15 июня 2022. Солиста Приморской сцены Мариинского театра тенора Илью Астафурова знает пол-Владивостока. Одни — по "взорвавшим" Интернет "оперным" пародиям на поп-хиты, записанным вместе с другом и коллегой по театру, также тенором, Всеволодом Мариловым. Другие — по ярким ролям на сцене Приморской Мариинки. Кто видел, тот согласится: созданные Ильей образы настолько убедительны и органичны, что порою крепко "прирастают" к нему, воспринимаются зрителями как некое alter ego артиста. Так, для многих зрителей он — Бомелий, яркий и запоминающийся персонаж из оперы Римского-Корсакова "Царская невеста" (12+).
И вот уже на поклонах после спектакля "Макбет" (16+) из зрительного зала несутся громкие возгласы: "Браво, Бомелий!", несмотря на то, что здесь Астафуров не коварный чернокнижник времен Ивана Грозного, а благородный и честный Малькольм, сын злодейски убитого Дункана, короля Шотландии.
"Для справки, кричали мои знакомые, такая группа поддержки. Но всё равно было приятно", —смущенно улыбается Илья. Однако сути это не меняет. Дебют Астафурова в роли принца Тамино в постановке оперы Вольфганга Амадея Моцарта "Волшебная флейта" (6+) на Приморской сцене был интересен обозревателю ИА PrimaMedia Александру Куликову не только с вокальной точки зрения. Бэкграунд "светлых" персонажей, созданных Ильей (Принц из оперы Прокофьева "Любовь к трем апельсинам" (6+), Николенька Иртеньев из одноактной оперы Сергея Баневича "Сцены из жизни Николеньки Иртеньева" (6+), тот же Малькольм), рождал определенные ожидания, которые, кстати говоря, с лихвою оправдались. Оставалось узнать, насколько они оправдались у самого артиста.
— Илья, можно ли сказать, что партия Тамино стала исполнением вашей мечты, а если не мечты, то, по крайней мере, какого-то большого желания?
— Конечно, я давно мечтал исполнить эту партию, тем более что "Волшебная флейта" идет у нас с 2016 года. И вот мечта сбылась. Это замечательно, поскольку партия Тамино — одна из самых востребованных для тенорового репертуара. И я безумно счастлив, что мне удалось ее исполнить.
— Когда вы узнали, что будете исполнять эту партию, то, наверное, стали думать, каким должен быть ваш Тамино?
— Он, прежде всего, должен был колоссально отличаться от другого персонажа, которого я играл в той же "Волшебной флейте". А играл я Моностатоса, мавра, охранявшего Памину, дочь Царицы ночи. Тамино должен был отличаться от него и по пластике, и по звучанию, по голосу.
Тамино прежде всего принц. Он такой статный, благородный, романтичный, нежный. И в то же время наивный. Ведь сначала он поверил Царице ночи, что Зарастро — злодей, а на самом деле все оказалось с точностью до наоборот. Поэтому я решил, что мой Тамино будет романтичным, наивным и благородным.
Тамино — "Волшебная флейта" Моцарта. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А что-нибудь от самого Моцарта там было, как вы считаете?
— От самого Моцарта? Ну, если вы имеете в виду то, что связано с Моцартом и Сальери…
— Я имею в виду, что вы когда-то исполняли роль Моцарта в опере Римского-Корсакова "Моцарт и Сальери" (12+) по пьесе Пушкина.
— Нет-нет. Мне кажется, Моцарт и его герой Тамино никак не вяжутся друг с другом. Это совершенно разные образы. Моцарт у Пушкина и Римского-Корсакова получился этаким божеством, любившим над собой пошутить: вот, мол, мое божество изголодалось, пойдемте отобедаем в трактире "Золотого льва". То есть немного дурачился. А Тамино все делает всерьез. Влюбляется, проходит испытания, страдает, радуется…
Николенька Иртеньев — "Сцены из жизни Николеньки Иртеньева" Баневича. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А еще там очень интересная музыка Сергея Баневича.
— Там просто потрясающая музыка. Когда у нас шли репетиции, я, бывало, закрывал глаза и только музыку слушал. Возникало ощущение, что это музыка из какого-то фильма. Очень красивые лейтмотивы. Баневич — замечательный композитор, но то, как исполняет его музыку наш Алексей Тихомиров (концертмейстер Приморской сцены Мариинского театра — А.К.)… Ему вообще отдельное спасибо! Алексей очень тонко, очень хорошо чувствует музыку оперы, понимает, как ее нужно исполнять. Благодаря этому и мы чувствуем музыку в целом.
— И мы, зрители, тоже. Когда присутствуешь на этом спектакле в Малом зале, возникает особое чувство близости и сопричастности. Очень приятно было находиться рядом с актерами. А после спектакля, на поклонах, произошло общение напрямую. Вы говорили нам спасибо в полный голос за то, что мы пришли на спектакль, а мы говорили вам спасибо за то, что вы пели именно для нас (такое ощущение было). Не знаю, помните ли вы этот момент, но мне он запомнился навсегда.
— У меня таких моментов несколько было. Несколько "Николенек", когда зрителей было немного, но они так тепло и трогательно принимали наш спектакль, что мы тоже кричали им "спасибо", — так были рады друг другу.
— Ну, значит, все это не зря.
— Безусловно, не зря.
— Скажу честно, хотел спросить о Николеньке позже, но не сдержался. Видимо, эта ваша роль меня сильно зацепила. Однако предлагаю со светлой стороны перейти на темную. Бомелия мы уже упомянули, теперь настал черед герцога Мантуанского из "Риголетто" (12+) Верди. Партия действительно крупная и… крутая, из разряда вечных вожделений оперных теноров. Что это было, везение или пик, на который удалось взойти? Как вообще это получилось?
— Так просто карта легла, так звезды сложились, что мне дали возможность попробовать свои силы в партии Герцога. Начиналось все с дуэтов в концертном исполнении, потом было прослушивание на партию. И меня утвердили. И слава Богу, что так удачно всё сложилось. Я не считаю это каким-то пиком. Считаю, что всё-таки это начало. Во всяком случае, мне хочется в это верить.
Это было ровно год назад. Но я как сейчас помню это потрясающее, замечательное ощущение. Конечно, было немного страшно, но, тем не менее, благодаря вере нашего руководства, дирижера, художественного руководителя оперной труппы, заведующей оперной труппы, режиссера, благодаря их помощи у меня получилось. За что я всем очень благодарен.
Герцог Мантуанский — "Риголетто" Верди. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А повторение возможно?
— Я надеюсь. Правда, "Риголетто" из афиши куда-то пропал.
— Будем надеяться, что вернется. "Риголетто" — отличная постановка на Приморской сцене.
— Кстати, Риголетто — отнюдь не героический образ, он ближе к отрицательному персонажу.
— Конечно, он же сам занимался всеми этими непотребствами вместе с Герцогом, пока с его дочерью не случилось то же самое.
— Понимаете, в этой опере Верди, скажем так, необычная ситуация. Мы же привыкли, что если злодей, то уж злодей! Злодей из злодеев, не меньше. Взять того же Бомелия из "Царской невесты". Но там у злодея партия второго плана. Важная, в чем-то определяющая, но второго. А у герцога Мантуанского — роль первого плана, и он же отрицательный персонаж. Удивительный синтез!
— Если уже речь зашла о Бомелии, должен заметить, что в определенной мере этот образ — визитная карточка Ильи Астафурова. Как вы пришли к этой роли?
— Тут тоже удачное стечение обстоятельств, даже магия какая-то. Причем не в первый раз. Когда мы учим материал, с нами работают коучи, которые помогают прочувствовать и правильно интерпретировать то, что задумал композитор. Но образ мы стараемся искать сами. И одно дело дома у зеркала, и совсем другое — на сцене. С Бомелием у меня как-то удачно сложилось: получилось почувствовать его и по движению, и по пластике. И сам понял, что попал в десятку, и другим понравилось. Теперь мне доставляет огромное удовольствие исполнять эту партию.
Бомелий — "Царская невеста" Римского-Корсакова. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А нам доставляет огромное удовольствие слушать ваше пение и наблюдать за вашей пластикой. За тем, как это всё органично сочетается: пластика движения, пластика голоса, внешний облик, костюм. Но знаете, меня потрясла другая роль, которую вы иногда исполняете в "Царской невесте". Это крохотная роль одного из парней, которые захаживали к Бомелию, а бабы, шедшие с заутренней, их за это стыдили и шпыняли. Там у вас всего несколько слов, буквально одна какая-то фраза музыкальная. Но как это было сделано!
— Это одна из сложнейших задач — исполнить маленькую роль так, чтобы она запоминалась зрителям. Если вы это заметили, значит, я всё правильно сделал.
— Насколько я знаю, исполнителей ролей второго плана в опере называют компримарио. Можно ли вас отнести к представителям этого амплуа?
— В какой-то степени да, потому что я начинал со второстепенных ролей и продолжаю их играть. Конечно, их больше, нежели партий первого плана, но и количество главных партий тоже уже растет.
Так как у нас на данный момент труппа небольшая, мы практически все понемногу исполняем партии второго плана. В репертуарных театрах часто можно встретить, когда один артист сегодня поет главную партию, а через какое время может выйти и в небольшой роли. Поэтому, скажем так, я компримарио не на сто процентов, как это было раньше.
Классический компримарио — это артист, который исполняет только второстепенные партии, о первых ролях даже не помышляет и прекрасно чувствует себя в своем амплуа. И это прекрасно, потому что в партиях, которые они исполняют, существует огромное количество задач. Роль может длиться всего две минуты, и за это короткое время нужно сделать так, чтобы выступление запомнилось, чтобы оно было не хуже, чем у главного героя.
Ведь мы же все винтики и болтики в едином механизме спектакля, все делаем одно большое дело. И чем еще хороши компримарио, они помогают жить спектаклю.
Вот есть главный герой, с ним всё ясно. Сначала он несчастлив, потом находит свою любовь и становится счастливым. Все прекрасно и замечательно. А есть компримарио — тот самый исполнитель вторых ролей, который может быть по сюжету его другом или близким родственником, либо каким-то служащим при дворе, статным чиновником, графом и так далее. Это может быть и положительный персонаж, и отрицательный. Как, например, Горо в "Мадам Баттерфлай" (12+), который тот еще подлец. Он, как и остальные, сопровождает Пинкертона, играя важную связующую роль в сюжете.
Горо — "Мадам Баттерфлай" Пуччини. Фото: Кирилл Дружинин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Мне кажется, без второстепенных ролей любой спектакль, в нашем случае музыкальный, опера, просто бы не состоялся. Был бы скучным, не имел бы драматической глубины.
— Да вот вам пример — опера Сергея Прокофьева "Война и мир" (12+). Там есть два крошечных персонажа — два немецких генерала, которые совершенно равнодушно оценивают предстоящее Бородинское сражение…
— Да они просто декламируют, даже не поют.
— Вот, казалось бы, на кой они нужны, убери их — ничего не изменится. А на самом деле они очень важны, потому что после их (двух равнодушных к России людей) диалога, который услышал князь Андрей, начинается его знаменитый патриотический монолог, а потом, как маховик, раскручивается тема великой народной войны, находящая яркое воплощение в арии Кутузова.
— Иногда бывает так, что определенная маленькая роль подсказывает зрителю, почему, допустим, главный герой так поступает или почему началась та или иная сцена. Маленькие роли, они как проводники по сюжету. С их помощью зритель понимает, что будет дальше.
— Иногда мне кажется, что, если вдруг кому-то придет в голову сократить оперу, можно пожертвовать какой-нибудь арией, но ни в коем случае нельзя пожертвовать маленьким эпизодом, на котором все держится.
— Совершенно верно. Зачастую бывает так, что делаются купюры в операх. Но редко это касается второстепенных ролей. Могут либо какие-то хоровые сцены убрать, если они повторяются, любо сократить ансамбль, если он написан в куплетной форме.
— А можно ли назвать оперу Прокофьева "Любовь к трем апельсинам", где вы исполняете роль Принца, оперой компримарио? Ведь там как происходит? Человек вышел, спел и ушел.
— Нет, все-таки Принц — это одна из самых главных ролей. Просто у Прокофьева, если взять "Войну и мир" и "Три апельсина", какое-то сквозное мышление. У него вообще нет второстепенных ролей, у него все — главные, просто они существуют определенный отрезок времени.
Лебедев — "Идиот" Смелкова. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— В этом смысле отметил бы еще один образ — Подьячего в "Хованщине" (12+) . Он у вас получился таким, я бы сказал, пронзительным. Не просто крючкотвором, который "взятку нудит", а человеком, у которого за плечами какая-то своя история, бэкграунд, как сейчас принято говорить. Интересно, Валерий Гергиев, который дирижировал премьерным спектаклем, где вы пели Подьячего, обратил внимание на ваше выступление, сказал что-нибудь?
— Лично мне он, конечно, ничего не говорил, потому что Валерий Абисалович очень занятой человек. Но через нашего руководителя оперной труппы Ирину Юрьевну Соболеву передал, что ему очень понравилась моя работа.
Должен сказать, что образ Подьячего получился у меня как раз благодаря Ирине Юрьевне Соболевой. Она во многом помогает мне. Мы вместе создавали образ Бомелия, и также вместе создавали образ Подъячего. Поэтому он получился такой яркий, красочный.
Одно время эту партию сильно купировали. Даже в прошлом веке оставляли ему буквально три-четыре слова. Потому что опера была большая, и надо было что-то сокращать. А Валерий Абисалович поставил "Хованщину" целиком, без купюр.
Подьячий — "Хованщина" Мусоргского. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Вообще он даже восстановил финал полностью.
— Да, и роль Подьячего, в принципе, стала одной из самых значимых. Не главной, конечно. Но одной из самых сложных. Она технически очень сложно написана, с кондачка ее не споешь. К ней нужно серьезно готовиться. Она достаточно необычно написана Мусоргским.
— Наверное, выполнять сложные задачи всегда интересно.
— Конечно. Мне кажется, если бы всё в опере давалось легко и спокойно, было бы скучно. У каждой партии должен быть свой интерес. И по образу, и по техническим вокальным параметрам. Знаете, вот есть опера "Нос" (12+) Шостаковича…
— Конечно.
— Там есть партия квартального надзирателя. И в ней такие запредельно высокие ноты, просто невозможные! Я такое, наверное, вряд ли когда спою. У нас только Сева Марилов пробовал это петь. Но есть такой тенор Андрей Попов в Мариинском театре. Может быть, знаете?
— Не просто знаю. Я его очень люблю — и по ролям, которые он исполнял, приезжая во Владивосток, и по записям опер на официальном сайте Мариинского театра.
— Вот он квартального надзирателя поет просто потрясающе. Берет такие высокие ноты, просто кошмар! Еще надо умудриться такое спеть.
Я считаю, что Подьячий — из числа таких непростых партий. Во-первых, там и технически сложно, и образ довольно непростой, да еще с его диалога с Шакловитым практически начинается всё действие. И надо сделать так, чтобы зритель сразу был вовлечен в происходящее, чтобы захотел слушать оперу, а она ведь очень длинная.
Это, знаете, на что похоже? На "Аиду" (12+) Верди. Занавес открывается, и пожалуйста, почти сразу Радамес и его ария. И если что не так пойдет, зрители будут разочарованы. Потому что ария очень сложная. А голос еще как следует не распет.
— Верди очень даже рискованное предприятие затеял: с такой арии оперу начинать.
— Да. Обычно мы как привыкли? Увертюра, занавес, начало действия. Знаете, раскачка такая. А тут вышел — и должен задать настрой, энергетику всей опере. Это невероятно сложно.
Вот и с Подьячим где-то такая же история. В том плане, что ни в коем случае нельзя просаживать спектакль. И, пожалуй, это самое сложное в этой партии.
— Еще о двух ваших ролях хочется поговорить: о контрабандисте Ромендадо из "Кармен" (12+) и великом поваре Понге из "Турандот" (12+). Прежде всего потому, что в обоих случаях вы, как мне кажется, с успехом демонстрируете еще одну грань вашего таланта — умение петь в ансамбле. Особенно это ценно в "Турандот", где, как рассказывал мне Алексей Бублик (солист Приморской сенца Мариинского театра, баритон — А.К.), три китайских министра — Пинг, Панг и ваш Понг — действуют как единое целое, такой триединый персонаж, дракон трехголовый.
— Начнем с того, что три министра в "Турандот" — одни из самых главных партий, и во многих театрах мира их исполняют очень крепкие певцы, отнюдь не исполнители только второстепенных ролей. Алексей правильно сказал — трехглавый дракон, единое целое, которое невозможно воспринимать по отдельности. Это как три дамы в "Волшебной флейте". Никто из них отдельно не существует. Также и три мальчика. Правда, у Моцарта совсем другая история. Все эти масонские дела, цифра три, испытания, обряд посвящения, посвященные. Я думаю, что все это тоже как-то с масонами связано.
Но это так, аналогия, что вот есть три исполнителя, которые существуют как единое целое. Мне кажется, это было задумано именно Пуччини. Что они будут петь втроем и больше никак. Но при этом важен каждый. Не будет одного и, естественно, не будет ансамбля.
— Может быть, я не прав, поскольку не видел все постановки "Турандот" в Приморской Мариинке, но мне больше всего понравилось такое сочетание великих министров — Бублик, Астафуров, Марилов. По-моему, получилось близко к идеалу.
— Это первая тройка игроков (смеется). Ну, так просто получилось, что мы самые первые участвовали в премьере. Но мало того, что мы вместе существуем в опере, так мы и вместе существуем за сценой. Имеется в виду, что мы втроем придумывали единый образ этих министров. То есть вот эти наши знаменитые прыжки родились на спектакле. На основной сцене Мариинского театра министры так себя не ведут.
Это было придумано вместе. То есть мы уже на стадии репетиций работали как единое целое и как начали, так и закончили дорабатывать этот образ вместе. Это было здорово.
Ромендадо — "Кармен" Бизе. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Хорошо, а "Кармен"? Какие там прекрасные ансамбли, а достались членам ОПГ.
— "Кармен" — одна из самых любимых мною опер. Замечательная, прекрасная музыка. Но там тоже есть свои сложности, касающиеся ансамблей. Если в "Турандот" три мудреца — единое целое, то в "Кармен" — целая шайка контрабандистов, и у каждого своя судьба, своя линия. Вот, допустим, Ромендадо. Он пылко влюблен в Кармен, она ему очень нравится, но он влюблен в нее тайно.
— Поэтому чуть что он хватается за оружие и угрожает тем, кто претендует на Кармен? Цуниге, капитану драгунского полка, а потом и Эскамильо, тореадору.
— Ну да. В этой банде у каждого своя выгода, своя цель. А сложность заключается в том, что вместе они — ансамбль. Там невозможно быть отдельно, мол, я пою, как у Бизе написано, а до остальных мне дела нет. Там нужно существовать в ансамбле. В этом вся соль.
— Поговорили о ваших героях, теперь настало время поговорить о вас лично.
— Пожалуйста. Что вас интересует?
— Прежде всего, с чего начались ваши занятия музыкой? Со школы или еще раньше?
— Да все по стандарту, классически. Все детство пел, сколько себя помню. В пять-шесть лет рот не закрывался. Вот мама и решила отдать в музыкальную школу. Она как раз открывалась на Фанзаводе, на станции Океанской. Меня туда и отдали. О вокале речь еще не шла. Надо было выбрать музыкальный инструмент. Сначала это было домбра, но с домброй я не подружился. Был еще вариант на скрипку отдать, но мама не захотела.
— И правильно. У скрипачей одно плечо ниже другого.
— В конце концов, отдали на общее фортепиано, а далее уже все начали понимать, что мне больше всего нравится петь. Инструмент понятный, я его не бросал. Но в тот период я еще не интересовался классической музыкой.
Классическая музыка пришла позже, когда я уже стал серьезно заниматься академическим вокалом в Академии искусств (ныне Дальневосточный государственный институт искусств — А.К.). А до этого учился в музыкальном училище на дирижерско-хоровом отделении.
Я всерьез занимался хоровым дирижированием. Даже участвовал в международном конкурсе, где стал лауреатом. Приходилось очень много заниматься, по 13–14 часов в день, поскольку дирижерам нужно уметь владеть инструментом, нужно хорошо разбираться в гармонии и в полифонии, вообще знать очень много музыки. Ведь дирижер — это самый главный человек в оркестре, он должен все знать и понимать. У меня даже было желание стать оркестровым дирижером. Думал после третьего курса уехать в Новосибирск учиться дальше, но пение пересилило. Ну а потом в моей жизни появился рок-н-ролл. Не знаю, стоит ли об этом?
Малькольм — "Макбет" Верди. Фото: Наталья Макогонова, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Конечно, стоит. Рок-н-ролл — дело хорошее. Многие сначала Элвисом заслушиваются, а потом к Баху приходят. Вы какие группы слушали?
— Что-то особо выделять не стал бы. Вы знаете, это раньше было такое: мне нравится одна или две группы, и всё, и больше я ничего не слушаю. Благодаря широкому кругу музыкальных интересов, которые мне привили в музыкальном училище, я вообще абсолютно разную музыку слушаю и абсолютно разную музыку люблю. Просто в юные годы был отдельный интерес к року.
— А сейчас вы слушаете рок или, допустим, джаз и блюз?
— Конечно. В моей жизни очень много музыки, и если хочется отвлечься, послушать что-то просто так, то это точно не классика. Это может быть какой-нибудь старый джаз или блюз. Таким фоном, расслабляющая музыка.
Собственно говоря, до поступления в музыкальное училище я в основном занимался эстрадным пением, у меня даже какие-то достижения были. В Санкт-Петербурге занял третье место на одном из конкурсов. В общем, шел по дорожке эстрадного исполнителя. Потом уже было увлечение рок-музыкой, то есть своя рок-группа, свои песни. Период, который вспоминается с теплотой.
Когда пришел в музыкальное училище, все стало серьезнее. Я уже стал понимать, как музыка создается, из чего она состоит. То есть если раньше всё было по наитию, то потом пришло осознание: начал знакомиться с гармонией, с творчеством композиторов, начал понимать музыкальную кухню изнутри. Хотя был такой период после музыкального училища, когда я хотел сменить профессию.
— Вот те раз! Почему?
— Потому что мои товарищи по музыкальному училищу после его окончания стали поступать в университеты, другие вузы, не музыкальные. Тогда еще не было нашего театра, и многие считали, что музыкой на жизнь абсолютно ничего не заработаешь. Работать педагогом в музыкальной школе? Нам тогда казалось, что это как-то не очень. То есть все хотели получить хорошую профессию, востребованную, хорошее высшее образование.
Беппо — "Паяцы" Леонкавалло. Фото: Наталья Макогонова, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
В общем, я пошел на поводу у общего мнения и поступил на "Издательское дело и редактирование", то есть решил стать журналистом. Сдал вступительные экзамены, все лето отдыхал, готовился к учебе.
И как-то случайно столкнулся со своей давней подругой, начали общаться, кто чем занимается, что и как в жизни происходит. Я говорю, вот решил поступить на журналистику. "А как же музыка?" "Ну вот как-то все вокруг говорят, что нужно хорошее образование получить, что музыкой не заработаешь". И тут она очень такой хороший вопрос задала: "У тебя есть мечта?" Я говорю: "Да, конечно, есть". Мы продолжали говорить, и я вдруг понял, моя мечта связана с музыкой, с творчеством. И еще я сам спросил у нее: "А у тебя есть мечта?" Она ответила: "У меня нет мечты, я просто живу".
Думаю, ну, это как-то вообще странно — просто жить, без мечты, без цели. Словом, во мне этот разговор как-то все перевернул. И я забрал документы из университета и отнес их в Академию искусств. Сначала подал на дирижерско-хоровое, проучился там два года, а потом уже перевелся на вокальное отделение. Потому что понял, что хочу развиваться дальше не как дирижер, а как вокалист.
— В 2013 году во Владивостоке появился театр оперы и балета. Вы пришли сюда и пели, как мне сказала главный хормейстер Приморской Мариинки Лариса Швейковская, сначала в хоре.
— Да.
— Пели в хоре, но лелеяли заветную мечту и постепенно готовились к тому, чтобы прыгнуть в дамки, то есть попасть в солисты? И у вас получилось!
— Совершенно верно. Началось с второстепенных ролей. Поначалу штат солистов в театре был очень маленький, а кому-то нужно было исполнять второстепенные роли. И все знали, что есть такой Илья Астафуров, который поет в хоре, что ему можно доверить эти партии. И постепенно, постепенно я стал развиваться. И думаю, руководство само пришло к мнению, что я вполне соответствую требованиям. В 2015 году меня официально перевели в солисты.
Моностатос — "Волшебная флейта" Моцарта. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Это все-таки счастье, что у нас в городе появился театр оперы и балета.
— Несомненно, счастье и большая радость. Потому что когда я оканчивал Академию искусств, то уже думал, что нужно уезжать. Надо где-то учиться дальше, пробоваться в какой-нибудь театр, строить свою карьеру.
И слава Богу, что во Владивостоке построили театр. Что можно теперь позавтракать дома, сесть в машину или даже в автобус и приехать в театр. В этом смысле нам, местным ребятам, очень повезло.
— А кто в театре из местных работает?
— Я, Всеволод Марилов, Сергей Плешивцев, Алина Михайлик, Геннадий Ахмедов, Владимир Волков. Это из солистов.
— Татьяну Макарчук еще можно добавить, она в Большом Камне родилась. И мужа ее, Евгения Плеханова, он катер во Владивостоке хочет купить. А это, знаете ли, уже корни.
— Конечно-конечно!
— Не могу не спросить вас об одном паблик-арт проекте со странным названием "Хор моржовый"…
— Я так и знал!
— Ну а как иначе? Два серьезных оперных певца Илья Астафуров и Всеволод Марилов в постановочных костюмах, в гриме, хорошо поставленными академическими голосами распевают популярные поп-хиты на радость подписчикам и прочей интернет-публике. И все это оставить без внимания? Интернет взрывали? Лайки получали? Было такое?
— Было, не отрицаю. Но вообще это получилось спонтанно. Мы с Всеволодом очень большие друзья, коллеги начиная с института. Ну там помимо оперы совместные рок-проекты и всё такое.
И как-то мы начали просто дурака валять в перерывах, то есть прямо в костюмах записывать всякие поп-песни. Ну, грубо говоря, заниматься баловством. Одному, второму, третьему показали, и всем это просто безумно начало нравиться. То есть мы сидим валяем дурака, а это потом какой-то резонанс имеет.
Мы с Севой стали думать, что с этим дуракавалянием дальше делать. Пришли к тому, что будем петь академическими голосами каверы поп-хитов, и не просто так, а именно в костюмах. Потом начали заводить отдельные аккаунты. Да, делали свой контент. И некоторые ролики перевалили даже за миллион просмотров.
Илья Астафуров — в жизни. Фото: Геннадий Шишкин, из личного архива Ильи Астафурова
— Существует известный тест Анны Ахматовой. Всего три коротких вопроса, с помощью которых она определяла характер человека. Чай или кофе? Собака или кошка? Пастернак или Мандельштам? Что бы вы выбрали?
— Кофе, собака (задумался), Пастернак.
— Ахматова вообще бы отказалась от вашей характеристики, потому что у нее были только две градации. Чай, собака, Пастернак — человек надежный, несколько простоватый, но оптимистически настроенный и душевно здоровый, прямой и честный. Кофе, кошка, Мандельштам — более изысканная личность. Человек постоянных душевных метаний, пессимист по натуре, который склонен преувеличивать и драматизировать. А у вас получается некий синтез.
— Может быть, в этом есть какая-то правда.
— Но мой вопрос заключается несколько в другом. Вот если поэтов поменять на композиторов, кого бы вы назвали?
— Чайковский…
— Или?
— Верди.
— И выбрали бы?
— Думаю, Чайковского. Хотя для моего голоса, наверное, более подходят белькантовые партии. То есть это Россини, Доницетти, Беллини.
В эпоху репертуарного театра не делают опер под определенный голос. Ставят Верди, Чайковского, Пуччини. Но вот "Волшебная флейта", например, идет в России практически во всех театрах. Это одна из самых популярных и востребованных опер, таких, как "Евгений Онегин" (12+), "Турандот" (12+), "Мадам Баттерфлай" (12+). Существует опер 15, которые идут практически во всех театрах. И можно по пальцам пересчитать так называемую экзотику. Шостакович и Прокофьев в том же Мариинском театре. Или Щедрин.
Но вообще, конечно, было бы неплохо, если бы у нас появился белькантовый репертуар. Нам должны были привезти "Любовный напиток" (имеется в виду, привезти декорации и костюмы из Мариинского театра — А.К.), и мы его готовили. Были уже утверждены составы солистов. Мы уже учили партии. Но потом по каким-то причинам спектакль не привезли, и он откладывается на неопределенный срок.
Вот если бы поставили "Любовный напиток", это было бы счастье, потому что там такая потрясающая, замечательная музыка. И совершенно на сто процентов мне по голосу. Прямое попадание в мой голосовой диапазон, в мою тесситуру.
— Ну что же, будем надеяться и ждать.
— Будем.
Справка.
Илья Астафуров. Тенор
Лауреат 3-й премии VII Международного конкурса молодых музыкантов-исполнителей "Музыкальный Владивосток — 2012".
Родился во Владивостоке. В 2001–2005 годах обучался во Владивостокском музыкальном училище по классу хорового дирижирования (класс преподавателя Т. Кузьминой). В 2012 году окончил Дальневосточную государственную академию искусств (класс доцента Е.А. Глушенко).
Принимал участие в мастер-классах по вокалу Ульфа Бестлайна (Грац, Австрия), народной артистки СССР Галины Вишневской, народного артиста РСФСР Константина Плужникова.
С 2013 года — солист Приморской краевой филармонии.
С 2013 года работал в Приморском театре оперы и балета. С сентября 2015 года — солист оперной труппы театра. С 2016 года работает в составе оперной труппы Приморской сцены Мариинского театра.