Первый богатырь Приморской Мариинки — Сергей Плешивцев

27 февраля 2023. Вот уж действительно, от судьбы не уйдешь, и если тебе на роду написано петь басом в опере, то это обязательно случится. За примерами далеко ходить не надо. Знаменитый бас сталинской эпохи Максим Дормидонтович Михайлов до поступления на службу в Большой театр был протодьяконом. Народный артист СССР Алексей Филиппович Кривченя до того, как пойти на сцену, трудился на заводе и в порту. Всемирно известный бас, кавалер ордена Ленина и каммерзенгер Австрии Евгений Евгеньевич Нестеренко в молодости успел поработать прорабом на стройке. Солист Приморской сцены Мариинского театра Сергей Николаевич Плешивцев окончил химический факультет ДВГУ (сейчас — ДВФУ) с красным дипломом и преподавал химию в Морском рыбопромышленном колледже на улице Кирова, 93. С этого интересного факта обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов и решил начать беседу с артистом.

"Учительница химии моя"

— Сергей Николаевич, сколько лет вы занимались преподаванием?

— 12 лет, то есть в отличие от известных примеров, подзадержался в своей первой специальности. Но я совмещал. Где-то через год после начала работы в колледже моя школьная учительница по химии — Мальцева Людмила Аникандровна, которая тогда уже работала главным администратором Тихоокеанского симфонического оркестра, предложила мне пройти прослушивание.

Кстати, она первая предположила, что у меня бас. Я-то пел с детства, много пел — сначала так, потом — под гитару. До того, как стать профессиональным певцом, я знал буквально сотни песен, которые можно петь под гитару. Ну, мне говорили, что у меня приблизительно драматический баритон, а школьная учительница считала, что у меня бас, потому что, когда я что-то говорил на уроках, гул стоял такой, что "о-о-о-о".

— То есть стены вибрировали?

— Да. Сама она тоже любила музыку, писала песни под гитару. Я ей потом, когда окончил школу, помогал какие-то обработки этих песен делать. Когда она стала работать в Тихоокеанском симфоническом оркестре, то отдала эти записи Тихонову (Анатолий Иванович Тихонов — заслуженный артист России, дирижер и композитор, тогда главный дирижер Тихоокеанского симфонического оркестра — А.К.), а он уже сделал первые профессиональные обработки… Потом она улетела в Москву, сейчас работает в Театре Российской армии.

Когда она предложила мне прослушаться, мне было 23 года. Я как раз из рейса пришел, полгода был в море, руководил практикой у курсантов. И вот прихожу к Воронину Владимиру Валентиновичу, а у них в институте искусств — вступительные экзамены (Владимир Воронин — советский и российский оперный певец (тенор) и педагог по вокалу, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, профессор Дальневосточного государственного института искусств, заведующий кафедрой сольного пения и оперной подготовки, художественный руководитель оперной студии ДВГИИ и общественного учреждения культуры "Камерный музыкальный театр г. Владивостока"; умер в 2018 году — А.К.).

Воронин подумал, что я пришел поступать, а я: "Как так? Я же работаю. Я не могу работу бросить". Потом все-таки захотел и это сделать — бросить работу, съехать с ведомственной квартиры — и поступать.

Но тут меня уже отговорили, мол, не спеши, не торопись. И я и стал совмещать — преподавал химию в колледже и пел: занимался у Воронина, участвовал в выступлениях Камерного музыкального театра. Мы много выступали. Наши педагоги считали, что у студентов должна быть постоянная практика — ставили оперы, взрослые и детские, делали концерты.

Постепенно я стал во Владивостоке довольно известным певцом, на полупрофессиональной основе, можно сказать. Пел в городе с оркестром, ездил за рубеж на гастроли. И, в конце концов, пришел к выводу, что не могу уже совмещать преподавание и пение. И я решился. После 12 лет работы в колледже все-таки оставил его и поступил в музыкальное училище. Как бы сжег за собой мосты. Первые полгода даже не работал нигде. А через полгода меня взяли на работу в филармонию, потому что меня там уже хорошо знали. Получается, я полностью пришел в профессию только через 11 лет после начала занятий ею.

— Какие годы были на дворе?

— Середина 90-х.

— Помню-помню… Зарплату элементарно не платили… На что вы жили?

— Я как раз успел получить зарплату за тот рейс, где руководил практикой. С трудом. Там такие очереди стояли! А через несколько дней гораздо труднее стало — народ потом уже месяцами не мог получить зарплату.

— А пение давало какой-то заработок?

— Поначалу несколько лет вообще ничего не давало. Потом постепенно стали появляться мероприятия, дававшие дополнительный заработок, допустим, где-нибудь на юбилеях пел. Какие-то концерты были с Ворониным, куда-то приглашали, где могли немножко заплатить. В филармонии как в бюджетном учреждении тоже особого заработка не было. Так что, уйдя из колледжа, в материальном плане я ничего не потерял и не приобрел.

Владимир Валентинович Воронин

— О Владимире Валентиновиче Воронине Анастасия Кикоть (солистка Приморской сцены Мариинского театра, сопрано — А.К.) хорошо отзывалась в своем интервью, и Виктор Антонович Коркишко (артист хора Приморской сцены Мариинского театра, бас — А.К.) о нем вспоминал. Мне кажется, что настало время подробнее поговорить о Воронине. 

— Давайте, хотя мне это будет трудно. У меня отец погиб, когда я был еще ребенком, и Владимир Валентинович, можно сказать, в какой-то мере заменил мне отца. Он и по возрасту подходил. Об этом даже трудно рассказывать, потому что этот человек был для меня не просто педагогом, но и близким человеком. Он и Валентина Николаевна Рубан (доцент кафедры сольного пения и оперной подготовки ДВГИИ; умерла в 2020 году — А.К.). Я дольше всех учеников был с ними. В общей сложности лет 17-18. Причем постоянно, на всех выступлениях — и в спектаклях, и на концертах. Мы часто втроем выступали, ну а четвертым, допустим, баянист был. Конечно, было много других студентов. Но мы составляли какое-то ядро, были чем-то вроде семьи…  

У каждого человека, наверное, бывают такие моменты, когда он чувствует себя абсолютно счастливым. Недавно я об этом думал и понял, что, может быть, 5-10 таких моментов у меня как раз с Ворониным связано.

Например, когда я оканчивал музучилище, когда госэкзамены сдал. И когда у меня свадьба была. Я их, Воронина и Рубан, к себе на свадьбу пригласил. И когда они поехали в Японию (тогда наши музыканты часто гастролировали в Японии), а я их очень ждал. И когда они вернулись, у меня внутри было такое чувство, что вот наконец-то они вернулись.

Или такой момент. Мы как-то собирались у наших общих друзей за городом, а Воронина еще не было, и мы его ждали-ждали, и когда он приехал, у меня было такое ощущение, что как всё замечательно — приехал дорогой человек, которого я очень ждал. Многое хотелось бы о нем рассказать, но сразу как-то не получается.

— А вы попробуйте. 

— Ну, вот, Владимир Валентинович у нас как бы по совместительству шофером работал. У него же машина своя была, он жил за городом. И после всех выступлений, поздних репетиций развозил нас по домам — Валентину Николаевну, меня и еще кого-то. Он за городом жил, я в районе Второй речки. И порою получалось так: едем — говорим, потом останавливаемся и мне выходить пора, но мы еще полчаса-час разговариваем. Или вечером созваниваемся и разговариваем полчаса-час-полтора. Он был любителем поговорить, обсудить планы, порассуждать о чем-то, повспоминать о выступлениях. И все так не спеша, размеренно. И у нас так почти каждый день было.

И вообще первый состав Камерного музыкального театра очень дружный был. Мы часто собирались в классе после представления или чтобы отметить чей-то день рождения. Собирались и ели тортик, пили чай, а потом песни пели.

Владимир Валентинович был очень талантливым человеком. Как в музыке говорят, он "слухач" был. То есть играл на слух на разных инструментах вообще без проблем. И на рояле, и на баяне, и на балалайке, и на дудочке, и на перкуссионных инструментах. Настоящий человек-оркестр. На слух всё что угодно мог сыграть. Мог, например, фортепианный концерт Чайковского показать без нот, какие-то другие серьезные вещи. На слух подбирал любую тональность. Это мало кто может. А он делал, причем лучше многих пианистов. А на баяне — лучше, чем некоторые баянисты.

— Наверное, мог бы уехать в Москву и устроиться там. Но с другой стороны столько учеников здесь вырастил. 

— Да-да. Многие разъехались в разные города, даже в разные страны. И в Москве есть его ученики, и в Петербурге.

— Я брал у него интервью еще в прошлом веке, году так в 1999-м. Мы час проговорили, а то и больше, и у меня в конце беседы возникло такое впечатление, что мы сто лет знакомы. Мгновенно как-то нашли общий язык, и беседа потекла сама собой о самых разных вещах. А потом я как-то был на постановке Камерного музыкального театра в Пушкинском театре. И Воронин там пел. Он ведь тенор был?

— Может, вы смотрели комическую оперу "Мельник — колдун, обманщик и сват" (12+, опера 1779 года — слова Аблемисова, музыка Соколовского, во второй редакции Фомина — А.К.)?

— Да, именно ее. 

— Я там как раз пел Мельника, это одна из моих дебютных партий.

— Значит, я вас еще тогда видел, только не знал, что это вы. 

— Да, это был я. Постановка успешная получилась. Тогда у нас еще пели и Оксана Корневская (известная оперная певица, меццо-сопрано; выпускница ДВГИИ, несколько лет пела в Большом театре, затем за рубежом под именем Элизабет Эннарис — А.К.), которая была призером конкурса имени Чайковского (12+, международный конкурс имени П.И. Чайковского — конкурс академических музыкантов; имеет статус молодежного, предельный возраст участников ограничен 32-мя годами — А.К.).Она училась в Центре оперного пения Галины Вишневской и была одной из любимых ее учениц. И Андрей Зорин у нас тогда пел, сейчас он солист Мариинского театра (Андрей Зорин — тенор, среди знаковых партий — Кочкарев ("Женитьба", 12+, неоконченная опера М.П. Мусоргского, дописанная М.М. Ипполитовым-Ивановым) и Вырин ("Станционный смотритель", 12+, опера Александра Смелкова) — А.К.).

— Я не помню сюжета "Мельника", но приятные ощущения от спектакля остались. 

— Недавно я вспоминал годы, проведенные в Камерном музыкальном театре, и понял, что это, наверное, было самое счастливое время в моей жизни. Хотя так, конечно, нельзя говорить, чтобы Бога не искушать. Ведь что-то будет и впереди.

Что еще сказать о Воронине? Например, я ни разу не слышал, чтобы он голос повышал. Ни разу за многие годы — ни на меня, ни на других. Даже удивительно как-то.

У нас было много поездок, в том числе за рубеж. И на конкурсы он со мной ездил, где я лауреатом становился. То есть было некое переплетение — он был мне и коллегой, и наставником, и, как я уже сказал, почти отцом.

Особенностью педагогического метода Воронина было то, что у студентов его класса и класса Рубан была огромная практика, несопоставимая с практикой, которая была у других студентов. И даже у меня, совмещавшего пение с работой в колледже, практики было гораздо больше, чем у студентов других классов.

В связи с этим вспоминается один характерный случай. Когда на 9 Мая возникла необходимость провести концерт в сквере Лазо возле Академии искусств, ректор бросил клич среди преподавателей. Как всегда, откликнулись Воронин, Рубан и Вячеслав Тимофеевич Семененко, Заслуженный артист России, баянист, с которым они постоянно работали. И также некоторые студенты из классов Воронина и Рубан, включая меня. Мне сообщили о концерте, я быстро переоделся, взял гитару, примчался в сквер, и мы быстро обсудили программу концерта. День был солнечный, светлый, и концерт получился отличным. И похожих случаев было множество.

Еще одна важная особенность работы Воронина со студентами — бережное отношение к их голосу. Он считал, что репертуар должен быть посильным и постепенно возрастающим по сложности. Поэтому первокурсники начинали с детских опер. Кто-то считал это лишним, поскольку рано или поздно надо будет переходить на другой репертуар, более сложный. Но я думаю, что Воронин был прав. Репертуар для начинающих должен быть не слишком сложным, но позволяющим расти в вокальном смысле. Особенностью было то, что происходила такая подготовка в рамках Камерного музыкального театра.

Мы учились у Воронина не только вокалу, но и актерскому мастерству. Причем непосредственно, потому что вместе с ним выходили на сцену. Мы видели, как он сам играл. Кроме того, он занимался режиссурой детских опер. И я следил за этой работой, набирался опыта.

Он учил нас бережному отношению к партнерам, то есть тому, как сделать так, чтобы им было удобно. Я обратил внимание на такую особенность его работы с самых первых репетиций и выступлений.

Недавно, кстати, один из самых опытных артистов миманса нашего театра Игорь Чернышев сказал, что у меня есть хорошие задатки драматического актера. Я ответил ему, что, возможно, это как-то и от природы дано, плюс благодаря тому, что подростком я в агитбригадах выступал, но во многом объясняется, как мне кажется, моей работой в театре Воронина, где я набирался актерского мастерства.

Я уже говорил, что у нас было много концертных выступлений. Очень часто Воронин выступал на них и в роли ведущего, был кем-то вроде конферансье. И потом, когда на концертах я сам выполнял ту же функцию, я вдруг замечал, что веду концерт, как Воронин. Я даже обрадовался, когда понял это.

И если уже речь зашла о Воронине, нужно еще раз упомянуть Рубан Валентину Николаевну, второго моего педагога. Когда у меня спрашивают о наставниках, я всегда отвечаю, что у меня было два учителя в пении — Воронин и Рубан. Они, по сути дела, и составляли ядро Камерного музыкального театра. Плюс их ученики и музыканты-инструменталисты. Для выступления требовались концертмейстеры, баянисты (про Семененко я уже говорил), инструменталисты. Флейта у нас была периодически, струнные инструменты. Но основа основ — вот эти два педагога — Воронин и Рубан. И 50 % успеха наших выступлений принадлежала, без сомнения, Валентине Николаевне.

Военные песни на ночь

— Воронин связывал с вами особые надежды? Говорил, что в будущем вы могли бы петь и в оперном театре? 

— Говорил, конечно, что у меня есть потенциал, есть определенный талант, задатки. Но больше в наших отношениях преобладал человеческий фактор. Мы очень много выступали, и то, что я к тому времени уже знал огромное количество песен, пришлось очень кстати.  

— А, в основном, какие песни? Эстрадные?

— Когда я пришел к Воронину, да. Сейчас-то у меня в репертуар еще сотни различных наименований добавилось — это уже академическая музыка. Но это сейчас.

У нас же в семье никто не увлекался классической музыкой. Слушали обычную. Я сам с раннего детства любил слушать и петь эстрадные песни. Пластинки буквально до дыр "заслушивал". У меня был набор любимых песен, которые я, ложась спать, когда был маленьким, пел перед сном. Пока все не спою — не засну…

— И что пели?

— В основном, военные песни. Из кинофильмов, из "Семнадцати мгновений весны", например. "Смуглянку" пел, "День Победы" или, например, такую песню Тухманова, как "Притяжение земли" (все — 12+; Давид Тухманов — советский и российский композитор, пианист; Народный артист РФ, лауреат двух Государственных премий РФ; автор многих популярных песен в Советском Союзе — А.К.).

Можно сказать, что репертуар военных песен у меня с самого детства сложился. Наверное, для меня это самый главный раздел музыки, если о песнях говорить. Мне видится даже, что если бы вдруг мне предложили выбрать очень узкий профиль для пения, то я бы выбрал именно военные песни.

— Под гитару во дворе в юности пели? 

— Конечно. Сначала я пел без гитары. Собирал песенники, сам что-то записывал. А в 13 лет попросил, чтобы мне купили гитару на день рождения. И тогда уже я под гитару стал петь, и тоже огромное количество песен. И во дворе, и не во дворе. И вообще, если по фотографиям смотреть, то после 13 лет на большинстве из них я с гитарой. Весь подростковый возраст, всю юность и далее, в основном, с гитарой.

Она меня очень выручала. Я в компаниях всегда застенчив был, особенно когда там были малознакомые люди. Но гитара выручала — я часто, когда знал, что надо будет собираться в новой компании, брал с собой гитару. Сидел-сидел, молчал-молчал, а потом брал гитару в руки и уже не говорил, я только пел.

— Что пели?

— Розенбаума, Высоцкого, Лозу, песни различных групп, очень тогда популярных, — "Кино", "Машина времени", "Любэ".

Пел много, в том числе не под свой голос. К сожалению, мне это, может быть, чем-то навредило. То есть у меня от природы был бас, а я пел всё подряд, и высокие тесситуры тоже. И голос очень сильно зажал, задирая вверх. А потом, когда уже начал заниматься пением профессионально, мне пришлось переучиваться. Было сложнее, чем тому, кто начинал с нуля.

Это был очень серьезный момент, у меня был почти весь диапазон зажат. Много времени понадобилось, чтобы от этого освободиться.

— То есть сейчас в вашей тесситуре высоких нот вообще нет?

— Ну, почему нет? Сейчас у меня наконец-то полный басовый диапазон. Когда я начинал, у меня не хватало верхней кварты. То есть я мог бы ее брать, но очень зажато. И, в принципе, не мог держать. Хотя знаете, у многих начинающих бывает так, что верхнего диапазона нет.

Как оказалось, Евгений Нестеренко, всемирно известный бас, у которого был очень большой диапазон голоса (он пел партии как низкого, так и высокого баса вплоть до баритоновых), когда поступал в консерваторию пел арию "Песня варяжского гостя" (из оперы Римского-Корсакова "Садко" (6+) — А.К.) на тон ниже, как и я когда-то.

Это была первая моя ария, и для меня она тогда была высокой, хотя для профессионального певца там ничего особо высокого нет. Но для меня она была очень высокой. И я сделал ее на тон ниже, сам себе переписал ноты. Я, кстати, очень многое написал транспорта нот — сотни страниц, целые партии. Партию в опере "Мельник — колдун, обманщик и сват" я сам понизил. Это музыка XVIII века, поэтому там очень высокая тесситура.

И, оказывается, у Нестеренко, обладавшего таким широким диапазоном, в начале творческого пути тоже была похожая проблема. Так что это, в общем-то, обычная ситуация. Но у меня она долго длилась, потому что приходилось исправлять закрепившиеся ошибки.

У меня даже критический момент наступил после трех лет занятий. Мне стало казаться, что я никогда не смогу держать басовую тесситуру, никогда не смогу петь верхнебасовые ноты. Но потом я всё-таки решил, что буду добиваться хотя бы полнобасового диапазона, и продолжил занятия.

"Хоть человек он неизвестный, зато, конечно, малый честный"

— Мне кажется, надо подробнее поговорить о Владивостокском камерном музыкальном театре. Кто-то из читателей вспомнит, а кто-то вообще впервые узнает об этом периоде в оперной жизни Владивостока, который был до Мариинского театра. Расскажите, пожалуйста, что это был за коллектив, какие спектакли ставились. 

— Я пришел к Воронину летом 1996 года. Но театр еще раньше начался. Я знаю, что там пел такой известный во Владивостоке тенор, как Эдик Семенов (Эдуард Семенов — выпускник Дальневосточной академии искусств, с 2005 года солист концертного агентства "Тенора ХХI века", лауреат международных конкурсов; умер в 2010 году за день своего 45-летия — А.К.).

— Да, я помню. 

— Я знаю, что его первое выступление в Камерном состоялось в опере "Ведьма" ("Ведьма" (12+) — камерная опера Владимир Власова и Владимира Фере по одноименному рассказу А.П. Чехова — А.К.). Он пел там небольшую партию. Подробнее о том, что было до меня, я не могу рассказать. Но вот в 1996 году Воронин и Рубан набрали большой коллектив из своих студентов. Там было много студентов младших и даже подготовительных курсов. Недавно в соцсетях я разместил фотографию тех лет. На ней и я, очень молодой, и другие ребята из того состава.

С нами тогда пела Оксана Корниевская, которая занималась в аспирантуре. Именно тогда начался ее взлет, участие в конкурсах, подготовка к конкурсу имени Чайковского, где она стала призером.

Я уже говорил о подходе наших педагогов, считавших, что у студентов должна быть обязательная практика. И Камерный театр давал такую возможность. Оперы, концерты — это уже была работа. То есть ты не просто учился, а уже начинал работать.

И второй момент, о котором я тоже упоминал, — начинать нужно с посильного. И мы начинали с детских опер, где были самые простые партии. Самой первой постановкой была "Репка" ("Репка" (0+) — опера для детей композитора Владимира Сокальского — А.К.). Потом — "Маша и медведь" ("Маша и медведь" (0+) — детская опера-сказка композитора Михаила Красева — А.К.).

В "Репке", допустим, есть корреляция со "Снегурочкой" ("Снегурочка" (12+) — опера Римского-Корсакова, недавно появившаяся в репертуаре Приморской сцены Мариинского театра — А.К.). И когда сопрано готовилась исполнять в "Репке" партию внучки, она, по сути дела, исподволь готовилась к партии Снегурочки. Вот такой подход был у наших педагогов.

И что еще важно — профессиональное исполнение детских опер. Привлекать детей к классической музыке — большое, хорошее дело.

— Ну и потом дети — такая аудитория, которая либо слушает, либо нет. Тут уж надо постараться!

— Да, дети — искренние слушатели. Они фальшь видят сразу. И если тебе этого не надо, если ты это без любви делаешь, почувствуют мгновенно. Для меня с тех пор детские выступления — один из самых любимых жанров. Где-то с 23-х лет я начал работать Дедом Морозом на елках. Четверть века посвятил этому делу. И когда стал работать в филармонии, тоже был Дедом Морозом во время детских выступлений.

В "Репке" басовой партии не было, но специально для меня Воронин придумал в конце финальный хор, в котором выходят соседи, празднуют и поют. И я в том числе. Потом была "Маша и медведь", где Медведь, по сути, — первая моя опера с сольной партией.

С тех пор у меня немножко осталась медвежья пластика, — трудно было избавляться, — вот эта косолапая. Еще, кстати, был медведь в опере "Квартет" (0+) по Крылову, потом "Кот и пёс" (0+). Потом посложнее — "Орфей и Эвридика" (12+, опера Кристофа Виллибальда Глюка на сюжет греческого мифа об Орфее — А.К.). Мы там в хоре пели. И, наконец, опера "Мельник — колдун, обманщик и сват", где я исполнял заглавную партию.

— Помню, в начале "нулевых" во Владивостоке шел "Евгений Онегин" (12+). Это была постановка Камерного музыкального театра? 

— Смотря какая. Мы показывали отрывки в полуконцертном исполнении. А целиком оперу во Владивостоке поставил Театр классической оперы (музыкальный коллектив, существовавший с февраля 1993 года до марта 2004 года — А.К.). Кстати, их первый "Онегин" шел в Театре имени Горького, и я принимал в нем участие.

— Кого пели?

— Никого. Вообще не пел.

— ???

— Я уже упоминал мою школьную учительницу, которая стала администратором Тихоокеанского симфонического оркестра. Этот оркестр как раз сотрудничал с Театром классической оперы, она меня пригласила, и меня взяли на роль мсье Гильо.

—  Человека хотя неизвестного, зато, конечно, малого честного?

— Ну да. Это секундант Онегина в сцене дуэли с Ленским. Но этот персонаж не поет.

Я тогда только начал заниматься вокалом, первый год шел. И это был мой первый выход на большую сцену. Хотя вообще на сцену приходилось выходить еще подростком, когда я был в агитбригаде. Меня в пионерский лагерь "Океан" отправляли в связи с этим, я там тоже выступал.

А вот чтобы на большой сцене — это было в первый раз. И когда я вышел и увидел вот эту черную бездну зала, честно говоря, испугался. Передо мной была черная дыра, а в ней — некая масса, которую я не различал.

 У меня буквально ноги стали подкашиваться. Чувствовал, что оседаю. И я себя силой заставлял выпрямлять ноги, держаться на них. И всю сцену дуэли занимался тем, что старался не упасть, — ноги просто не держали. Партию Онегина исполнял Заслуженный артист России Игорь Волков (Игорь Волков — баритон, был солистом Киргизского театра оперы и балета, в 1991 году приехал во Владивосток, стал солистом ансамбля песни и пляски ТОФ, пел в Театре классической оперы — А.К.), и у меня еще мысль возникла: "Боже мой, если я так волнуюсь, то каково ему? Ведь он еще петь должен". Вот такое яркое воспоминание о моем оперном дебюте.

"Принять на роль Гремина"

— Вот и продолжим об опере. Точнее, о театре оперы и балета, который открылся во Владивостоке в 2013 году. Ждали его открытия? Думали о том, что туда можно будет поступить, петь там? 

— Вообще-то театр ждали уже давно. О его строительстве говорили еще в 90-х годах, даже в 80-х. Когда мэром был Черепков, шла речь о том, чтобы один из кинотеатров, "Владивосток", по-моему, отдать для оперного театра. Конечно, он получился бы небольшой такой, камерный, но тем не менее.

Театр ждали. Вуз у нас был, специалисты выпускались. Но до театра как-то не доходило. Потом стало известно, что к саммиту АТЭС (12+) его построят, чтобы придать Владивостоку особый статус города, где есть свой оперный театр. Мы ждали, когда его построят. И когда это наконец-то случилось и объявили набор в труппу, я тоже пошел на прослушивание. И меня взяли. Причем в договоре так и обозначили — принят на роль Гремина. Тогда как планировался "Евгений Онегин" для первой постановки на новой сцене.

И этот дебют я считаю самым значимым событием в своей карьере. Почему? Потому что я пел на открытии театра. Это ведь событие — открытие театра!

Вот, скажем, я уже был лауреатом международного конкурса. Но конкурсы могут проводиться ежегодно, а театр далеко не каждый год открывается. И не каждый может спеть на его открытии. Да еще в своем родном городе. И одну из главных партий. А я спел. И очень горжусь этим.

— Был конкурс, или решили, что на открытии обязательно должен быть певец из Владивостока?

— Нет-нет, был конкурс. Сначала было прослушивание в Петербурге и в Москве. Потом Лубченко, тогдашний худрук театра, приехал во Владивосток. Объявили прослушивание. Кстати, Воронин тоже в комиссии был. Виталий Ишутин, который был тогда руководителем оперной труппы (Виталий Ишутин — тенор, солист и руководитель оперной труппы Приморского театра оперы и балета; погиб в ДТП в 2015 году — А.К.).

То есть были прослушивания, по результатам которых объявили состав. Меня взяли на главную басовую партию.

— А далее как в кино иногда показывают — жизнь потекла, потянулась от арии к арии? Или были какие-то подводные камни? 

— Что значит жизнь потекла? Такого никогда не бывает, чтобы что-то шло само собой. Многие профессии подразумевают тяжелый труд. А профессия оперного певца и подавно. Насколько я знаю, одно из значений слова opera в итальянском — "труд".

— А еще одно значение — "творчество". 

— Да, верно. То есть опера — ремесло, и серьезное ремесло. А значит, ты должен подходить к этому делу как настоящий крепкий ремесленник. С другой стороны, это и творческий процесс, а значит, ты еще должен быть осенен чем-то свыше. К тому же это еще и физический труд, порою довольно тяжелый. Поздние спектакли, постоянные репетиции, плотный график. А еще могут быть гастроли, переезды, перелеты.

Да и сам выход на сцену — момент стрессовый. У человека учащается пульс, сильно подскакивает давление. Некоторые не могут заниматься этой профессией из-за того, что их организм не выдерживает таких нагрузок.

Я в первые годы своего профессионального пения очень сильно волновался. Вплоть до того, что в лице менялся, когда выходил на сцену, а потом приходилось решать какие-то проблемы со здоровьем. Тот, кто был тогда рядом, например, Всеволод Марилов, солист нашего театра, который, как и я, учился у Воронина и пел в Камерном музыкальном театре, видел это неоднократно. Он даже подходил ко мне и спрашивал, отчего я такой бледный. Со временем волнение прошло, однако совладать с ним — тоже не простое дело. Вот такие подводные камни, но это бывает в любой профессии, в каждой — свои.

Русский жим и золотое сечение 

— Из вашего аккаунта "ВКонтакте" я узнал о ваших занятиях русским жимом. Спорт помогает в работе? Когда вы стали заниматься? 

— Вообще спортом я занимаюсь уже больше 30-ти лет. А русский жим — это небольшая часть этих занятий. У меня много было увлечений в детстве, помимо пения и музыки. Были и книги, и учеба. Учебники нравилось изучать. В начальных классах моей настольной книгой была "Математика" за 5 класс (6+), я всегда носил ее с собой. Играл в шахматы. Ну и к спорту был неравнодушен.

В спортивных магазинах на гири заглядывался, представлял, как я поднимаю такую огромную гирю, что приходится даже на табурет залезать, чтобы достать до ручки. Собирал и читал книги о силачах прошлого. В общем, увлекался силовыми видами спорта. В 13 лет на греблю пошел, потом начал заниматься штангой — пауэрлифтингом. Потом — просто тренировки, домашние или в зале. И, в конце концов, я узнал про такую разновидность упражнений со штангой, как русский жим — многоповторный жим лежа в течение 5 минут. В 2010 году я стал им заниматься, почти за 8 лет достиг настолько хороших результатов, что стал рекордсменом России. У меня есть несколько рекордов, которые лет семь продержались. Вот недавно узнал, что последние из них побиты.