое детство и юность — всегда летом сухой воздух, очень жарко, стоит солнце, ветра нет, полный штиль, если можно так выразиться... Переносить это очень тяжело, даже невозможно. Поэтому, когда вдруг появлялись тучки, а потом шел какой-то дождик, я этому сильно радовался. Хотя, я около четырех лет жил в Москве, и практически не видел солнца. И это было намного тяжелее.
Поэтому, когда приезжаешь во Владивосток, то самое первое впечатление: "Как хорошо!" Солнце, море, хочется гулять. И театр мне очень нравится. Он такой вот стеклянный, такие большие окна везде. У нас в классах огромные окна, и когда мы с концертмейстером готовим какую-то партию, всегда в окно светит солнце. Ну, просто замечательно. Одно удовольствие работать в таких условиях. В этом плане мне очень нравится здесь. Всегда можно пойти на море, искупаться в нем, да и просто посмотреть на него.
— Рыбачите?
— Я люблю ловить рыбу. Странное очень увлечение при том, что там, откуда я родом, негде ловить рыбу.
— Как так? Разве никакой реки не было?
— Нет, в Элисте ничего такого нет. Я рыбачил в Астрахани, пока учился в консерватории и работал в тамошнем театре. Мы с друзьями при первой же возможности выезжали на машине куда-нибудь на Волгу. Там рыба, конечно же, хорошо ловится. Здесь пока не ловил, но хочу обязательно попробовать порыбачить.
— Во Владивостоке есть какие-то любимые, как бы это сказать, заветные места? Куда ходите по выходным?
— Увы, я практически не гуляю по городу. Много времени в театре провожу, практически живу в нем. А бывает и так, что соберешься куда-нибудь пойти, но после всех репетиций и спектаклей уже ни на что не остается сил. Но я люблю ездить на остров Русский. Там замечательные места есть.
— Может быть, гуляете по району, в котором живете?
— Гуляю, конечно. До театра и обратно (смеется). Дело в том, что я живу через дорогу от театра.
— О, довольно удобно. В антракте сбегал домой — кофейку попил. Нет?
— Да нет, я этого не делаю. Я никогда не жил так близко от места работы, и действительно нет-нет, да и мелькнет мыслишка, а не сходить ли домой перекусить. Но привычка проводить все время в театре пересиливает.
Вот в Москве приходилось, как говорится, концы мотать. И в метро наездился. Учась в Центре Галины Вишневской, одну из своих первых партий — Рудольфа из "Богемы" (12+), — довольно объемную такую, за неимением времени выучил в метро.
— Во Владивостоке метро нет. Дома тексты ролей учите?
— Дома.
— Кстати, когда вы говорите "дома", вы уже Владивосток имеете в виду или еще Элисту?
— Вот буквально недавно мы общались с Алиной Михайлик (солистка Приморской сцены Мариинского театра, сопрано — А.К.) на эту тему. Она ведь местная. Алина спрашивает: "Сколько лет ты здесь?" Я говорю: "Три года". Она: "Три года? Так мало?" Ей кажется, что я здесь уже давно. Да и мне самому кажется, что я здесь давно. Я говорю ей: "Слушай, я уже себя здесь своим чувствую. А ведь прошло не так много времени".
С Алиной Михайлик (справа) в спектакле "Сказка о царе Салтане". Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
И вообще, наверное, полжизни я нахожусь далеко от того места, где родился. Поэтому в этом плане дома у меня как бы нет. Думаю, дом там, где тебе хорошо и где есть близкие тебе люди или те, кто тебя поддерживают. В этом смысле театр — мой дом.
Хотя, бывает, по Элисте скучаю. Очень хочется туда съездить, и я надеюсь, этим летом у меня получится заехать домой.
Помню, во Владивостоке в первый год у меня было очень тяжелое чувство. Нет, мне здесь всё нравится — и сопки, и море — это так необычно. Но нет простора, привычного с детства, когда кругом степь и можно посмотреть вдаль, и куда ни посмотришь, всегда увидишь закат или рассвет. А здесь не так. Глаза постоянно на что-то натыкаются. И это меня угнетало какое-то время.
— Конечно, к сопкам надо привыкнуть. Помню, как-то приехали знакомые из Питера, стали удивляться, как мы тут ходим с сопки на сопку. Мол, ноги не устают? Я отвечаю, устают, конечно, просто по Владивостоку нужно правильно ходить. И мы поднялись на фуникулере на Аксаковскую, потом постояли на видовой площадке (сейчас ее нет, поскольку идет строительство музейно-театрального комплекса), а потом спустились и пошли в центр — всё вниз да вниз. Знакомым это очень понравилось. А я им говорю: "Вот это и есть правильно по Владивостоку ходить. Один раз забираешься куда повыше, а потом идешь всё время вниз, вниз, вниз и только вниз".
— Я, когда маршрут выбираю, тоже так стараюсь делать.
— Ну, значит, вы настоящий житель Владивостока.
— Я бы, наверное, больше по Владивостоку передвигался, если бы у меня была машина. Когда я приехал сюда, то сразу понял, что здесь нужна машина. Впрочем, у меня не то, что автомобиля нет, но и водительских прав. Сейчас я пошел заниматься в автошколу. Да вот только из-за большой занятости в театре всё никак не могу доучиться. И я не один такой, у нас полтеатра там числится.
— Выучится водить автомобиль еще труднее, чем научиться петь на итальянском?
— Наверное, да (смеется).
— Ну и, в конце концов, хотелось бы поговорить об "Иоланте". И о премьере, и о вашем дебюте в партии Водемона. Вы уже упоминали о своих разговорах с Алиной Михайлик. Я так понимаю, они происходили в процессе репетиций спектакля, где Алина исполняет заглавную партию?
— Да. Алина — такой человек: мы с ней и в каких-то вокальных, и в каких-то человеческих вопросах схожи, что ли. Я чувствую себя с ней легко и комфортно, и работать с ней — одно удовольствие. Так получается, что мы много поем вместе, но "Иоланта" — это что-то из ряда вон выходящее. Это, наверное, одно из лучших, что мы пели, по моим ощущениям. И Водемон теперь тоже одна из моих самых любимых партий.
Водемон в "Иоланте". Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Когда я смотрел второй премьерный показ "Иоланты", то понял, что всем вам — режиссеру, художнику-постановщику, дирижеру, оркестру, певцам — удалось создать очень цельное сценическое произведение. Анна Шишкина, режиссер-постановщик, сказала на пресс-конференции, посвященной премьере: "Мы делали классический спектакль". А я увидел в этой классике совершенно иной, даже, я бы сказал, современный подход, который заключался именно в цельности, и в первую очередь — в цельности замысла Чайковского и его воплощения на сцене Приморской Мариинки.
— В моей сценической жизни бывали разные режиссеры. Хорошие и разные. Неординарные, я бы сказал. Аня Шишкина — неординарный режиссер, как мне кажется. Она так преподносит замысел твоей роли, так направляет тебя, что в итоге ты оказываешься в правильном русле. И за это ей, конечно, огромное спасибо. Ее любят все, кто с ней работает.
— "Иоланта" — это больше, чем опера, я бы так сказал. Это философский трактат, положенный на музыку.
— Известно, что Чайковский серьезно увлекался философией Спинозы. И, собственно, это повлияло на драматургию "Иоланты".
— Мингиян, ваша родная Калмыкия является одним их центров буддизма в России. Как вы относитесь к буддизму? Это ваша вера?
— Скорей всего, я атеист. Но атеист, верящий в добро и карму. И так как я человек творческий, то всегда верю в чудо, и в душе я, конечно же, буддист. Возможно, буддизм — религия, которая воспитывает самое гуманное отношение к природе и животным, которых я очень люблю. И мне всегда тяжело, когда кто-то страдает в мирное время.
Вы, наверное, знаете, что в Калмыкии есть буддийский храм (хурул), который считается, если мне не изменяет память, крупнейшим в России и Европе. Называется он "Золотая обитель Будды Шакьямуни". И в юности я даже участвовал в его строительстве, внес частичку своего труда в создание этого храма.
Я считаю, что каждый человек должен нести ответственность за свои поступки, быть добрым к природе и людям независимо от их вероисповедания. Думаю, буддизм помогает стать достойным человеком.
— Последний, традиционный вопрос. У вас есть какие-нибудь творческие мечты?
— Ярких ролей много. Но, наверное, хорошо было бы спеть то, что по голосу, к чему лежит душа, что лучше получается. Есть у меня в планах роль Марио Каварадосси в "Тоске", которую я готовлю уже больше года, так как эта партия требует серьезного вдумчивого подхода.
Есть еще одна… даже не мечта… а, скорее, пожелание. У меня уже есть подготовленная партия Рудольфа из "Богемы" Пуччини. Она мне и по душе, и по характеру, и по голосу. Очень хотелось бы спеть ее на Приморской сцене.
Мингиян Оджаев. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Справка.
Мингиян Оджаев
Тенор
Родился в городе Элиста (Республика Калмыкия). В 2018 году окончил Астраханскую государственную консерваторию (класс народной артистки России профессора Натальи Тарасовой). В 2015–2018 годах — солист Астраханского государственного театра оперы и балета. В 2018 году проходил стажировку в Центре оперного пения Галины Вишневской (класс народного артиста России Олега Кулько). Принимал участие в мастер-классе Сергея Лейферкуса. С сентября 2021 года работает в оперной труппе Приморской сцены Мариинского театра.
Заслуженный артист Республики Калмыкия (2023).
