5 сентября 2024. В этом году театральная общественность Приморья отмечает одну круглую дату — 40 лет назад Ефим Звеняцкий возглавил Приморского академического краевого драматического имени М. Горького, сначала как главный режиссер, затем как художественный руководитель. Повод для беседы более чем значительный, и обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов не преминул им воспользоваться.
— Ефим Семенович, в этом году вы, да и мы отмечаем круглую дату — 40 лет с того момента, как вы возглавили Приморский драматический театр имени Горького. Сначала в качестве главного режиссера, а затем — художественного руководителя. Разница какая-то есть? Может, зарплата повысилась?
— Разница есть только в одном. Сейчас объясню какая. И главный режиссер, и художественный руководитель театра занимается творческим процессом. Но, как я определил для себя, творческий процесс — это всё-таки еще и результат деятельности технических цехов театра и других людей, участвующих в постановочном процессе.
Так вот, как у художественного руководителя, у меня есть право подписи на документах. И это дает мне возможность принимать людей на работу также и в те цеха, которые обслуживают спектакль. Это бутафоры, реквизиторы, костюмеры и так далее. Вот в этом вся разница. Ну а про разницу в зарплате я говорить не буду, потому что зарплата в театре вызывает только юмор и улыбку (смеется).
А если серьезно, то я глубоко благодарен Майе Александровне Афиногеновой, уже ушедшей из жизни, которая была заместителем председателя крайисполкома в советское время и пригласила меня возглавить театр имени Горького. Тот самый театр, из которого я ушел актером, после чего уехал на Высшие режиссерские курсы Государственного Института театрального искусства, где слушал много умных и талантливых людей, таких, как Анатолий Эфрос, Георгий Товстоногов, Андрей Гончаров, Олег Ефремов.
— Эфрос, Товстоногов, Гончаров, Ефремов — что ни имя, то легенда. Что вспоминается?
— Вспоминаются, например, мои первые впечатления о встрече с Эфросом, которому вдруг позволили преподавать на Высших режиссерских курсах ("вдруг" — потому что он был в опале, фактически под запретом). А мне вот повезло учиться у него.
Более того, мне давали ведомость на 60 рублей, и я ехал в Театр на Малой Бронной и ждал, когда Анатолий Васильевич спуститься на вахту театра. Он расписывался в ведомости и получал 60 рублей за то, что читал лекции и проводил мастер-классы на курсах.
И вот я протянул Эфросу его книгу "Репетиция — любовь моя", чтобы он подписал ее мне. И он написал: "Ефиму Самуиловичу, Ефиму Самуиловичу". Почему-то дважды. Вероятно, не особо задумывался, как подписать. Или с репетиции был вызван и думал о другом. Или находился под впечатлением от того, что получил 60 рублей (смеется).
Ефим Звеняцкий. 21 год. Сцена из спектакля "Снега". Фото: Из личного архива Ефима Звеняцкого
Я просидел у него на репетициях год своей стажировки на Высших режиссерских курсах. Он репетировал "Дорогу" (12+) — это была пьеса Вениамина Балясного по мотивам поэмы Гоголя "Мертвые души" (12+). Балясный тогда был крайне интересным для Эфроса автором.
И вот я в течение года присутствовал на этих репетициях, где увидел Олега Даля, который репетировал и ушел, и где я увидел Михаила Козакова, который тоже репетировал и тоже ушел.
В репетиции "Дороги" Эфрос применял этюдный метод. Он сразу ставил "на ноги" актеров, а сам садился в бричку, которая на двух кубиках стояла (и еще один куб сверху): "Эх, Русь, куда несешься?!".
Фантастические репетиции. Я видел, как Ольга Яковлева, замечательная, невероятная актриса, перед тем, как Эфрос зайдет в репетиционный зал, вдруг залезла под стол. И он садился на стол и спрашивал: "А где Ольга Михайловна?". А он вдруг из-под стола: "Ха-ха-ха, я здесь!".
(В "Дороге" Ольга Яковлева исполняла роль Коробочки — А.К.).
У Эфроса были открытые показы, открытые репетиции. На них могли присутствовать все желающие из тех, кто имел отношение к театральному делу. Каждую репетицию я записывал. Если интересно, можно обратиться к Александру Ивановичу <Запорожцу>, у него остались мои записи, они крайне-крайне интересны. Я ему отправлял письмами. Каждую репетицию записывал, ходил на почту и отсылал Александру Ивановичу.
У меня осталось впечатление от репетиций Эфроса более эмоциональное, нежели просветительское или учительское. Я понимал, что я еще не научен тому, что он делает. А я и не мог быть научен. Я только окончил Высшие режиссерские курсы. Я был актером театра. Я видел до этого только гениального Ефима Давыдовича Табачникова, который 9 лет руководил нашим театром здесь, во Владивостоке.
И поэтому мои представления об Эфросе были наивными, но глубоко значащими для меня. Вот такая история.
Со звездами Ленкома Александром Збруевым и Олегом Янковским. Фото: Из личного архива Ефима Звеняцкого
А у Товстоногова, будучи главным режиссером театра драмы Комсомольска-на-Амуре (1979-1984 — А.К.), я бывал на стажировке в течение пяти лет — два раза в год по десять дней.
Впечатления от Товстоногова… Они в моем сознании, в моем сердце, в моем видеоряду. Сидит большой носатый человек, прикуривает одну редкую импортную сигарету от другой. Это было тогда, конечно… И такой титан…
Сейчас, спустя годы, в Интернете можно посмотреть много его выступлений по поводу преподавания в институте.
Это были встречи после Эфроса, и они были более подробные, что ли. Допустим, здесь я старался какую-то товстоноговскую интонацию "уловить", когда он рассказывал о манере поведения актера на сцене, а там — еще что-то…
Вообще вспоминать — это возвращать сегодняшний день. И я это делаю с удовольствием, потому что декларирую как раз русский психологический театр. Я бы добавил к нему ещё определение "экономический" — русский психологический и экономический театр, потому что время изменилось. Но я всё равно следую принципам, унаследованным у Анатолия Васильевича Эфроса и Георгия Александровича Товстоногова.
Вот такие впечатления. Вдаваться подробнее в это тему сейчас я не могу, потому что это займет огромное количество времени, и это будет больше преподавательский, просветительский разговор, нежели разговор о моем пребывании в должности главного режиссера и художественного руководителя театра имени Горького.
— Помните первый спектакль, который вы поставили в качестве главного режиссера Приморского драмтеатра имени Горького?
— Это были "Рядовые" (12+) Алексея Дударева. Они имели большой-большой успех, потому что это был 1985 год, 40-летие Победы. Но спектакль был не "датский", он был живой.
Тогда появился Дударев, белорусский драматург, который создавал какую-то новую правду о Великой Отечественной войне, неестественную для привычных на то время военных произведений.
Помню, 10 лет до этого, в 1975 году, когда отмечалось 30-летие Победы, я играл на сцене нашего театра Плужникова, русского солдата, в спектакле "В списках не значился" (12+) по повести (12+) Бориса Васильева. Ставил Петровский.
На мой взгляд, спектакль был датский, и он не был удачным. Может быть, потому что я играл русского солдата. Но и мне тогда было всего 23 года!
Меня перекрасили из черного в белый цвет, потому что надо было почему-то, чтобы Плужников был светловолосым. И я тогда чуть не потерял волосы (смеется), сжег их. Стал кроваво-красным… Я зашел в Институт искусств, где преподавал тогда, и Гришко, увидев меня в берете, велел снять его. (Гришко Сергей Захарович (1928 — 1996) — советский режиссер, театральный педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР (1988); профессор, многолетний декан театрального факультета Дальневосточного педагогического института искусств, заведующий кафедрой актёрского мастерства — А.К.).
Я снял и оказался ярко-рыжим, потому что черные волосы в те годы перекрасить было невозможно. И он сказал (я запомнил это на всю жизнь): "Идиот!"
— Краску не в Одессе случаем делали, на Малой Арнаутской улице?
— Да нет, у нас! Было то в парикмахерской "Людмила", которая находилась между ГУМом и Почтамтом.
Ну и значит, первый спектакль, который я поставил во Владивостоке в качестве главного режиссера, были "Рядовые" Дударева. Там играл Бугреев, восхитительный артист и грандиозный человек, самолюбивый, правда, царство ему небесное… (Бугреев Анатолий Владимирович (1932 — 2014) — советский и российский актер; народный артист Российской Федерации (2001) — А.К.)… И еще Валера Никитин (Никитин Валерий Васильевич (род. 1941) — советский и российский актер театра и кино, народный артист РСФСР (1986); работал в Приморском краевом драматическом театре имени М. Горького с 1974 года по 1988 год — А.К.).
Ефим Звеняцкий. Молодые годы. Фото: Из личного архива Ефима Звеняцкого
Когда я повторял этот спектакль в 2005 году, там играл Володя Сергияков (Дервоеда — А.К.). Другое уже поколение. Александр Иванович Запорожец играл Соляника, этого святого человека, который не поднял оружие, чтобы убить, вера ему не разрешала. (Сергияков Владимир Николаевич — один из ведущих актеров Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького; снимался в фильме Акиры Куросавы "Дерсу Узала" (12+). Запорожец Александр Иванович — один из ведущих актеров Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького, театральный режиссер, театральный педагог, Заслуженный артист Российской Федерации А.К.).
А в 85-м году спектакль прошел успешно. Для меня он был эмоциональным открытием и стал хорошим вступлением в должность главного режиссера. Потому что все вокруг с любопытством ждали, как проявит себя человек, который ушел из театра артистом, а вернулся главным режиссером. А тут такие корифеи, как Никитин, Данильченко, царство ей небесное (Данильченко Татьяна Михайловна (1943 — 2011) — советская и российская театральная актриса, народная артистка России (1999), актриса Приморского краевого драматического театра им. М. Горького; снималась в фильме "И на Тихом океане" (12+) у кинорежиссера Юрия Чулюкина — А.К.).
Колоссы! И кто из них сам хотел стать главным. В театре это — норма. Но я вот победил этим спектаклем, и дальше уже как-то мы прирастали друг к другу. А иные отталкивали меня от себя. Поэтому и Никитин уехал, и Лариса Сорока уехала — тогда еще в Ленинград — и стала актрисой Театра имени Ленсовета. Они были двумя первыми артистами у Табачникова (Табачников Ефим Давыдович (1922 — 1994) — советский и российский театральный режиссер и педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР, главный режиссер Приморского краевого драматического театр имени М. Горького (1975-1983) — А.К.).
Кажется, на прошлых гастролях в Петербурге Лариса Валентиновна подошла ко мне, у нас состоялась встреча, где мы вспоминали всё, что происходило тогда во Владивостоке. Много говорили о Ефиме Давыдовиче, который, по сути, создал нынешний театр имени Горького.
У каждого режиссера есть свой главный спектакль. У Табачникова — это были "Бедные люди" (12+) по Достоевскому.
— "Эзоп" (12+) Фигейредо еще...
— Хороший спектакль, очень. Эзопа Никитин Валера играл.
Еще у Табачникова были "Бесплодные усилия любви" (12+), это Шекспир. И "Макбет" (16+). По сути, Табачников создал театр, которым сегодня я еще пользуюсь. Сегодня везде и во всем для меня существуют корни Табачникова, который сохранил этот театр и сделал его первым на Дальнем Востоке.
И вот поколение людей, которые работали при нем и с ним, оно уходит. И кто-то уже ушел. А приходит другое поколение, которое приносят свою, новую историю.
У меня один неизменный принцип: в течение вот этих сорока лет, что я руковожу театром, я беру в труппу только выпускников Дальневосточного института искусства. На сто процентов. Это моя позиция. И я не изменю ее, потому что педагоги актерского факультета всегда были артистами нашего театра. И они могли сделать отбор с учетом наших канонов. Конечно, порой и ошибались, такое бывает, когда педагог видит в студенте то, что хочет видеть, "влюбляется" в него…
Я думаю, что сегодня театральный факультет несколько хромает, потому что очень много педагогов — артистов нашего театра ушло, и институт пытается как-то выпутаться из этой ситуации…
— Ефим Семенович, вот вы заговорили об институте, и я сразу вспомнил, как вы сравнивали себя с героем пьесы "Матросская тишина" (16+), молодым Додиком Шварцем, которого отец отправил учиться в Москву в консерваторию. Вы рассказывали про фанерный чемоданчик, с которым вы поехали во Владивосток поступать в институт искусств, про то, что в кармане у вас было совсем немного денег, собранных для этого родителями. Почему вы решили стать артистом? Ведь в вашем родном Амурзете (село в Еврейском автономной области, административный центр Октябрьского района — А.К.), как я понимаю, театра не было.
— Да, профессионального не было, но в Амурзете был Народный театр. И когда я был учеником шестого класса, мне дали какую-то маленькую роль в спектакле "Куба — любовь моя" (12+). Тогда Куба была у всех на слуху. Кубинская революция, Фидель Кастро и так далее…
И был там исходящий реквизит, печеньки. А я, сидя под декорацией, тихо-тихо съел всё печенье. Потому что очень хотелось жрать! Жили очень трудно, это были 50-е — начало 60-х годов.
Моя мама продавала билеты в кинотеатре. Да какой там кинотеатр! Просто изба, куда зрители приходили со своими табуретками. Каждый брал с собой табуретку и заходил в избу, а там показывали кино.
Мы, пацаны, тогда хулиганили: залезли на печку и смотрели через крышу "Тарзана" (16+), американский фильм, который был не разрешен, но его почему-то показывали. И было так душно, что мне стало плохо. Тогда мы выбрались на свежий воздух, а была зима, и мне наконец-то удалось вдохнуть полной грудью.
А потом появился кинотеатр на 70 мест, а позже на 100, и так далее. И там моя мама была "пожизненным" кассиром. И я "по блату" смотрел подряд всё, что только мог. Я заходил в зал, садился на ступенечку или на свободное место, если оно было, но это случалось редко, потому что кино тогда было единственным развлечением.
Ефим Звеняцкий. Фото: Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
Я помню "Чапаева" ("Чапаев" (12+) — культовый фильм братьев Васильевых для многих поколений советских зрителей с Борисом Бабочкиным в заглавной роли — А.К.), и как мы орали, как бешеные в сцене психической атаки. Помню "Кубанских казаков" ("Кубанские казаки" (6+) — послевоенная музыкальная комедия Ивана Пырьева — А.К.). Еще какой-то фильм с Валентиной Серовой в главной роли. "Дети капитана Гранта" (6+).
И я однажды подумал и даже высказал это вслух, что я хотел бы и мог стать артистом и играть в таких же ярких, грандиозных фильмах.
Мой отец не имел никакого отношения ни к творчеству, ни к театру, он был простой тракторист. Однако он не сказал ни единого слова возражения. Мне собрали фанерный чемодан, который, я думаю, был у нас единственным.
Да ничего в доме и не было-то! Была пустота, и кроме симпатии мамы, папы, братьев и родственников, ничего больше…
Мама дала мне 35 рублей, которые утаила от отца, я сел в поезд с одним чемоданчиком и поехал во Владивосток. С вокзала я отправился на улицу Геологов, 35, где было общежитие института искусств (оно и сейчас там), и сначала почему-то зашел не в тот дом, а в следующий…
В институт меня не брали, потому что я был еврей. Тогда существовала негласная квота — брали пять процентов евреев. Но Вера Николаевна Сундукова, восхитительная преподаватель из Ленинграда, настояла на том, чтобы меня взяли сверх этих пяти процентов. Она сказала: "Посмотрите, это же будущий Ромео!" Это было много-много лет тому назад, а в юные годы каждый из нас такой сопливо-красивый (смеется).
Конкурс был огромный! 300 человек на 25 мест. Среди поступающих были Саша Михайлов, который сейчас ого-го, Юра Кузнецов, которого многие знают, как Мухомора…
— А сейчас как отца Анатолия…
— Грандиозный человек! Восхитительный русский артист. Родом из Абакана. Сашка Михайлов тоже из Забайкалья. Мне кажется, что это не случайные вещи. Вот сегодня, например, якутское кино вдруг стало первым кино в России, потому что сейчас происходит возвращение к природе, к естеству, к тому, что природа дала человеку, а он сумел сохранить в своей душе.
— Погодите, а Бусаренко, по-моему, тоже с вами на одном курсе учился? (Бусаренко Виктор Васильевич — актер, режиссер, писатель, драматург; заслуженный деятель искусств РФ; работал актером и режиссером в театрах Владивостока, с 1993 года по 2022 год был художественным руководителем Приморского краевого театра кукол — А.К.).
— Витя Бусаренко — талант! Я думаю, что самый образованный человек был в Институте искусств и после. Он и сегодня самый образованный человек в театральном деле. Так же, как и Саша Брюханов (Брюханов Александр Георгиевич — известный приморский журналист, работал на Приморском радио, автор популярных программ "Место действия — жизнь", "Без комплиментов", звуковая книга "Земля у океана", "Популярное время", в настоящее время — руководитель Приморской краевой публичной библиотеки им. Горького; заслуженный работник культуры РФ — А.К.). Сколько он знает о театре, мало кто знает.
— Ефим Семенович, я посмотрел вашего резюме на сайте театра: у вас большой список поставленных спектаклей. Очень интересные и разнообразные названия, драматурги. О двух хотелось бы поговорить особо — Чехове и Булгакове.
— Давайте… Я думаю, у меня два есть два особенно любимых спектакля. Один — "Поминальная молитва" (12+) по пьесе Григория Горина, я это спектакль 27 лет назад поставил. И второй — чеховский "Иванов" (12+). Его я поставил 30 лет назад, он и сегодня в репертуаре.
"Поминальная молитва" и "Иванов" — самые дорогие для меня названия. Это корни. "Поминальную молитву" я долго ждал, я не мог приблизиться к ней, потому что был Леонов (Евгений Леонов исполнял роль Тевье-молочника в постановке, сделанной Марком Захаровым в московском Ленкоме в 1989 году — А.К.). Я видел этот спектакль, и мне казалось, что ставить его самому — это непозволительно.
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "Поминальная молитва". Горин. Фото: Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
А вот сейчас спустя много-много лет (актеры это еще не знают, я вам первому говорю) я начинаю вести разговор с композитором, чтобы в этом году начать репетировать "Юнону и Авось" (рок-опера Алексея Рыбникова, поставленная в Ленкоме в 1981 году — А.К.).
Спустя годы я возвращаюсь к наименованиям, которые для меня многое значат. "Поминальную молитву" не назовешь ведь ни "флагманом", ни "визитной карточкой". Это душа театра имени Горького, это спектакль излучает свет, дает здоровье и сохраняет жизнь актерам, которые в нем пребывают. Это очень важно! Какой-то утеплитель.
И жесткий "Иванов". Я хочу сказать, что если бы там не было Александра Петровича Славского, этого спектакля бы не было. Если бы там не было Светы Салахутдиновой, спектакля бы не было. Потому что это — монстры! (Славский Александр Петрович — ведущий актер Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького, театральный педагог, общественный деятель; Народный артист России. Салахутдинова Светлана Юрьевна — ведущая актриса Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького; Заслуженная артистка Российской Федерации — А.К.).
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "Иванов". Чехов. Фото: Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
У каждого свое представление о Чехове, а сегодня вообще непонятно, у кого какое представление. Но для меня автор всегда первичен, и я буду сохранять культуру просветительства, ознакомления зрителя с природой тех драматургов, которых они мало знают, которых в школе уже не проходят.
Я хочу, чтобы эти драматурги наяву предстали в спектакле, без выпендрежа, без всяких фокусов. Про меня могут сказать: "Да ну что, он уже в годах". Да нет! Думать можно и в 90 лет, восхищаться можно и в 90 лет и в с100 лет. И хранить то, чем ты обладаешь, — это тоже профессия.
И когда говорят: "Молодым — добрый путь!", нужно понимать, что и молодым надо еще чего-нибудь такого, чтобы они могли хотя бы приблизиться к профессии. И рассказывать им об авторах (это уже товстоноговская история). А потом автор через режиссера должен проявить себя на сцене. Это очень большой путь, говорить о нем сейчас нет смысла. Это отдельная тема.
Но меня огорчает, когда люди, которые сегодня приходят в театр и вроде бы увлекаются им, предлагают зрителям адаптированную под сиюминутность, "кастрированную" классику.
Тем не менее сейчас два молодых человека ставят у меня "Маленькие трагедии" (12+) Пушкина. Они выпускники, но уже артисты театра и кино, талантливые люди. И теперь я думаю, что же произойдет в ноябре, когда состоится премьера спектакля. Мне интересен их взгляд на Пушкина.
Но вот опять же Чехов. Я видел "Иванова", где Сергей Шакуров, гениальный, восхитительный артист, катается на роликах. А я не хочу так. Я хочу, чтобы артисты по земле ходили. По земле, которая называется сцена. Я хочу, чтобы по этой земле ходили живые люди и пытались через глаза, сердце, муки и радость, чрез восторг и ликование передать мольбы тех людей, которые присутствовали в "Иванове" 100 лет назад и присутствуют сегодня, в 2024 году.
— У вас же еще "Три сестры" (12+) были.
— Я любил этот спектакль, мне нравились актеры, которые в нем работали. Но зритель не очень откликнулся на него.
Я бы вернулся снова к "Трем сестрам". Это интересно и полезно — возвращаться иногда к спектаклям, которые ты делал. Я бы вернулся к "Трем сестрам" и снова бы продублировал то, что я делал 25 лет назад, но уже в какой-то новой цветовой гамме. Я бы его делал уже черно-белым, а не цветным, чтобы подчеркнуть желание этих трех женщин освободить себя от мечты о красивой жизни.
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "А.Пэ.Че". Чехов. Фото: Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
— На прошлогоднем Международном Тихоокеанском театральном фестивале (12+) я смотрел спектакль бразильской компании "Сетор де Ареас Исоладас" по мотивам "Трех сестер" Чехова. Готовя рецензию, много читал о пьесе, много думал о ней. Ведь если спросить любого не очень сведущего человека, о чем "Три сестры", он, скорее всего, скажет: "О трех сестрах, которые все время хотят уехать в Москву, но так и не уезжают". А на самом деле это пьеса о том, как плохая Наташа завоевывает дом Прозоровых и всех выживает оттуда. Об этом еще Немирович-Данченко говорил.
— Прекрасная роль Наташи!
— Я даже для сравнения вспомнил фильм "Чужой" (16+) Ридли Скотта. Вот так же, как там чужой захватывает звездолет, вселяясь в тела людей, так же и здесь Наташа захватывает дом Прозоровых, вселяясь в душу каждого и вытесняя из нее всё человеческое.
— Для меня Наташа — это восхитительный образ, и я бы сегодня делал ее главным действующим лицом.
— На самом деле она и есть главное действующее лицо.
— А вы знаете, у нас же был спектакль на малой сцене, который назывался "Три сестры. 20 лет спустя" (16+). Шел параллельно со спектаклем "Три сестры", который я ставил на большой сцене.
Там Ира Кулешова и еще две девочки-актрисы бились на малой сцене топорами, досками, каким-то металлом. Это было решение приезжего режиссера, который ставил спектакль.
Но не произошло единения большой сцены и малой сцены, поэтому оба спектакля через короткое время перестали идти.
— Ну а в "Чайке" (12+) тогда главный персонаж, может быть, Маша?
— Ну, не знаю. Я не готов пока рассуждать на эту тему. Но я точно знаю, кто для меня главный герой в "Вишневом саде" (12+). Это Фирс. Я бы делал так, что именно он придумал всю эту интригу, закрутил ее и превратил в спектакль.
— Тогда "Чайка" — роман, написанный Треплевым?
— Ну да, наверное… Но в этом и заключается счастье драматурга Чехова или другого, подобного ему. Что ты можешь отгадать в его пьесе то неимоверное, что в ней есть, то невидимое и непонятное простому глазу. Это и есть трактовка, но трактовка в духе русского психологического театра. Только это для меня приемлемо.
А все эти трюки — таз воды на голову вылил, голый зад зрителям показал — всё это, я думаю, уйдет. Михаил Ромм, замечательный наш режиссер, говорил, что театр умрет, а кино останется. Но и великие ошибаются.
— Когда Сорин как бы вскользь Треплеву говорит, что театр всё-таки нужен, к этой фразе на самом деле нужно внимательно и серьезно отнестись.
— Вы сейчас мне озвучили вскользь то, о чем я давным-давно подумываю, но это, может быть, и есть концепция моего пребывания в театре: "К театру надо относиться осторожно".