Миссия выполнима. Музыкальная история Елизаветы Сущенко

— Когда я писал материал о концерте, где исполнялся опус № 38, я стал изучать историю его создания. Это, в самом деле, очень красивая история о том, как молодая поэтесса Мариэтта Шагинян в трудный для Рахманинова творческий период подобрала стихи для цикла романсов, с которых началось его возрождение как композитора. И сам финал истории немного кинематографичен. Рахманинов уехал в Америку, расширил свой диапазон, стал всемирно известным композитором. А Мариэтта Шагинян осталась в России, стала ортодоксальной коммунисткой, лауреатом Сталинской и Ленинской премий. И так бывает. 

Когда я пишу о музыке, меня интересует не только музыкальная сторона вопроса, но и сплетение человеческих судеб, какие-то истории о композиторах и музыкантах. Мне кажется, что если читателю рассказывать и об этом, то он будет относиться к самой музыке с бόльшим интересом. 

— Конечно, восприятие музыки должно быть живым. Меня всегда очень угнетает мнение людей, считающих, что музыкальный театр, опера и уж тем более симфоническая и камерная музыка — всё это предназначено для избранных, для какой-то особой интеллектуальной элиты.

Напротив, я всё время пытаюсь донести, что музыка, она, в общем-то, для всех, и если ее постоянно слушать, то она рано или поздно найдет к тебе подход — ты начнешь в ней разбираться, начнешь ее чувствовать. Любое отчуждение к музыке очень важно преодолеть. По крайней мере, мне бы очень этого хотелось.

Ведь с чего мы начинали в Малом зале? К нам на концерты приходило по пять-семь человек. Выступления проходили в "лучших" традициях академического концерта. Когда на фоне черного задника появлялись печальные люди в черных одеждах, играли что-то непонятное и уходили, оставляя чувство недоумения с обеих сторон рампы.

Потихонечку мы стали делать по-другому, стали делать выступления с декорациями. Я, кстати, довольно много времени и сил вкладываю в подбор видеоматериала. У нас подобралась замечательная команда людей, настоящих профессионалов, которые готовы скрупулезно прорисовывать, дорисовывать, убирать, подбирать цвет и подходить к этому процессу очень творчески.

Я считаю, что визуальное восприятие должно работать в связке с музыкальным, и тогда зритель испытает более объемное впечатление от концерта. Когда у нас подобрано видео, когда подобран свет, подобрано художественное слово, то всё это вместе создает совершенно другой настрой и понимание того, где мы сегодня находимся, о чем говорим.

И я не скажу, что сразу всё стало получаться. Поначалу было множество накладок и сложностей, не сразу всё состыковалось. Мы и сейчас находимся в процессе развития. С каждым концертом мы что-то добавляем, что-то пробуем, экспериментируем.

И у нас потихонечку стала прибавляться публика. Появились первые постоянные слушатели, стали приводить детей. Выяснилось, что дети, на удивление, способны высидеть весь концерт. На том же концерте "Бетховен и Брамс" сидел семилетний ребенок, который даже не пикнул. Для меня это было потрясением.

Пять лет назад я и мечтать не могла, что мы целиком распродадим билеты на инструментальный концерт в Малом зале (причем не на самый простой) всего за 10 дней.

— Иногда бывает так, что прозеваешь и не успеешь купить билет. Я вот на "Времена года" (6+) Вивальди всё как-то не могу попасть.

— "Времена года" — чуть-чуть другой проект. Там используется песочная анимация, но и сама музыка очень популярна.  

Я знала, что этот концерт будет хорошо продаваться. И Павлу Александровичу Смелкову то же самое сказала. Но я не думала, что концерт будет продаваться целиком столько раз подряд. И проходить с таким успехом!

— У вас был еще один очень красивый… спектакль. Я бы всё-таки так назвал концерт (6+) по сказкам Оскара Уайльда.

— О, вам понравилось? Я так рада.

Это один из моих самых нежно любимых проектов, потому что мы первый раз попробовали такой формат, и Сева Марилов (Всеволод Марилов — солист Приморской сцены Мариинского театра, тенор. В спектакле исполнял роль Автора — А.К.) в тексты сказок хорошо "вошел", хотя для него это был дебют в разговорном жанре. Мне понравилось, как получилось.

И я планирую сделать в таком формате еще и сказки Андерсена. Я очень хочу сделать народные итальянские сказки, такие, как "Маттео и Мариучча" (6+) и "Злая судьба" (6+). Это очень хорошие, очень яркие и колоритные сказки. Они будут хорошо читаться в сопровождении итальянской музыки, в основном на музыке Паоло Тости (Франческо Паоло Тости (1846 — 1916) — итальянский композитор, певец, педагог, придворный музыкант английских королей, автор популярных и в наши дни камерных вокальных произведений и неаполитанских печен — А.К.).

"Дочь тромбониста" — звучит как название оперы Верди 

— Елизавета, мы уже упоминали в нашем разговоре детей, которые хорошо воспринимают камерную музыку. Но и в вашу жизнь музыка вошла очень рано. Я знаю, что ваш отец — солист оркестра Большого театра. На каком инструменте он играет?

— Да, отец солист оркестра Большого театра, и он тромбонист. Меня в нашем оркестре так ласково иногда и называют даже  — дочь тромбониста. Мама — пианистка, она очень много лет со мной играла.

Вначале она работала с папой. Папа у меня не просто тромбонист, он победитель Всесоюзного конкурса исполнителей на духовых инструментах в 1984 году в Алма-Ате. А поскольку тогда Советский союз был очень большим, конкурс фактически соответствовал рангу международного. Он стал победителем этого конкурса, и я очень этим горжусь.

Я единственный ребенок в семье. А в детстве была довольно болезненной, поэтому мама оставила работу и стала заниматься только мною.

Я помню, что я выросла под роялем. У нас была однокомнатная квартира, половину комнаты занимал рояль и, собственно говоря, игровое пространство у меня было именно под ним. Мне запомнилось, как мама с папой готовились к концертам, а я сидела под роялем, и мне безумно всё это нравилось.

У меня до сих пор на слуху некоторые произведения из той поры. Какие-то из них звучали на наших концертах в Малом зале. Например, я упросила Алексея Журбу (тромбонист оркестра Приморской сцены Мариинского театра — А.К.) исполнить обожаемую мною сонатину Шулека (Стьепан Шулек — хорватский композитор, дирижёр, педагог, скрипач — А.К.). И очень этим горжусь.

В 3 года у меня началось сольфеджио, причем очень интенсивно, и практически сразу мне был поставлен абсолютный слух. Еще через полгода — фортепьяно, потом — короткий эпизод с флейтой, после этого — уже виолончель. Мне тогда исполнилось 4 года.  

— И музыка вам, в отличие от многих детей раннего возраста, не доставляла неудовольствия, и вас не заставляли заниматься через силу?

— Я думаю, что "не доставляла неудовольствия и не заставляли заниматься" — это немножечко миф. Любое обучение, а уж тем более интенсивное, профессиональное, оно всегда идет через преодоление. Как говорил мой папа, если ребенок хочет заниматься, значит с ним что-то сильно не в порядке. Это повод насторожиться.

Я считаю, что как раз самой яркой чертой, определившей всю дальнейшую историю моего развития, было то, что я фактически росла в Большом театре. Я полностью театральный ребенок. Папа как минимум два-три, а то и четыре раза в неделю брал меня на спектакли.

Причем это не просто "сиди в зале, тихо слушай". Вначале со мной ходила мама, и она мне говорила: "А какой инструмент сейчас играет? А вот это кто? А вот это что?" То есть меня как-то погружали во всё это. Потом папа очень часто брал меня за кулисы. Я смотрела спектакль из ямы или из-за кулис.

Помню, как меня первый раз меня взяли на балет, на "Лебединое озеро" (12+). И вот я сижу, честно всё это смотрю-смотрю-смотрю, а потом: "Мама, а когда уже запоют?"

Ну да, я оперный ребенок, и поэтому оперный репертуар для меня самый родной, я его знаю. Дома всё время проигрывались оперные пластинки. И я была погружена в это настолько, что когда потом поступила в консерваторию, была просто поражена, что какие-то однокурсники могут великолепно знать репертуар своего инструмента (скрипичный, виолончельный, фортепианный и так далее) и ни сном, ни духом не ведают об оперном репертуаре. Я никогда не могла понять, как так вообще может быть.

Позже я поняла, что действительно есть инструменталисты, погруженные исключительно в свой инструмент (вправо-влево им уже неинтересно), и для себя раз и навсегда выбрала такое определение, используемое мной во многих интервью  и полностью отражающее мое понимание своего места в музыке: "я не виолончелистка, я музыкант".

Более того, есть такая точка зрения, что если ты попал работать в оркестровую яму, то у тебя как бы в карьере что-то пошло не так.

То есть настоящая карьера — это играть сольно или, по крайней мере, в симфоническом оркестре. Ну а если из тебя совсем уже ничего не вышло, то — добро пожаловать в яму!

То, что произошло со мной, полностью сломало эту систему, потому что я никогда в жизни не хотела работать в симфоническом оркестре. Мне это никогда не доставляло никакого удовольствия, мне никогда этого не хотелось.

Я всегда хотела работать в яме. Я понимаю, как поют певцы, я понимаю, как сделать им удобно, как, выражаясь словами моего профессора по  дирижированию Владимира Ивановича Федосеева, "правильно обслужить певца". Поэтому я и пошла затем учиться на оперно-симфонического дирижера. Мне было безумно интересно, как это всё устроено. И когда я работала с певцами как дирижер, мне это доставляло огромное удовольствие.

Так что я считаю, что определяющим мою судьбу фактором была даже не виолончель, не музыка дома, а именно погружение в музыкальный театр. Без музыкального театра я себе жизни никогда не представляла и до сих пор не представляю.

— Интересно, а как и из ямы слышится пение, как происходит взаимодействие певцов и оркестра? Ведь вы же их не видите.

— Это чувствуется спиной. То есть я чувствую, что певец, допустим, что-то забыл или не взял в нужном месте дыхание. И я понимаю, что сейчас он возьмет его чуть больше, а, значит, его надо подождать. Я даже не анализирую свои действия, всё происходит само собой — на уровне рефлексов.

— А ваши коллеги тоже понимают это?

— Многие да. Те, кто так же, как и я, в это погружен. Кто-то еще по молодости и по неопытности может чего-то не знать, но это всё — дело наживное, было бы желание. Самое главное — я продолжаю учиться этому мастерству, с каждым следующим спектаклем пытаюсь сделать что-то ещё лучше, совершеннее, и конца и края этому обучению не видно. Еще очень и очень многому нужно научиться, и я стараюсь изо всех сил.

— Видимо, тут и от дирижера многое зависит? 

— Конечно, здесь и от дирижера многое зависит, от его отношения к этому. Но с дирижером, я считаю, нам повезло. И молодые дирижеры приходят хорошие новые, так что я думаю, профессия эта не умрет.

Голоса Большого театра, которых уже нет

— В Интернете я прочел, что ваше первое выступление с оркестром состоялось в 8 лет. И это было на сцене Большого театра. 

— Совершенно верно. Причем с Александром Лазаревым (Александр Николаевич Лазарев — советский и российский дирижер. В 1987—1995 годах — главный дирижер и художественный руководитель Большого театра — А.К.).

— И что ж это было за выступление?

— Это была совершенно замечательная инициатива Большого театра. Эта традиция существует до сих пор, и называется она "Концерт детей артистов" (6+). Устраивается он раз в году. То есть, поскольку почти у всех артистов дети тоже идут в музыку, им предоставляется шанс (ну, естественно, после прослушивания, отбора и всего-всего) сыграть с оркестром Большого театра.

Можно было бы предположить, что в зал Большого набиваются только свои — бабушки и дедушки и другие родственники, — но ничего подобного. Туда в общем-то приходит и "открытая" публика, для того чтобы просто послушать талантливых детей.

И да, мне было 8 лет. Как сейчас помню, я играла концертино Нелька (Август Нельк — известный немецкий композитор рубежа XIX-XX веков; был виртуозным виолончелистом, пианистом и музыкальным педагогом — А.К.). Мне очень понравилось. Более того, я вообще никак не волновалась. Мне надо было просто выйти и сыграть. Оркестр, поскольку это были свои дети, относился к выступавшим очень бережно, но и без какой-то снисходительности. То есть на сцену вышел солист, и будьте любезны всё сделать как положено.

И ты абсолютно по-другому потом себя чувствуешь. Потому что не только приятное сделал родителям, а потому, что это еще и колоссальный рост для ребенка. На всю жизнь запомнилось, что мой первый концерт с оркестром состоялся на старой, главной, исторической  сцене Большого театра (новой сцены тогда еще и в помине не было).

— Ну, вы-то осознавали, что на этой сцене до вас выступали многие знаменитые певцы и музыканты?

— Вообще-то нет. Я пришла к папе на работу, и мне нужно хорошо сыграть концерт, потому что у нас еще дома елка не наряжена. Концерт проходил 30 декабря, и мне было сказано: "Сыграешь хорошо — нарядим елку, а не сыграешь хорошо — не будет елки". Так что у меня была цель.

— Да, это очень высокая мотивация.

— Мне специально сшили первое в моей жизни концертное платье. Оно было никакое не черное, а такого интенсивно розового "сольного" цвета, мама всю душу в него вложила. Я хорошо сыграла, мы нарядили елку, и я была счастлива.

— Прекрасно. И вы, наверное, поняли, что быть артисткой и вообще музыкантом — это круто.

— До меня это дошло только потом, зато очень сильно. Когда пришло понимание, с какими людьми ты встречаешься. Приходишь на работу, а мимо тебя по коридору проходит Григорович (Юрий Николаевич Григорович — советский и российский хореограф, балетмейстер, артист балета, педагог, публицист. Главный балетмейстер Большого театра в 1964—1995 годах, с 2008 года — его штатный хореограф. Один из самых выдающихся хореографов XX века — А.К.), он до сих пор жив.

Проходит Лазарев, Ветров (Александр Николаевич Ветров — артист балета, балетмейстер и педагог, солист балета Большого театра в 1979—1997 годах — А.К.), Соткилава (Зураб Лаврентьевич Соткилава — советский, грузинский и российский оперный певец (тенор), педагог, народный артист СССР — А.К.), Образцова (Елена Васильевна Образцова — советская и российская оперная певица (меццо-сопрано), актриса, педагог, профессор Московской консерватории. Солистка Большого театра (1964—2009). Одна из выдающихся певиц второй половины XX века — А.К.), Архипова (Ирина Константиновна Архипова — советская и российская оперная и камерная певица (меццо-сопрано), педагог, общественный деятель, профессор Московской консерватории. Солистка Большого театра (1956—1988) — А.К.).

И ты со всеми этими людьми общаешься, видишь, как они ругаются на плохой грим, на то, что у них где-то костюм не сошелся. И только потом, когда они потихоньку один за другим стали уходить, я стала наконец понимать, ЧТО же такое я видела. А тогда могла спросить папу, а кто сегодня Годунова поет, Нестеренко или Маторин? А-а-а, тогда пойду или, наоборот, не пойду.

— А кого вы больше любили в роли Годунова, Нестеренко или Маторина? (Евгений Евгеньевич Нестеренко — советский и российский оперный певец (бас), педагог, публицист, общественный деятель, профессор. Солист Большого театра (1971—2002). Владимир Анатольевич Матарин — советский и российский оперный певец (бас-профундо), педагог, профессор. С 1991 года — солист Большого театра. — А.К.). 

— Да я сейчас уже и не помню, честно говоря. Помню только, что они были очень разные. Это были абсолютно два разных царя. Более того, в трактовке одного ты верил в виновность царя, в трактовке другого — ты был убежден, что его оговорили. То есть они умудрялись пластикой, голосом, трактовкой образа передать свое ви́дение Бориса Годунова. Я, кстати, все собираюсь написать пост на эту тему.

— Ну так и надо писать! 

— Я потихонечку собираю. Как они падали по-разному. Допустим, тот же Маторин, он как бы падал под тяжестью всего сложившегося, он таким кулем оседал (а он еще был такой фактурный), и было такое ощущение, что человек ну просто не вынес того, что сложилось, и как бы  говорил: "Оставьте меня".

А Нестеренко (я не знаю, как он это делал) падал строго вертикально. Как будто человек до последнего сопротивлялся несправедливости и неправедности всего происходящего: "Я царь еще, я царь". С грохотом падал. Это было невероятно эффектно. Я не знаю, может быть, это был какой-то сценический трюк.

Сколько Шуйских я переслушала, как эту парию пели и лирическим тенором, и харáктерным. Причем я предпочитаю трактовку харáктерным тенором, более таким вот едким, вползающим прямо в кровь, отравляющим организм. Я действительно была в большей степени заточена под певцов.  

— Я тоже, честно говоря, балет редко смотрю. И то, скорее, из-за музыки. Например, смотрел на нашей сцене "Ромео и Джульетта" (6+) в рамках Международного Дальневосточного фестиваля "Мариинский" (6+), потому что музыку написал Сергей Прокофьев. 

— Балеты Прокофьева — это та часть балетов, которые мне безмерно дороги. Я люблю, кстати, классические балеты иногда поиграть. Это, например, "Дон Кихот" (6+), "Корсар" (6+). Когда "эть" и поскакал за хорошим настроением.

На самом деле я очень хорошо знаю отношения людей к такому балету. Когда ты устал, когда тебе паршиво и грустно, такой балет, подобно оперетте, поднимает тебе настроение. Конечно, и такой классический балет, как у Чайковского, тоже должен занимать свое место в жизни человека.

Я обожаю балеты Прокофьева и Хачатуряна. Именно те, которые Григорович поставил. Григорович создал новую систему балета. Без обязательных классических па-де-де, без каких-то традиционных структур. И, конечно, зрителю требуется время, чтобы привыкнуть к чему-то новому.

"Ромео и Джульетта" в постановке Григоровича — обожаемый мною балет. Там есть одна поза, которая характерна именно для этого балета. Ромео поворачивается спиной к залу, поднимает Джульетту, и она простирает руки навстречу людям, будто желая поделиться своим  необъятным счастьем со всем миром. И это как-то глубинно проникает в человека, который смотрит балет из зала.

"Ромео и Джульетта", "Золушка" (6+, еще один балет Сергея Прокофьева — А.К.), "Спартак" (6+) Хачатуряна, тоже совершенно невероятный балет, — это всё, конечно, нужно смотреть.

Уланову на сцене я уже не застала (Галина Сергеевна Уланова — советская балерина, педагог. Прима-балерина Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова (1928—1944) и Большого театра СССР (1944—1960). Величайшая балерина ХХ века — А.К.). Но она занималась с балеринами, и некоторые по манере танцевать были очень на нее похожи.  

Плисецкую я тоже вживую видела (Майя Михайловна Плисецкая — советская и российская балерина, балетмейстер, хореограф, прима-балерина Большого театра СССР в 1948—1990 годах. Считается одной из величайших балерин XX века — А.К.). То есть сама история русской оперы и балета была где-то рядом, только руку протяни — и ты уже там.  

Поэтому сейчас так трудно приходить в Большой театр, где всего этого нет. Меня часто спрашивают, почему я избрала не Большой. Это не потому, что я там не могла бы работать. А потому, что сегодня это не тот театр, в котором я выросла. Там столько всего поменялось, и мне просто физически больно. Я захожу в Большой театр, и он весь звучит голосами людей, которых там уже нет. И я не уверена, что когда-нибудь смогу с этим справиться.

Кроссовки "Ростропович"

— Но давайте вернемся к начальной поре. Что вспоминается в первую очередь?

— Где-то в возрасте семи лет я участвовала в международном конкурсе виолончелистов в Лицене (это  Австрия). Тогда таких конкурсов было мало, это позже они расплодились. Я взяла тогда гран-при во всех возрастных группах, несмотря на то, мне было 7 лет. И когда мы вернулись, администрация музыкальной школы имени Гнесиных, где я училась, спросила маму: "Чем мы можем поощрить вашего ребенка?". Мама сказала: "Можно, пожалуйста, сделать так, чтобы она сюда просто не приходила". Ну, я ведь всё время болела.

Меня определили на экстернатное обучение, то есть я приходила в школу буквально один-два раза в неделю, занималась индивидуально со всеми педагогами и сдавала потом экзамены. И, в общем-то, выросла человеком, полагавшим, что меня окружают очень добрые, понимающие педагоги, которые меня обожают, которые в высшей степени интеллигенты. Я думала, что все кругом такие. Но потом я поступила в Московскую консерваторию, впервые столкнулась со сверстниками, и оказалось, что всё совсем не так. Было очень трудно.

После консерватории была венская аспирантура. И потом я решила, что мне недостаточно образования струнника и пошла на оперно-симфоническое дирижирование, о чём до сих пор не жалею. Потому что такие предметы, как чтения партитур, инструментовка, инструментоведение, которые ты изучаешь на совершенно другом уровне, невероятно расширяют твой кругозор как музыканта.

— Насколько я знаю, вам довелось позаниматься у Мстислава Ростроповича. 

— И довольно много. В последние годы своей жизни Ростропович осел в Москве и на базе Центра оперного пения Галины Вишневской регулярно (практически каждый месяц, а иногда даже по нескольку раз в месяц) проводил мастер-классы с учениками своего фонда. А я состояла в фонде Ростроповича.

И да, он занимался с нами. Было очень интересно, он рассказывал много историй из своей жизни. Кстати, консерваторию я окончила у его ученицы, Натальи Николаевны Шаховской, ну а потом уже общалась с ним самим.

— Какой был человек Ростропович? Добрый или жесткий, требовательный или лояльный? Какой?

— Требовательным ему быть не приходилось, потому что мастер-классы — они и есть мастер-классы, ничего особенного от студентов на них не ждешь, это больше просто общение на профессиональные темы, нежели непосредственно занятия. Скорее, уже в силу возраста, он был очень добрым, благожелательным, со своим фирменным чувством юмора. Встречи с ним были довольно теплые.

Бесспорно, Ростропович сделал очень многое для популяризации виолончели. У меня дед как-то в Америке зашел в музыкальный магазин Virgin и спросил: "У вас есть виолончель?" (Для меня старался, хотел внучке записей купить и привезти из командировки). Продавщица: "Нет. Виолончели у нас нет". Дедушка тогда: "А Ростропович у вас есть?". Ему: "А! Да-да-да, вон там целый стенд". То есть Ростропович популяризировал виолончель настолько, что виолончель стала популярной и среди людей, которые даже не знали, что такое виолончель.

Благодаря ему композиторы написали для нас, виолончелистов, много разной музыки. В противном случае не было бы симфонии-концерта для виолончели с оркестром Прокофьева, концерта для виолончели Шостаковича, всей виолончельной музыки Бриттена. Много какой музыки не было бы.

То, что он стал так популярен, как мне кажется, во многом объясняется даже не его профессионализмом (в его время были виолончелисты не менее талантливые и яркие), а свойством его характера. Если бы он каким-то образом оказался связан со спортом, мы бы имели сейчас кроссовки "Ростропович". И они бы распространялись по всему миру. И это был бы второй "Адидас", а, может быть, и первый. Но он, к счастью, оказался связан с виолончелью.

"Владивосток, любовь моя"  

— А теперь давайте поговорим о Владивостоке. 

— Давайте.

— Скажите, почему вы приехали во Владивосток, а самое главное, почему остались в нем? Чем он вас держит?

— Я никогда не думала, что окажусь во Владивостоке. Это случилось неожиданно, и в ноябре прошлого года исполнилось 9 лет, как я живу здесь. Наверное, этому есть целый комплекс причин.

Во-первых, я всё-таки очень люблю этот театр, мне здесь очень интересно. Во-вторых, я по складу характера немножечко миссионер. Мне всегда нравится нести свет туда, где его нет. Скажем так.

Мне нравится приносить часть культуры, которой я обладаю, вот сюда, где этого нет, потому что "Если не я, то кто?" Мне нравится этим заниматься.

Есть еще одна причина. Я очень люблю море. Я водоплавающее существо, и мне без моря очень плохо. Действительно, я всегда мечтала жить у моря. Правда, я никогда не думала, что это окажется Владивосток, но тем не менее всё, что здесь связано с морем, мне очень нравится.

Мне нравятся здесь люди. Более того, я привязалась к Владивостоку еще одним очень большим якорем. Я преподаю в Дальневосточном институте искусств, преподаю в Центральной музыкальной школе, открывшейся здесь (филиал Центральной музыкальной школы — Академия исполнительского искусства (ЦМШ-АИИ) "Приморский" на острове Русском — А.К.).

У меня есть студенты и ученики. И знаете, как бывает? Думаешь: "Вот доведу сейчас до этой ступеньки, и всё". Но потом они идут на следующую ступеньку, и ты вместе с ними, и так до бесконечности, потому что их я тоже люблю.

В целом мне здесь хорошо. Я не чувствую пока потребности куда-то отсюда деваться. А потом были еще разные внешние обстоятельства. Только-только ты что-то надумал — ковид, и всё-всё обрубилось. Всё время происходит что-то такое, что обрубает на корню идею куда-то податься из Владивостока.

Когда такое случилось в очередной раз, я подумала, что, наверное, просто сейчас не время, сейчас не надо. Придет время, — и если будет надо, всё получится само собой.

— Окна вашей квартиры на море выходят?

— Я живу не на Русском острове, но из моей квартиры виден мыс Кунгасный. И начиная с весны я постоянно езжу на море. А летом у меня каждый день железное правило: я обязательно должна съездить искупаться. Если шторм или что-то еще, мне нужно просто поздороваться с морем, пообщаться с ним. Это дает такую энергетику, которую ничем не заменить.

— Знаете, не каждый коренной житель Владивостока ежедневно ходит к морю. Привыкли, что ли, не видим в море ничего особенного?

— Это тот случай, когда лицом к лицу лица не увидать. Но я за 9 лет всё еще не могу привыкнуть к этой роскоши. К роскоши того, что есть запах моря, что вот оно — совсем рядом. Более того, в этом году мне, наконец, впервые удалось добраться до таких мест, как бухты Витязь, походить, присмотреться. У меня уже руки чешутся, я жду грядущее лето. Очень надо.

Конечно, тяжело, что родители в Москве, оторванность от них не радует. И с каждым годом это чувство становится острее.

— Но, наверное, вы к ним в Москву летаете.

— Летаю, конечно. Стараюсь.

— А они к вам?

— Нет, они здесь еще ни разу не были. Но что еще меня огорчает: когда я здесь только начинала работать, у нас были проекты, связанные с Японией и Китаем. Я радовалась, что из Владивостока их будет проще осуществлять. А потом это прервалось в силу известных причин.

— С Китаем-то всё восстановится, я думаю. Вон во Владивосток на гастроли приезжает труппа Ляонинского балета. 

— Да, но очень хотелось бы, конечно, и с Японией восстановить творческое взаимодействие.

Сейчас во Владивостоке мне, в общем-то, очень комфортно. И потом здесь есть определенная степень свободы и творческой самореализации, которые в каком-либо другом месте, боюсь, будет очень сложно получить. Те же концерты в Малом зале — для меня это очень важная часть моей деятельности, здесь у меня фактически нет каких-то ограничений. Я это очень ценю и не уверена, что смогу где-то ещё получить что-то подобное.

— И всё-таки я задам вам вопрос, который задавал многократно тем, с кем беседовал в Приморской Мариинке. Есть ли у нашего театра шанс стать одним из главных театров оперы и балета России, ну, не наравне с Большим в Москве и Мариинским в Питере, но хотя бы таким, как в Новосибирске или Перми. Таким же значимым, куда будут стремиться устроиться на работу солисты и музыканты со всей России. Есть такой шанс?  

— Я думаю, что да, конкурировать, по крайней мере, с Новосибирским театром оперы и балета и Красноярским театром оперы и балетом мы сможем, да и, честно скажу, с большинством столичных театров — тоже. Причем легко. Каждый раз, когда езжу домой, показываю там родителям какие-то записи наших концертов, и несмотря на то, что строже и профессиональнее критиков найти сложно, каждый раз получаю очень положительные отзывы.

У нас очень хорошие гастролирующие солисты, и своя труппа очень достойная. Я думаю, что  к нам потянутся люди. Сейчас еще откроется вторая сцена, будет много всякого интересного.

— Вторая сцена — это очень важно. Маэстро Гергиев как-то на пресс-конференции с приморскими журналистами объяснил, что она даст. Не нужно будет возить туда-сюда спектакли, то есть костюмы и декорации, а делать и хранить их здесь, во Владивостоке. Это сразу репертуар расширит. 

— Конечно. Сейчас мы слышим претензии в свой адрес: "Почему у вас так мало премьер, так мало новых наименований?" А это связано не с нежеланием делать что-то новое, а с технической невозможностью. Но всё, что можно делать, делается.

— Ну не ставить же, как в Европе: выносят на сцену табуретку, и вокруг нее разворачивается всё действие. 

— На самом деле лучше подождать и поставить полноценный спектакль с декорациями и костюмами, чем написать, что у нас премьера, выпустить спектакль и потом гонять его в каком-нибудь полуконцертном или вообще концертном исполнении. Потому что во Владивостоке зрители всё-таки привыкли к традиционному настоящему, а не умозрительному, оперному театру, в котором должны быть костюмы, декорации — всё по максимуму.

— И "Хованщина" (12+), и "Борис Годунов" (12+), и "Мазепа" (12+) показали нам, что в таком ключе воспринимается лучше и музыка, и пение, и сюжет оперы.

— И опять мы возвращаемся к теме, почему у нас видеопроекция в Малом зале, и костюмы, и реквизит. Как оказалось, такие театрализованные представления хорошо воспринимаются зрителями.

— Ну, вот начали Малым залом, им давайте и закончим. В прошлом году было одно театрализованное представление, на котором я лично плакал, и не стыжусь в этом признаться. Оно было посвящено Дню Победы. Когда Сергей Плешивцев пел песню Валерия Гаврилина на стихи Виктора Максимова "Два брата" (6+), а Анастасия Кикоть пела песню Евгения Мартынова на стихи Андрея Дементьева "Баллада о матери" (6+, другое название — "Алешенька"), я не смог скрыть слез. Это было сильное впечатление. 

— Это, кстати, тоже один из самых дорогих для меня проектов. Я еще не знаю, что мы будем делать в этом году на 9 мая, наверное, что-то подобное. У нас есть задумка сделать концерт в двух частях. В первом отделении — довоенные песни, а во втором — послевоенные. Я думаю, что это, может быть, будет правильно. Но эту концепцию надо еще обдумать.

— Будем ждать новых концертов в Малом зале Приморской Мариинки. Мы к ним привыкли, они нам нужны. 

— Спасибо.

Справка.

Елизавета Сущенко

Виолончель

Лауреат 1-й премии международного конкурса виолончелистов, обладатель Гран-при (Лицен, Австрия, 1993)

Лауреат 1-й премии международного конкурса виолончелистов им. Д. Поппера, специальная премия за лучшее исполнение произведений Д. Поппера (Будапешт, Венгрия, 2004)

Гран-при международного конкурса им. А.Тансмана (Лодзь, Польша, 2004)

Лауреат международного конкурса виолончелистов им. М. Ростроповича (Париж, Франция, 2005)

Лауреат международного конкурса им. И. Брамса (Пертшах, Австрия, 2010)

Лауреат международного конкурса А. Мамриева (Брауншвейг, Германия, 2011)

Лауреат 1-й премии XVII Международного конкурса им. Г. Дзинетти (Верона, Италия, 2012)

Елизавета Сущенко в 8 лет дебютировала на сцене Большого театра с Симфоническим оркестром ГАБТ под управлением А. Лазарева. В 13 лет Елизавета записала свой первый компакт-диск на студии "Мелодия".

В 1998 году состоялось первое концертное турне по Японии, включающее в себя как концерты с оркестром, так и сольные выступления в Suntory Hall (Токио), Suginami Kokaido Hall, Mirai Hall, Idsumi Hall (Осака) и др. Аналогичные турне состоялись в 2000, 2002, 2007 годах в различных городах Японии. Участвовала в открытых уроках и мастер-классах известных музыкантов: Г. Шиффа, М. Ростроповича, Д. Герингаса. Выступала с оркестром MAV под управлением Э. Лукача в Будапеште, а также с оркестром "Солисты Москвы" в Мюнхене. Гастролировала по городам России, Германии, Австрии.

В 2003 году с отличием окончила Московскую среднюю специальную музыкальную школу (колледж) им. Гнесиных. Выпускница Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского (класс народной артистки СССР, профессора Н.Н. Шаховской, 2007).

В 2008–2010 годах — обучалась в магистратуре Университета музыки и исполнительского искусства в Вене (Австрия), класс профессора Р. Латцко.

В июне 2010 года поступила в Российскую академию им. Гнесиных на факультет "Дирижирование оперно-симфоническим оркестром" (класс народного артиста СССР профессора В.И. Федосеева).

С 2013 года — преподаватель Московского университета культуры и искусств.

В 2015 году окончила Саратовскую государственную консерваторию им. Л.В. Собинова по кафедре "оркестрового дирижирования и оперной подготовки" (класс народного артиста России Ю. Кочнева).

С октября 2014 года Елизавета Сущенко — концертмейстер группы виолончелей симфонического оркестра Приморского театра оперы и балета.

С 2016 года — концертмейстер группы виолончелей симфонического оркестра Приморской сцены Мариинского театра.

Смотрите полную версию на сайте >>>