Шестеро на качелях. Американская комедия Горьковки во всей красе на большой сцене

30 июня 2023. Премьера спектакля по известной пьесе канадского драматурга и сценариста Бернарда Слэйда "Там же, тогда же" (16+, оригинальное английское название — Same Time Next Year, в переводе на русский язык — "В это же время, в следующем году") состоялась на малой сцене Приморского академического краевого драматического театра имени М. Горького 19-20 июня 2021 года. Спустя почти 2 года, 23 июня 2023 года, спектакль переехал на большую сцену, пополнив ряд спектаклей о любви, которые играются на так называемом планшете (выносной площадке, которая устанавливается перед основной сценой).

Ранее на планшете были поставлены "Сцены из супружеской жизни" (16+) Ингмара Бергмана и "104 страницы про любовь" (16+) Эдварда Радзинского. И вот теперь — "Там же, тогда же" в постановке заслуженного артиста РФ Николая Тимошенко. История на двоих, рассказанная шестью актерами. Версия, прямо скажем, оригинальная, хотя, в общем-то вполне, логичная — события пьесы охватывают 25 лет. Обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов побывал на спектакле и теперь делится с читателями своими мыслями, впечатлениями и ассоциациями.  

И написал Слэйд пьесу 

Конечно, хотелось бы начать свой рассказ об авторе пьесы Бернарде Слэйде какой-нибудь интересной историей или даже анекдотом. Увы, во всех интернетовских источниках о канадском драматурге и сценаристе говорится довольно сухо и примерно одно и то же. Родился в Канаде, во время Второй мировой войны вместе с родителями жил в Англии. Вернувшись в Торонто, в 1948 году начал карьеру актера, выступал на радио и телевидении.

В 1964 году переехал в Лос-Анджелес и стал работать сценаристом ситкомов. Например, написал 17 эпизодов для комедии "Моя жена меня приворожила" (12+), в котором рассказывалась история ведьмы, вышедшей замуж за обычного смертного. Сериал шел в 1964-1972 годах. Его также показывали в России, но, конечно, гораздо позже. В 90-е.

В 1966 году Слэйд  выпустил свой дебютный сериал "Love on a Rooftop" (12+) для телеканала ABC — историю о двух влюбленных из Сан-Франциско, живущих в квартире без окон, но с выходом на крышу. Как видно, Слэйда всегда интересовали сюжеты, содержащие что-то необычное, нетривиальное.

Не стала исключением пьеса Same Time Next Year, с которой Слэйд вернулся в театр в 1975 году. Это классический дуоспектакль (спектакль, где заняты всего два актера), рассказывающий о странной паре влюбленных — Дорис и Джордже. Каждый из них в браке (у него — жена Эллен, у нее — муж Гарри), у каждого по трое детей (потом родится еще по ребенку). Раз год в одно и то же время они встречаются в одном и том же отеле в Северной Калифорнии, занимаются любовью и разговаривают. Никаких обязательств (хотя бывают конфликты), финансовых вопросов (хотя Джордж однажды дает Дорис взаймы на покупку магазина), ничего, кроме медового месяца, растянутого на четверть века. И никаких попыток соединить свои жизни (хотя, кто сказал, что этого нет, — есть, просто не так, как у других).

Вот такая образцовая американская комедия для Бродвея, выдержавшая 1 тысячу спектаклей и удостоенная престижной премии Drama Desk Award.

В 1978 году пьеса была экранизирована Робертом Маллиганом, режиссером, поставившим "Убить пересмешника" (12+) с Грегори Пеком в главной роли (экранизация одноименного романа Харпер Ли). Дорис в фильме "В это же время, в следующем году" (16+) сыграла Эллен Бёрстин, первая исполнительница этой роли в театре. Роль Джорджа исполнил Алан Алда, несравненный доктор Бенджамин Пирс "Ястребиный глаз" из сериала "МЭШ" (12+).

Бёрстин получила номинацию на "Оскар" и "Золотой глобус". А вот сам фильм был принят критикой неоднозначно. В отличие от спектакля, бурных восторгов не было. В интерпретации Маллигана бродвейская комедия трансформировалась в то, что у нас, с легкой руки Георгия Данелии, называется лирической комедией.

С другой стороны фильм Маллигана заставляет вспомнить о шедевре Уильяма Гибсона  "Двое на качелях" (16+), пьесу которого в 1962 году экранизировал Роберт Уайз (с Ширли Маклейн и Робертом Митчемом в главных ролях). К слову, сам Маллиган подчеркнул эту связь — в одной из сцен Джордж-Алда сравнивает свои отношения с Дорис-Бёрстин с качелями.  

Впрочем, "качельное" построение сюжета заложено в самой пьесе Слэйда. Когда двое качаются на качелях, каждый из них поочередно оказывается в самой верхней точке, а потом в самой нижней. И вот мы видим респектабельного республиканца Джорджа, успешно занимающегося консалтингом в Лос-Анджелесе, и одетую как хиппи Дорис, ярую пацифистку и либеральную демократку (на дворе 1966 год, начало Вьетнамской войны и антивоенного движения в США).

Взмах качелей. 1971 год. Левая демократка Дорис — теперь деловая женщина, покупающая второй магазин. Ее жизнь на пике. Зайдя в фешенебельный магазин, вместо одного дорогого костюма, который ей приглянулся, она покупает пять и на вопрос продавщицы, зачем ей столько одинаковых костюмов, отвечает: "Это для моей кегельбанной команды".

А что Джордж? Он играет на пианино в кафе и чувствует себя абсолютно свободным и счастливым человеком. Кто наверху? Кто внизу? Не так уж важно. Главное — амплитуда, взаимное максимальное отклонение от средней величины, зовущейся унылым буржуазным браком. "Сначала я хотел сбежать с тобой". — "Я тоже". — "Но тогда бы у нас получилось то же самое, что мы имеем в браке". — "А так у нас отличные отношения. Никаких обязательств". Хотя на самом деле они, конечно, есть. Иначе откуда взяться конфликтам, ссорам и примирениям, без которых невозможна ни одна love story. И ни одна бродвейская комедия.

Ода ритму

Впрочем, Маллиган снимает свое кино. А кино и театральная постановка не одно и то же, даже если в главной женской роли занята одна и та же актриса. Кино обладает своими, присущими только ему изобразительными приемами. В кино проще держать паузу, потому что ее можно заполнить изображением предметов, пейзажей, движением самих персонажей, музыкой, в конце концов. И этот прием у Маллигана используется постоянно.  И когда камера "гуляет по номеру отеля, где происходят ежегодные свидания Джорджа и Дорис, и когда  "выходит" из номера на природу вслед за героями.

В кино есть крупные планы. И именно крупный план Джорджа-Алды, рыдающего на плече у Дорис по убитому во Вьетнаме сыну Майклу, делает этот эпизод особо пронзительным и незабываемым.

В постановке Горьковки, кстати говоря, был найден практически адекватный прием: беззвучные слезы Джорджа, материнское утешение Дорис и большой слайд с изображением красивого молодого парня.  

Ритм, в котором снял свой фильм Маллиган, нетороплив, но и не затянут. Выражение чувств и эмоций персонажей не форсируется. Джордж — бухгалтер, Дорис — домохозяйка. Ну, какие тут могут быть шекспировские страсти? Тем сильнее зрительское впечатление от того, что копившееся в течение года (а по таймингу пьесы в течение пяти лет), выплескивается наружу.

И однако самая яркая и комическая сцена пьесы (Дорис приезжает на свидание глубоко беременной, и Джордж вынужден сам принимать у нее внезапные роды) у Маллигана имеет практически тот же ритм, что и весь фильм. И конечно, это правильно. Заданный ритм нарушать ни в коем случае нельзя, поскольку именно через заданный ритм осуществляется контакт с публикой.

Это, например, хорошо понимал и даже возвел в принцип гениальный Олег Борисов. Вот что писал журналист и писатель Александр Горбунов в книге о Борисове, вышедшей в серии "Жизнь замечательных людей" (12+):

"Борисов при встречах с Лобановским постоянно задавал ему вопросы о методах тренировочной работы, взаимоотношениях с игроками, с коллегами. От Лобановского вошла в футбольный мир идея аритмии, весьма, надо сказать, Борисова заинтересовавшая. Однажды высокое киевское начальство посетило тренировку "Динамо" и обратило внимание на то, что после каждой интенсивной серии упражнений футболисты начинают спокойно, без борьбы, бить по воротам. Начальство поинтересовалось у тренера, почему же удары по воротам проходят в гораздо менее напряженной обстановке, чем иные упражнения. Дабы не загружать начальственные головы лишней и совершенно им ненужной информацией, Лобановский сказал, что это связано с необходимостью устраивать в матчах паузы. "А кто же вам в играх позволит бить по воротам?" — искренне удивилось начальство.

Надо сказать, Лобановский начальство в заблуждение не вводил. Он просто не расшифровал суть сказанного. Паузы в тренировках программировались. Их цель — достижение аритмии в игре. Баланса интенсивных действий на поле, взрывов — и убаюкивающей соперника игры, необходимой для восстановления сил и подготовки новых взрывных действий. Публике аритмичная игра доставляла удовольствие. Болельщики жили предвкушением очередных всплесков, разящих контратак, быть может, голов и — новой паузы.

Олег Иванович, мне думается, уловил в объяснениях друга и в матчах киевлян, им виденных, одну очень важную вещь: контакт с публикой через заданный ритм. Наверное, театральные критики готовы разобрать детально многие роли Олега Борисова на предмет применения им ритмических принципов аритмии. Со своей дилетантской точки зрения замечу лишь, что в потрясающей по воздействию на зрителя "Кроткой", которую Лобановский видел в те времена, когда она шла на ленинградской сцене, Борисовым был задан сложнейший ритм — с акцентированными и вместе с тем неожиданными, заставлявшими вздрагивать и сопереживать паузами и взрывами".

"Печаль моя светла..."

Итак, ритм. Чередование каких-либо событий, происходящее с определенной последовательностью, частотой, скорость протекания, совершения чего-либо. И темп. Скорость протекания того, что задано ритмом. Камертоном того и другого в спектакле, поставленном Николаем Тимошенко в Горьковке, как мне кажется, как раз является сцена родов. Яркая, комическая, даже буффонадная, виртуозная по исполнению. Символизирующая верхнюю точку отношений Джорджа и Дорис (ведь в какой-то мере на свет появляется их общий ребенок). Всё, что было до этого, — разгон качелей до максимально возможной скорости. Всё, что после этого, — постепенное замедление до полной остановки.

Именно по ритму и темпу сцены родов выстраивается ритм и темп всей постановки. При этом высокий темп задается с самого начала, что требует от актеров особой отдачи (может быть, еще и в этом причина того, что спектакль для двоих становится спектаклем на шестерых).

Джордж первый (Михаил Чистяков) выплескивает на зрителя одновременно самые разные чувства — удивление, радость, влюбленность, смущение, отчаяние. И всё это в очень быстром, я бы сказал, ураганном темпе. Джордж второй (Валентин Запорожец) — в определенной мере продолжение Джорджа первого и в то же время переход в иное качество, где среди прежних чувств самым сохранившимся является отчаяние. Но и оно загоняется глубоко внутрь, порождая еще большее отчаяние.

Джордж первый не находит себе места, узнав, что у его маленькой дочери выпал молочный зуб. Джордж второй не может выдавить из себя ни одной слезы, узнав о смерти сына Майкла, которого он любил больше остальных детей. "Боготворил", — как догадалась однажды Дорис.

На долю Джорджа третьего (Сергей Коврижных) приходится некий синтез двух первых Джорджей. Мы слышим быструю, порою сбивчивую речь Джорджа первого и в то же становимся свидетелями рефлексий Джорджа второго. И несмотря на это Джордж третий — абсолютно счастливый и абсолютно свободный человек, великодушие которого не имеет границ.

Дорис рассказывает, что ее муж Гарри ушел из дома. И вот, пока она ходит по магазинам, чтобы подобрать костюм Джорджу (теперь она богата и может позволить себе сделать это), в номере отеля раздается звонок. Джордж поднимает трубку. И понимает, что звонит Гарри, который хочет поговорить с Дорис. И Джордж находит слова, убеждающие Гарри в том, что Дорис любит его и хочет, чтобы он вернулся.  

А что Дорис? Первая (Дарья Бузницкая)? Вторая (Анна Чалая)? Третья (Марина Волкова)? Скажу честно, для меня она остается загадкой. Иронична? Да. Настолько, что вопреки своему католическому воспитанию принимает такой необычный адюльтер почти как неизбежность, дар судьбы. Великодушна? Да. Настолько, что принимает и Джорджа, и Гарри такими, какими они являются. Ревнива? Если нет, то откуда ее постоянные просьбы к Джорджу рассказать об Эллен что-нибудь плохое. Терпелива? Еще как! Сколько раз мысленно представлять себе, как Джордж делает ей предложение и она отвечает "Да",  дождаться этого и ответить отказом. Милосердна? Невероятно. Чем ближе финал, чем медленнее раскачиваются качели, тем больше кажется, что именно за милосердием приезжает к ней Джордж.

Удивительное дело (хотя как раз и не удивительное), что ритм качелей подчиняет себе и зрителей. И вот уже в зале в ответ на какую-то забавную  реплику Джорджа или Дорис (не помню точно кого) звучит высоко художественный смех какого-то зрителя. И другие зрители аплодируют уже ему.

... А вообще у спектакля неожиданный финал. Хотя, конечно, по чистой случайности. Уже когда действие завершено и все шестеро актеров получают зрительские овации и традиционные букеты, на комплименты выходит режиссер-постановщик Николай Тимошенко. Получает цветы и причитающуюся ему долю аплодисментов. Кланяется и уходит.

И пока актеры продолжают выходить на поклоны, он идет со своим букетом по главной сцене за правую кулису. И кажется, что это уходит не Тимошенко, а постаревший еще больше Джордж. И непонятно, то ли это он уходит первым, то ли, наоборот, он остался в одиночестве, а Дорис уже ушла. "Печаль моя светла..."

Ходите в Горьковку на спектакль "Там же, тогда же". Хотя бы раз в сезон. Нет, именно раз в сезон. Сочувствуйте двум странным влюбленным американцам, жизненные качели которых, конечно же, давно остановились. Проверяйте по героям этой странной и милой пьесы Бернарда Слэйда, насколько изменились вы сами (или насколько вам удалось сохранить себя в себе). И пусть у пьесы вашей жизни будет такой же печальный и счастливый финал.

Смотрите полную версию на сайте >>>