13 июня 2023. Художника Владимира Погребняка во Владивостоке любят. Хотя не все понимают. К числу последних до недавних пор относился обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов. Озарение, как всегда, пришло внезапно. В этом помогла сама выставка (точнее, представленные на ней работы четы Погребняк), Интернет (высказывания о художнике и самого художника), ну и собственные наблюдения, воспоминания и ассоциации.
"Обычно я пишу вразброс, как будто стреляю по воробьям, потом рождаются темы, объединяющие картины", — сказал Владимир Погребняк на открытии своей персональной выставки "Не гогай мою гогу" (12+) в Приморской краевой картинной галерее в 2021 году.
Примерно то же самое произошло со мной на выставке "Сенокос". Каждая работа рождала какие-то ассоциации, будила воспоминания. Получилась этакая "стрельба по воробьям". Сначала я подумал при написании статьи о выставке связать всё разрозненное в нечто единое с помощью каких-то логических мостиков (как это делается, кстати, на самой выставке, где работы Владимира Погребняка чередуются с работами Татьяны Погребняк).
А потом я подумал, какого черта!
Пусть всё будет так, как пришло на выставке, без логической связи, "измов" и "космической сопричастности". Поток сознания, полет фантазии. Надеюсь, человек, однажды сказавший: "В каждой придури есть доля разума", не обидится на меня ни за такой подход, ни за легкую иронию, которую я себе местами позволил.
Ах, сухая трава, запах сухой травы, вы всегда рождаете какие-то ассоциации, будите какие-то воспоминания.
На выставке "Сенокос" в галерее "Арка". Фото: Кулешов Евгений, ИА PrimaMedia
Помню, в конце 80-х, на излете Перестройки, да и всего Советского Союза (как оказалось), заходили мы с женой в мастерскую Сергея Симакова, будущего Великого Гуру, в Дом культуры железнодорожников. Еще в ту, что была на втором этаже (а потом и в ту, что была с торца на первом). Симаков руководил детской студией в ДКЖД, за что его там всячески привечали, холили и лелеяли.
Жизнь тогда была трудная, с продуктами была напряженка. Поэтому было даже приятно зайти к художнику с пачкой покупных пельменей и накормить его.
В мастерской Симакова пахло сеном. Сено было не декоративным элементом и не частью какой-нибудь инсталляции. Сено было подстелено под большой железный станок для линогравюр, механизм в духе совхозной сноповязалки, приспособленной под швейную машинку Зингера. Чтобы погасить слишком громкий звук, вызываемый работой станка, под него и было постелено сено.
Меня, кстати говоря, это нисколько не удивило. Мой старший брат был художником, и я с детства привык к запаху скипидара, стружкам на полу и мокрой глине на тарелочке с голубой каемочкой. Брат мой учился в Художественном училище вместе с Симаковым, а еще с Виктором Серовым, который после отъезда Сереги из Владивостока унаследовал его студию и мастерскую в ДКЖД.
А позже мы с Симаковым были соседями по дому, только жили в разных подъездах. Изредка он заглядывал к нам домой на огонек. Вот так, придя однажды в гости, поделился он своим горем — в сене под станком завелись мыши.
Мы отдали Сереге свою мышеловку ("с возвратом"). Отличная машина была — железная, тяжелая. Когда дверка ночью захлопывалась за очередной норушкой, от лязга весь дом просыпался. А главное, пропахла мышами (мы ее иногда в аренду сдавали). Этой мышеловке уже и бесплатный сыр не нужен был. Мыши просто на запах шли.
Серега мышеловку взял, обещая вернуть, но "замылил". За это я в качестве компенсации "зачитал" двухтомник Бродского, который был у него в мастерской. Он до сих пор у меня на книжной полке стоит. Короче, квиты.
Хорошее было время. Мы сидели в мастерской у Симакова, рассматривали его бесконечную "Глорию" (кто не мечтал о славе в молодые годы, пусть первый кинет в меня мороженое), слушали группу "Примус".
А сосед мой математик
Даром времени не тратит,
Он кричит мне — эй, лунатик,
Не сиди на крыше, хватит.
Хотя это, кажется, это не "Примус", а "Красные маки". За музыкальную часть на этих посиделках отвечал Серов. Он бы уточнил, но, увы, Вити уже нет с нами.
Конечно, к Симакову заходили самые разные люди. Возможно, среди них был и Погребняк. Смутно помню разговоры по поводу некоей группы молодых художников-нонкомформистов и неоавангардистов. Нам они казались владивостокским вариантом питерских "Митьков". Если я не прав, пусть старшие товарищи меня поправят.
… 22 февраля 2019 года во владивостокской галерее современного искусства "Артэтаж" открылась выставка, посвященная 30-летию группы "Штиль" (18+). Вот тогда я узнал о сообществе художников, близких по духу и творческой манере, среди которых были и живописцы, и графики: Сергей Симаков, Андрей Камалов, Евгений Макеев, Ильяс Зинатулин, Александр Ионченков, Александр Куценко, Владимир Погребняк и Виктор Серов.
Надо же, подумал я, как интересно. А мужики-то не знали! Хотя стояли рядом.
Помню выставку молодых владивостокских художников в Приморском отделении Союза художников в конце 80-х. Были там работы Сергея Симакова, Виктора Серова. Наверняка и Погребняк был. Но как-то не запомнился.
Ну, что ж, не сразу Москва строилась, не сразу Владимир Погребняк создал свой коронный стиль.
Вдруг вспомнился Митрич.
В 1976 году я поступил в ДВГУ, и нас тут же послали на картошку. Деревня называлась Боголюбовка. Понятное дело, мы ее переименовали в Богодуловку.
Картошку, собранную на раскисших от дождей полях, мы отвозили в хранилище и там высыпали ее из мешков на расстеленный брезент — на просушку.
Митрич считался сторожем, но на самом деле круг его обязанностей был необычайно широк. Принять машину с мешками на весы, забор починить, калитку навесить, подправить здесь, подкрасить там и всё такое прочее.
Митрич был кладезем всевозможных жизненных историй и баек, этакий постаревший Василий Теркин. Да он и воевал в Великую Отечественную, конечно. Особенно нам нравилось, как Митрич рассказывал о фильмах, которые шли в сельском клубе. Тогда как раз "Великолепный" (16+) с Бельмондо показывали. Это была комедия, и на первый взгляд довольно ломовая.
Митрич очень обстоятельно и серьезно пересказывал сюжет, дополняя рассказ различными "случáями" из собственной жизни и жизни земляков. От этого получалось еще смешнее. Бельмондо у него, например, был похож на совхозного шофера Васямбу, "только рыжего, но тоже бабника, как и Жанполюшка".
На выставке "Сенокос" в галерее "Арка". Фото: Кулешов Евгений, ИА PrimaMedia
Вдруг подумалось, а что бы рассказал Митрич о выставке "Сенокос", живи он в наше время. И в голове тут же сам собой возник характерный, слегка сипловатый говорок Митрича:
"Был я давеча в городе, у сына гостил. А в городе, сам понимаешь, культура. Невестка заташила на выставку. Название подходящее — "Сенокос". Стало быть, художник жисть нашу деревенскую изобразил. Не иначе, как госпремию хочет.
Народу уйма, все художника обнимают и поздравляют. Слова сказали, какие нать. Послед разбрелись по залу. Глядят. Иной отойдет подальше, замрет, как будто карачун на него напал, потом руками всплеснет и скажет: "Хороша!". А иной будто что увидел, пятно какое — коршуном к самой картине, носом уткнется и елозит. Как Дунька Паршина, когда штапель в сельпе покупала. А после отпрянет, головой покачает: "Хороша, вот те крест".
Невестка мне: "Папа, вам всё понятно? А то ведь художник не из простых". Да я понимаю, что не из простых. Только ведь и мы не пальцем деланы, хоть и деревенские. И в ваших фовизмах-примитивизмах-символизмах тоже кой-что кумекаем.
Ну, вот тебе, гляди, картина. Сидит мужик на лугу, весь красный, видать весь день загорал, пока другие сено косили да стога метали. Сидит, ноги кренделем завязал. Лодырь, одним словом. А за ним два стога, а на кажном баба, только почему-то обеи в мущинских шляпах.
Вот, стало быть, мужику задача, какую бабу выбрать. Та, что слева, по всему видать, свиристелка. К стогу лествица прислоненная, стало быть, по ней баба наверх и забралась. На готовенькое-то.
А та, что справа, работящая. Лествицы нет, только грабли у стожка. И как она туды забралась? Да очень просто. Стояла наверху, стогоправом, стог метала, вместе с ним и поднялась. И теперь мужику машет, помоги, мол, спуститься, а то я женщина слабая, высоты боюсь. Это она кокетничает.
И вот какую бабу мужику красному выбрать? Ту, что справа, работящую, но с граблями (то есть ежели что не по ней, может и промеж лопаток перетянуть). Или свиристелку? Вроде бы не работящая, но лестницу притулила, между тем. Сварила, короче. И вот какую из них выбрать? Тут не только ноги кренделем завяжешь, но что и похуже. Правильная картина, умственная, жизненная".
Ай да Митрич! Ай да сукин сын! Так доходчиво объяснил, что сразу понятно стало, как на картины Погребняка смотреть. Не искать в них никаких "измов", никакой "космической сопричастности". Земные они. Народные. Как говорится, плоть от плоти. Искусство-то у нас народу принадлежит, или как?
Прочел где-то, что Владимир Погребняк считает высшим достижением человечества искусство Египта — с точки зрения пластики, чувства стиля. И чем больше художники отходили от этого искусства, тем бόльшую ошибку совершали, потому что научились изображать реальность через перспективу, через какие-то оттенки цвета, по сути, создавали иллюзию реальности.
С моей точки зрения, спорное утверждение. А у них что, был другой выбор? Прогресс не стоит на месте. Задача сделать так, чтобы изображение на холсте было таким же реальным, как в жизни, необычайно интересна. Прежде всего, с технической точки зрения. Другое дело, что, когда возникала фотография, живописцам пришлось задуматься, а дальше-то что? Маятник качнулся в обратную сторону.
В картинах Погребняка нет перспективы, ни прямой, ни обратной. Нет оттенков цветов. Цвета есть, а оттенков нет. Какие-то пляшущие человечки. Даже не так. Челдобречки, выражаясь детским языком. "Каляки-маляки", — говорит ребенок о своем рисунке, когда мама спрашивает: "И что мы тут нарисовали?"
Ребенок-то знает, что он нарисовал, но ничего объяснять не собирается. И не будет объяснять, потому что бесполезно. Взрослые — не дети. Другой ребенок поймет и оценит. А для взрослых, охраняя свой сокровенный детский внутренний мир, — "каляки-маляки". И не гогай мою гогу!
На выставке "Сенокос" в галерее "Арка". Фото: Кулешов Евгений, ИА PrimaMedia
Вот картина "Сенокос". Имеющий глаза да увидит. Имеющий внутри себя Митрича да поймет. Пересказывать сюжет не буду, идите на выставку и смотрите сами.
Но суть такова. На картине изображены стога. Работа завершилась, и работники и работницы беспечно предаются простым радостям бытия. Стога разной величины. Есть побольше, есть поменьше. И вот самый маленький стожок. А на нем, поджав ноги в груди, одинокий человечек. Как ежик в тумане. В общем:
Не для меня придет весна,
Не для меня песнь разольется,
И сердце радостно забьется
В восторге чувств не для меня.
И опять возникла ассоциация. А как бы решил этот сюжет мой любимый Нико Пиросмани?
Наверное, он бы изобразил какой-нибудь шумный праздник. Тбилисоба, допустим. Вечереет. На небе звезды зажглись, месяц засветился. В каждом дворе свое застолье, своя супра, свой сюжет.
Здесь все заслушались тамаду. А он, не зная меры, всё говорит и говорит. Кто-то не выдержал, стал потихоньку отщипывать по кусочку от хачапури. Кто-то с тоской глядит на полный стакан в своей руке. Кто-то задремал даже.
А здесь петь приготовились, мужчины откинулись на спинки стульев, глядят орлами. Рядом музыканты: пандури, чонгури, чанги, скрипка, бубен. Скрипач смычок вознес, как дирижерскую палочку. И вот сейчас грянет:
Однажды русский генерал,
Вдоль по Кавказу проезжал,
И грузинскую он песню
По-мегрельски напевал -
Тая, тая, тая, вататаята,
Мака ладжи радарая
Цхели пури, хачапури, цицила...
А вот совсем маленький дворик возле маленького дома. Во дворике — накрытый стол. Всё, как положено: цхели пури (горячий хлеб), хачапури (по-аджарски, конечно, то есть с яйцом), цицила тапака (цыпленок табака по-нашему), сыр сулугуни, зелень, шашлыки, крутобедрые кувшины с живительной влагой. А за столом одинокий маленький человек. Глядит печально, усы обвисли. Вокруг ни-ко-го. Очень жаль человека.
Как и одинокого барашка на другой картине Погребняка. Люди в стогу сена кувыркаются, радуются жизни. А он стоит одинокий и не понимает, как он здесь оказался. И вроде бы судьба его завидна. Все гладят по шерстке, говорят: "Ах, какой хороший барашек. Какой милый". А потом раз — и нет барашка, остались от барашка лишь рожки да ножки.
Таков и ты художник. Сегодня все тебя холят и лелеют, а завтра накинутся и сожрут с потрохами. А шкуру на стенку повесят. Так что лови момент всенародной любви. Будь любезен народу тем, что чувства добрые пробуждаешь. А улыбка зрителя (хотя бы) точно является признаком добрых чувств.
"Живопись, словно дымковская игрушка, она свистит — народ радуется. На самом деле художник выражает через форму свое чувство и пытается достучаться до сердец. Я не преследую созерцательной цели, мол, смотрите, какие краски! Многое завуалировано", — еще одно высказывание Владимира Погребняка.
А что завуалировано? Пытаюсь разобраться. И чем больше смотрю на работы Погребняка, тем больше крепнет мысль, что мне это что-то напоминает. И вдруг понимаю: да капитан Лебядкин же!
Персонаж, придуманный Федором Михайловичем Достоевским для романа "Бесы" (16+). Брат Марии Тимофеевны Лебядкиной ("Хромоножки"), тайной жены Николая Всеволодовича Ставрогина. Поэт-графоман, стихи за которого писал, конечно же, сам Достоевский.
Самым известным стихотворением Игната Лебядкина стал "Таракан":
Жил на свете таракан,
Таракан от детства,
И потом попал в стакан,
Полный мухоедства.
Место занял таракан,
Мухи возроптали.
"Полон очень наш стакан", —
К Юпитеру закричали.
Но пока у них шёл крик,
Подошёл Никифор,
Бла-го-роднейший старик...
Здесь стихотворение обрывается.
На выставке "Сенокос" в галерее "Арка". Фото: Кулешов Евгений, ИА PrimaMedia
Пародийно-гротескный стиль, изобретенный поэтом Достоевским, стал определенным феноменом русской культуры. Шаловливой рукой Федор Михайлович сделал небольшой надрез на мертвеющем теле русской поэзии и выпустил из него свежую кровь. Это почувствовали многие.
Александр Блок, например, назвал стихи Лебядкина "очень хорошими" и даже хотел написать об Игнате статью.
Позже стихи капитана Лебядкина вдохновили обэриутов (членов Объединения реального искусства, существовавшего в 1927-1930 годах) на интересные творческие поиски и эксперименты.
Молодой Николай Заболоцкий как-то читал стихи из будущих "Столбцов" (12+) в некоем литературном салоне. "Да это же капитан Лебядкин", — воскликнула какая-то ученая дама. "Именно, именно", — с радостью согласился Заболоцкий.
Сидит извозчик, как на троне,
Из ваты сделана броня,
И борода, как на иконе,
Лежит, монетами звеня.
А бедный конь руками машет,
То вытянется, как налим,
То снова восемь ног сверкают
В его блестящем животе.
Ну, чем не картина, написанная словами, а не красками? Прямо хоть сейчас на стенку вешай.
О родстве своего стиля со стилем Лебядкина заявлял Николай Олейников: "Лев рычит во мраке ночи, Кошка стонет на трубе, Жук-буржуй и жук-рабочий Гибнут в классовой борьбе". Родство с капитаном Лебядкиным наблюдается у многих персонажей рассказов Михаила Зощенко. Некоторые исследователи утверждают, что и в сюжетно-бытовых песнях Владимира Высоцкого Игнат Лебядкин тоже ночевал:
Ой! Вань! Гляди, какие карлики!
В джерси одеты — не в шевьёт,
На нашей пятой швейной фабрике
Такое вряд ли кто пошьёт.
Да что там говорить! Последний вокальный опус великого Дмитрия Шостаковича был назван автором "Четыре стихотворения капитана Лебядкина" (16+). Цикл состоит из песен на стихотворения "Таракан", "Краса красот сломала член", "Плюй на всё и торжествуй", "Светлая личность". На дворе стоял 1975 год. Какой абсурд жизни хотел передать современникам Дмитрий Дмитриевич?
А что живопись? Отдельных исследований по этому поводу вроде бы не проводилось. Но ведь кого-то пародировали Ильф и Петров в "Двенадцати стульях" (12+), когда заставили Остапа Бендера взять в руки кисть и создать знаменитого "Сеятеля". Помните? "Шкодливая рука Остапа изобразила некий обрубок с сахарной головой и тонкими плетьми вместо рук".
Вам это ничего не напоминает? Мне — Маяковского времен "Окон РОСТа". А вы что подумали?
Читайте аннотации к выставкам. Читайте — много полезного почерпнете. Честно скажу, я, например, не знал, что техника, в которой работает Татьяна Погребняк, называется ассамбляж. Это когда из обыденных материалов, таких, как кожа или текстиль, создаются произведения искусств. Тем самым художница "выходит за рамки бытового мировосприятия, затрагивая вопросы метафизического".
А я бы и так выразился. Художница приручает вещи, приспосабливают мир предметов к искусству, к творчеству, которое, как ни крути, является главным смыслом жизни человека. "Красота спасет мир", — говорил Федор Михайлович. Вы думаете, он это просто так, ради красного словца? Отнюдь.
Да и Иван Сергеевич, судя по всему, ту же линию гнул: "Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!"
Современный человек испытывает нашествие вещей и технологий, включая пресловутый ИИ (искусственный интеллект), рискуя оказаться на обочине мировой истории и превратиться из ЧЧ (человека человечного) в чч (человека человекоподобного). И это не шутка. Почитайте роман Дэна Брауна "Происхождение" (12+) и подумайте на досуге о перспективах.
Вещи наступают. Вещи заполняют наши жилища. Теснят нас. Не дают повернуться. Призванные служить человеку, они становятся его хозяевами, делают человека своим рабом. И вот уже эстетика вещей начинает диктовать свои условия живому человеческому творчеству.
На выставке "Сенокос" в галерее "Арка". Фото: Кулешов Евгений, ИА PrimaMedia
И нужно ценить любую попытку художника бросить вызов эстетике всеобщей стандартизации, взбунтоваться против нашествия вещей, вернуть их, как сноровистых коней, в стойло общечеловеческого представления о гармонии. Короче, "Тень, знай свое место!"
Именно это, как мне кажется, и делают Владимир и Татьяна Погребняк. Каждый по-своему. У Владимира — классический "голый человек на голой земле" (попытка художника очистить человеческую суть от всего внешнего, многослойного, лишнего). У Татьяны — очеловечивание вещей, возвращение им изначальности и первозданности (цвет, объем, запах, текстура). Работы Татьяны хочется потрогать, ощутить их тепло. И вспомнить стихотворение Юнны Мориц:
Не бывает напрасным прекрасное,
Не растут даже в черном году
Клен напрасный и верба напрасная,
И напрасный цветок на пруду.
Невзирая на нечто ужасное
Не текут даже в черной тени
Волны, пенье, сиянье напрасное
И напрасные слезы и дни.
Выпадало нам самое разное,
Но ни разу и в черных веках —
Рожь напрасная, вечность напрасная
И напрасное млеко в сосках.
Дело ясное, ясное, ясное,
Здесь и больше нигде, никогда
Не бывает напрасным прекрасное —
Ни с того ли нас тянет сюда?
Сила тайная, магия властная,
Звездный зов с берегов облаков.
Не бывает напрасным прекрасное
Ныне пристно во веки веков.
— Я понял, что мы с Татьяной разными путями шли к одному и тому же, пониманию истинных ценностей жизни. И мы хотим своей выставкой сказать — любите природу и любите друг друга! — это сказал Владимир Погребняк.
Имеющий уши да услышит.