14 апреля 2021. Литературный критик, журналист и преподаватель Галина Юзефович посетила Владивосток. Вторая её поездка в Приморье была связана с просветительской акцией "Тотальный диктант": в 2021 году именно Юзефович пригласили читать текст диктанта в стенах Дальневосточного федерального университета. Эксперт в области литературы встретилась с пресс-секретарем PrimaMedia.events Юлией Белой и рассказала о причинах любви к Приморью, преимуществах книг перед Netflix, споре с Дмитрием Глуховским и о многом другом.
— Давайте начнем с немного отвлеченного вопроса. Вы приехали во Владивосток практически прямиком из Нью-Йорка. Жизнь литературного критика связана с большим количеством путешествий?
— Трудно говорить о каком-то литературном критике вообще. Литературный критик — это немножко сферический конь в вакууме. Моя жизнь в целом довольно активно связана с разъездами, потому что я не только литературный критик, но ещё и лектор. Меня приглашают в рамках университетского обмена, часто зовут к себе библиотеки, культурные и литературные фестивали. В Нью-Йорк меня как раз позвали на фестиваль.
Во все эти прекрасные места меня зовут не потому, что я много читаю и пишу, а потому что я много и быстро говорю. И в этом качестве я много езжу. До пандемии ездила совсем много, но даже сейчас у меня жизнь потихонечку разгоняется: я приехала из Нью-Йорка, куда я ездила в рамках маленького культурного фестиваля "Переплет" (16+), который делают милые люди, живущие и работающие в Америке, но желающие быть ближе к русской культуре и не терять связь с родиной. Сейчас я у вас, а через две недели я лечу на "Библионочь" (0+) в Архангельск.
— Впечатляющая география. Позволю себе довольно абсурдный вопрос: много ли вы читаете?
— Да, очень много. За три дня во Владивостоке, за которые я провела три лекции, погуляла с друзьями, прочитала "Тотальный диктант" (12+) и дала два интервью, я закончила две книги. Ещё одну я прочитала, пока летела в самолете и рассчитываю, что прочту ещё, пока буду лететь обратно.
— Вы как-то говорили в Telegram-канале, что, будь ваша воля, "каждую неделю летала бы через трансатлантику — вот ужо начиталась бы". Расскажите, что это были за книги.
— Я сейчас дочитываю книгу вашего местного прозаика Василия Авченко, вскоре она выйдет в редакции Елены Шубиной. Вообще я оказалась в Приморье, потому что я очень люблю книги Василия Авченко. Он такой человек, который способен "заразить" любовью к вашему краю абсолютно любого человека. Меня тоже.
Прочитала третью часть очень мной любимой, хотя и довольно дурацкой фэнтэзи-трилогии американской писательницы китайского происхождения Ребекки Куанг. И я закончила (на английском) новый роман Вьет Тхань Нгуен "The Committed" (16+). На русском выходила первая часть, это дилогия, по-русски она называлась "Сочувствующий" (16+). Вторую часть я купила себе в Kindle (16+) и с огромным удовольствием прочитала. Что я буду читать на обратном пути, я ещё не решила, потому что у меня довольно большой выбор. Сяду в самолет и определюсь.
— Вы воспринимаете чтение как работу или хобби? Или границы уже вообще стерлись?
— Вообще нет границ. Это моя жизнь. Я редко позволяю себе что-то читать совсем не по работе, но зато я могу придумывать себе такую работу, чтобы я могла что-нибудь неожиданное почитать. Я преподаю курс по современной литературе в университете. Нет никакого ГОСТа, стандарта современной литературы. Я каждый год меняю список, чтобы иметь легальную возможность прочитать что-нибудь, что иначе я не прочитала бы.
— Остается ли у вас время на какие-то хобби?
— Я честно вам скажу: всегда с подозрением относилась к концепции хобби. Мне кажется, что хобби нужны тем людям, которые не очень любят то, чем они занимаются в режиме профессиональной деятельности. Я понимаю, что это несколько высокомерное высказывание, но я правда так к этому отношусь. Поскольку большая часть моей профессиональной деятельности связана с, извините за выражение, интеллектуальным трудом, мне часто не хватает кинестетических ощущений. Тактильных, двигательных. Поэтому я довольно много занимаюсь спортом, хожу на фитнес, бегаю. Сейчас не бегаю, потому что погода не очень. Но с нетерпением жду, когда в Москве уже всё подсохнет — вроде уже почти, можно открывать беговой сезон.
Три-четыре раза в неделю я хожу в спортзал, много готовлю и очень люблю это занятие. Оно обеспечивает мне то, что психотерапевты называют "состоянием потока", когда ты, с одной стороны, во что-то вовлечен, а с другой — мозг не занят интенсивной работой. Никаких других хобби у меня, пожалуй, и нет. Я люблю своих друзей, я очень люблю свою семью, и мне этого более чем достаточно.
— Зачем читать в эпоху YouTube и Netflix?
— Для радости и удовольствия. YouTube (16+), Netflix (18+), Sony PlayStation (16+), Xbox (16+) и всякие другие хорошие вещи — это ресурс, источник энергии. Это то, откуда мы добываем себе силы, мысли, эмоции. Мне кажется, что довольно нелепо ограничивать себя чем-то одним. Можно сказать, что всю жизнь будешь питаться исключительно квашеной капустой — она полезна, в ней много фолиевой кислоты. Но тем самым ты лишаешь себя многих других полезных веществ.
Чтение обладает массой достоинств и особенностей, которыми не обладают другие формы проведения времени. Книга вызывает гораздо более тесное эмоциональное сопереживание, просто потому что мы долго с книгой живем и экранизируем её в своей голове.
Нам кажется, что нам Джоан Роулинг написала "Гарри Поттера" (16+), а на самом деле Джоан Роулинг написала нам канву, по которой мы себе в голове снимаем кино про Гарри Поттера. И поскольку мы в этого Гарри Поттера вложили столько сил и эмоций, даже если сами этого не осознали, что он нам как родной. Мы в некоторой степени становимся этим Гарри Поттером, вживаемся в него. Это безопасный и комфортный способ установить эмоциональную связь с другим человеком, не похожим на тебя, может быть, не всегда прекрасным или, наоборот, более прекрасным, чем ты. Это лучший в мире тренажер эмпатии.
Я думаю, что можно придумать ещё некоторое количество особенностей, которыми обладает литература, а Netflix, YouTube и прочие обладают в меньшей степени. Означает ли это, что все должны читать? Нет, не означает. Можно придумать массу способов закрывать те же самые потребности без книги. Но решить не прикасаться ни к чему, кроме квашеной капусты — странная идея.
— Должна ли книга быть сложной? Если, читая её, человек страдает, — как я, читая "Бесконечную шутку" (18+) Уоллеса — нужно ли заставлять себя и продолжать? Потому что есть ведь некоторое удовлетворение в том, чтобы осилить что-то сложное.
— Мне кажется, важно заставлять себя пробовать разное. Бесконечные разговоры о том, чтобы выйти из зоны комфорта, применимы и к чтению. Если только боль и нет удовлетворения, то, очевидно, не надо себя мучить. Но совсем никогда не принуждать себя ни к чему сложному, выходящему за рамки твоего повседневного читательского комфорта, не очень правильно.
Надо пробовать разное. "Бесконечную шутку" я не дочитала не потому, что мне было сложно, а потому что она требовала от меня больше, чем давала. А давать больше, чем получаешь, не нужно. Я для себя поняла, что сложная книга "Бесконечная шутка" требует от меня гораздо больше, чем дает. Я не понимаю, зачем мне нужно таким сложным образом доносить такие очевидные мысли и логические структуры.
Галина Юзефович и Юлия Белая. Фото: ИА PrimaMedia
А вот, скажем, трудную книгу "Иерусалим" (18+) Алана Мура, в которой те же самые 1300 страниц, я прочитала с большим удовольствием, потому что у меня ни в какой момент не было ощущения, что она от меня требует больше, чем дает.
Важно понимать, насколько оно тебе в радость. Радость далеко не всегда равна комфорту. Бывают некомфортные книги, которые приносят то самое удовлетворение, о котором вы говорите.
Меня обычно огорчают юные девушки, которые читают только какое-нибудь романтическое фэнтэзи, бесконечное, одинаковое. Им это комфортно, это их силос. Не то чтобы это сильно плохо — хочется романтического фэнтези — почитай, но в какой-то момент можно почитать что-нибудь другое. Помните, был такой демотиватор в интернете с портретом Бродского и подписью "Почитай уже каких-нибудь других поэтов"?
— Да, Бродский в какой-то момент был на волне популярности. Сейчас она уже спала.
— В какой-то момент все бесконечно читали Бродского.
— Когда вы общались с Дмитрием Глуховским после "Тотального диктанта", вы спрашивали у него, в связи с чем такая фиксация на теме невозможности выбора между личной жизнью и карьерой. Глуховский это объяснил феминистскими настроениями и борьбой за гендерное равенство. Насколько эта тема вообще актуальна для современной литературы?
— Я так к Дмитрию прицепилась с этим вопросом, а потом ещё и раздухарилась и написала пост в Telegram, потому что это какая-то очень архаичная, консервативная вещь. В современной литературе — и в зарубежной, и в российской — вот так вопрос уже правда не стоит. Наверняка есть места, в которых водятся такие реликтовые женихи, как в фильме по сценарию Дмитрия, которые говорят: "Я хочу, чтобы моя жена никогда не работала". Но всё-таки это уже социальная маргиналия, редкость. Поэтому я и удивилась, мне показалось это очень архаичной постановкой вопроса.
Я понимаю разговор о том, что рождение детей тебя на какое-то время не то чтобы связывает, но ограничивает. Это касается и матери, и отца, и их как пары. Про это интересно говорить. Но сводить это к выбору "быть либо великим онкологом, либо счастливой женой и матерью" — это проблематика, неактуальная даже для поколения моих родителей. Это проблематика середины XX века.
— На лекции в ДВФУ вы высказали мнение, что литературные премии в России не имеют должного авторитета, потому что они достаточно юны. Есть ли какой-то способ стимулировать их рост?
— К сожалению, нет. Наверное, можно придумать маркетинговые стратегии, которые немножко увеличат уровень доверия. Но это долгий процесс. Нельзя вырастить дуб из косточки за 15 минут, что ни делай. Ты можешь посыпать его удобрениями, и он будет расти крепче. Ты можешь сыграть ему на флейте, и он будет расти красивее. Но методов искусственного, как говорят огородники, "дозаривания" я не вижу.
Российским литературным премиям не повезло: они родились тогда, когда другие литературные премии уже вступили в стадию упадка. "Я поздно встал — и на дороге застигнут ночью Рима был". Вот это случилось с русскими литературными премиями. Как влиятельный, важный инструмент — это продукт XX века, в первую очередь. Сейчас мы наблюдаем медленный спад тех премий, которые наработали себе большой авторитет. А те, которые не наработали, вряд ли когда-то сильно вырастут.
— Литературная премия "Дальний Восток" им. В.К. Арсеньева (12+) уже два года отмечает лучших, по мнению жюри, авторов произведений на дальневосточную тематику. Вы читали тексты лауреатов?
— Я читала "Розу ветров" (12+) Андрея Геласимова. Сказать, что я люблю этот роман — преувеличить. Но он относится к той категории романов на русском языке, которые мне очень хотелось бы видеть чаще. Знаете, в одежде есть стиль "нормкор". А это такая проза "нормкор": хорошая, достаточно увлекательная и познавательная, человеческим языком написанная, вообще не стыдная литература.
Но для меня это слишком консервативный текст. Он выглядит так, как будто его могли бы написать и 50, и 100 лет назад, и он бы от этого не очень изменился. Мне всё-таки кажется, что если ты пишешь книгу в 2018 году, то хорошо бы в ней отразить дыхание этого времени.
Понятно, что "Война и мир" (12+) — это книга о 1812 годе, но в то же время это книга, написанная в 60-е годы XX века, и эти 60-е годы там присутствуют на уровне стиля, на уровне формы, языка. Это важно. А текст Геласимова для меня слишком вневременной, округлый. Но это довольно частная претензия — это хороший, здоровый роман. Мне бы хотелось, чтобы таких книг было больше.
Действительно важно, что наша страна устроена странным образом, как будто в ней есть Москва, немножко Питера, а далее — нрзб, неразборчиво, глубинка. Поэтому локальные писатели очень важны. Как я уже говорила в начале разговора, я нахожусь здесь, потому что 12 лет назад прочитала "Правый руль" (16+) Василия Авченко.
— Вы во Владивостоке впервые?
— Нет, прошлым летом я приезжала сюда в отпуск с семьей. Мы были здесь две недели. Сначала были во Владивостоке, а потом поехали в бухту Витязь на полуостров Гамова. Нам страшно понравилось! Я теперь всегда хочу в эти края. Погода тогда была просто идеальной, такое прекрасное лето-лето с теплым морем, прекрасными пляжами.
Галина Юзефович и Юлия Белая. Фото: ИА PrimaMedia
— Мало кто из центральной части России ездит сюда целенаправленно. Чаще по работе.
— Далеко и дорого. Обычному россиянину из Саратова или Самары придется лететь через Москву, а это очень удорожает процесс. В ситуации, когда есть возможность полететь прямым рейсом в Турцию или Египет, выбор очевиден. И, несмотря на мою страстную любовь к вашему региону, сервис и инфраструктура не ваша сильная сторона. Красота природы, моря, потрясающая еда многое компенсирует, но я понимаю людей, которые хотят большего комфорта.
Возвращаясь к региональной прозе. Очень важно, чтобы Россия была нанесена на литературную карту. Почему "Тобол" (16+) Алексея Иванова — важная книга? Потому что это Тобольск, западная Сибирь, на литературной карте проступает целый большой регион. Или тот же самый "Ёбург" (18+) Алексея Иванова. Или его же "Сердце пармы" (16+).
У нас мало осознанно локальных писателей, которые пишут не про российскую глубинку, а про конкретные места. В Приморье-то ещё хорошо, у вас есть Лора Белоиван, которая то же самое делает. Есть Василий Авченко.
— В этом году во Владивостоке в четвертый раз пройдет фестиваль "Литература Тихоокеанской России" (12+). В разные годы к нам приезжали Андрей Аствацатуров, Алла Горбунова, Александр Пелевин — всех их вы упоминали на своей вчерашней лекции. Кого бы вы позвали в этом году?
— Алексея Поляринова. Он вам очень понравится: классный, умный, хорошо говорит, большой знаток разных вещей. Я бы позвала Оксану Васякину, у неё вышел новый роман "Рана" (18+). Собственно, первое её большое прозаическое произведение. Не могу сказать, что он прям хорошее-хорошее, но очень талантливое. В ней чувствуется живой, настоящий, большой талант.
Я бы обязательно позвала Веру Богданову, автора книги "Павел Чжан и прочие речные твари" (18+).
Мне кажется, любое мероприятие становится лучше, если на него приезжает переводчик. Можно позвать замечательного переводчика с норвежского языка Ольгу Дробот. Она переводила практически всю детскую норвежскую классику, которую сейчас много читают российские дети. Она переводила Марию Парр. Ольга — интересный, яркий человек, который может многое рассказать о скандинавской литературе в целом.
— На обе ваши лекции во Владивостоке пришло много людей, в БУКе были буквально заняты все места. С чем вы связываете такую популярность? Особенно с учетом того, что вы работаете в сфере, которая если не умирает, то явно переживает не лучшие свои времена.
— Меня же все знают не как литературного критика, а как публичную персону. Про книги у меня спрашивают едва ли не реже, чем про то, почему я не закрашиваю седину и что я посоветую женщинам, которые седеют и чувствуют проблемы с возрастом. У меня спрашивают, как воспитывать детей и тому подобные вещи.
Меня знают как публичного говоруна. Я беззастенчиво этим пользуюсь для того, чтобы рассказывать о книгах. Люди-то думали, что они позвали просто инфлюенсера, который расскажет про всё, а я тут раз и заношу немного книжных сюжетов.
Меня знают, потому что меня показывают в передаче "Вечерний Ургант" (16+). Нам кажется, что телевизор больше не работает — на самом деле, отлично работает. Многие люди по-прежнему смотрят телевизор, ориентируются на него, доверяют ему. Меня знают, потому что у меня 50 тысяч подписчиков в Facebook. Они часто спрашивают: "Почему вы так редко рассказываете про детей? Почему вы перестали выкладывать рецепты еды?". Они хотят не строго про книжки. Меня передают из каждого утюга, поэтому люди и узнают, что я есть.
— С чем связано решение уйти из Facebook?
— Я очень устала. Facebook — это очень токсичная среда. Это касается даже не того, что ко мне приходят какие-то неприятные люди, чтобы меня обидно обозвать. В целом уровень дискуссии в Facebook в последние пару лет для меня стал совершенно неприемлемым. Речь идет не о моих персональных хейтерах, а о том, что я захожу и смотрю, как люди друг с другом разговаривают.
На моем YouTube-канале вышло интервью с Аленой Долецкой. Какая-то милая женщина, которую я совершенно не знаю, расшарила его со словами "Какая прекрасная Алена Долецкая, большое спасибо за интервью" и получила 50 комментариев "Ты что, дура, что ли? Ну у тебя и вкусы! Ты правда это смотришь?". Они не говорят ничего плохого про меня, они даже не говорят ничего плохого про Алену Долецкую, но они говорят ужасные вещи, которые я почему-то должна видеть.
Собственно говоря, в какой-то момент я поняла, что перестаю на это реагировать. Любого другого человека это обрадовало бы, но для меня это стало тревожным симптомом: моя профессиональная деятельность связана с сохранением чувствительности к печатному слову. Мне нужно реагировать на слово, это моя работа. Если я перестаю, то я выгорела и дисквалифицировалась. Я поняла, что это ржавчина, которая захватила Facebook, но нет никаких оснований полагать, что она им и ограничится. Есть нешуточный риск, что она распространится и на другие виды текста.
Не то чтобы я совсем ушла: я захожу туда один-два раза в неделю, иногда я что-то туда переношу из своего Telegram, аккуратно всё расшариваю там. Если я еду во Владивосток, то я переношу туда информацию о выступлениях для того, чтобы все мои подписчики могли узнать. Но я перестала проводить там хоть сколько-нибудь значительное время, потому что боюсь, что я привыкну.
— Видите ли вы другой карьерный путь для себя? Могла бы ваша жизнь сложиться по-другому?
— У меня есть другой карьерный путь: он связан с литературой, но не строго напрямую. Я преподаю в университете академическое письмо, критическое мышление, практическую риторику. Это курс, который не очень тесно связан с основной моей профессиональной деятельностью. Я веду его десять лет, а поскольку университет меня любит, он иногда разрешает мне прочитать курсы по современной литературе, но зарплату мне платят не за это, грубо говоря. Преподавания в моей жизни становится больше, и я думаю, что в тот момент, когда я захочу уйти на пенсию как литературный критик, я просто переложу виртуальную трудовую книжку в университет и стану full-time преподом.