5 сентября. В этом году театральная общественность Приморья отмечает одну круглую дату — 40 лет назад Ефим Звеняцкий возглавил Приморского академического краевого драматического имени М. Горького, сначала как главный режиссер, затем как художественный руководитель. Повод для беседы более чем значительный, и обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов не преминул им воспользоваться.
— Ефим Семенович, в этом году вы, да и мы отмечаем круглую дату — 40 лет с того момента, как вы возглавили Приморский драматический театр имени Горького. Сначала в качестве главного режиссера, а затем — художественного руководителя. Разница какая-то есть? Может, зарплата повысилась?
— Разница есть только в одном. Сейчас объясню какая. И главный режиссер, и художественный руководитель театра занимается творческим процессом. Но, как я определил для себя, творческий процесс — это всё-таки еще и результат деятельности технических цехов театра и других людей, участвующих в постановочном процессе.
Так вот, как у художественного руководителя, у меня есть право подписи на документах. И это дает мне возможность принимать людей на работу также и в те цеха, которые обслуживают спектакль. Это бутафоры, реквизиторы, костюмеры и так далее. Вот в этом вся разница. Ну а про разницу в зарплате я говорить не буду, потому что зарплата в театре вызывает только юмор и улыбку (смеется).
А если серьезно, то я глубоко благодарен Майе Александровне Афиногеновой, уже ушедшей из жизни, которая была заместителем председателя крайисполкома в советское время и пригласила меня возглавить театр имени Горького. Тот самый театр, из которого я ушел актером, после чего уехал на Высшие режиссерские курсы Государственного Института театрального искусства, где слушал много умных и талантливых людей, таких, как Анатолий Эфрос, Георгий Товстоногов, Андрей Гончаров, Олег Ефремов.
— Эфрос, Товстоногов, Гончаров, Ефремов — что ни имя, то легенда. Что вспоминается?
— Вспоминаются, например, мои первые впечатления о встрече с Эфросом, которому вдруг позволили преподавать на Высших режиссерских курсах ("вдруг" — потому что он был в опале, фактически под запретом). А мне вот повезло учиться у него.
Более того, мне давали ведомость на 60 рублей, и я ехал в Театр на Малой Бронной и ждал, когда Анатолий Васильевич спуститься на вахту театра. Он расписывался в ведомости и получал 60 рублей за то, что читал лекции и проводил мастер-классы на курсах.
И вот я протянул Эфросу его книгу "Репетиция — любовь моя", чтобы он подписал ее мне. И он написал: "Ефиму Самуиловичу, Ефиму Самуиловичу". Почему-то дважды. Вероятно, не особо задумывался, как подписать. Или с репетиции был вызван и думал о другом. Или находился под впечатлением от того, что получил 60 рублей (смеется).
Ефим Звеняцкий. 21 год. Сцена из спектакля "Снега". Из личного архива Ефима Звеняцкого
Я просидел у него на репетициях год своей стажировки на Высших режиссерских курсах. Он репетировал "Дорогу" (12+) — это была пьеса Вениамина Балясного по мотивам поэмы Гоголя "Мертвые души" (12+). Балясный тогда был крайне интересным для Эфроса автором.
И вот я в течение года присутствовал на этих репетициях, где увидел Олега Даля, который репетировал и ушел, и где я увидел Михаила Козакова, который тоже репетировал и тоже ушел.
В репетиции "Дороги" Эфрос применял этюдный метод. Он сразу ставил "на ноги" актеров, а сам садился в бричку, которая на двух кубиках стояла (и еще один куб сверху): "Эх, Русь, куда несешься?!".
Фантастические репетиции. Я видел, как Ольга Яковлева, замечательная, невероятная актриса, перед тем, как Эфрос зайдет в репетиционный зал, вдруг залезла под стол. И он садился на стол и спрашивал: "А где Ольга Михайловна?". А он вдруг из-под стола: "Ха-ха-ха, я здесь!".
(В "Дороге" Ольга Яковлева исполняла роль Коробочки — А.К.).
У Эфроса были открытые показы, открытые репетиции. На них могли присутствовать все желающие из тех, кто имел отношение к театральному делу. Каждую репетицию я записывал. Если интересно, можно обратиться к Александру Ивановичу <Запорожцу>, у него остались мои записи, они крайне-крайне интересны. Я ему отправлял письмами. Каждую репетицию записывал, ходил на почту и отсылал Александру Ивановичу.
У меня осталось впечатление от репетиций Эфроса более эмоциональное, нежели просветительское или учительское. Я понимал, что я еще не научен тому, что он делает. А я и не мог быть научен. Я только окончил Высшие режиссерские курсы. Я был актером театра. Я видел до этого только гениального Ефима Давыдовича Табачникова, который 9 лет руководил нашим театром здесь, во Владивостоке.
И поэтому мои представления об Эфросе были наивными, но глубоко значащими для меня. Вот такая история.
Со звездами Ленкома Александром Збруевым и Олегом Янковским. Из личного архива Ефима Звеняцкого
А у Товстоногова, будучи главным режиссером театра драмы Комсомольска-на-Амуре (1979-1984 — А.К.), я бывал на стажировке в течение пяти лет — два раза в год по десять дней.
Впечатления от Товстоногова… Они в моем сознании, в моем сердце, в моем видеоряду. Сидит большой носатый человек, прикуривает одну редкую импортную сигарету от другой. Это было тогда, конечно… И такой титан…
Сейчас, спустя годы, в Интернете можно посмотреть много его выступлений по поводу преподавания в институте.
Это были встречи после Эфроса, и они были более подробные, что ли. Допустим, здесь я старался какую-то товстоноговскую интонацию "уловить", когда он рассказывал о манере поведения актера на сцене, а там — еще что-то…
Вообще вспоминать — это возвращать сегодняшний день. И я это делаю с удовольствием, потому что декларирую как раз русский психологический театр. Я бы добавил к нему ещё определение "экономический" — русский психологический и экономический театр, потому что время изменилось. Но я всё равно следую принципам, унаследованным у Анатолия Васильевича Эфроса и Георгия Александровича Товстоногова.
Вот такие впечатления. Вдаваться подробнее в это тему сейчас я не могу, потому что это займет огромное количество времени, и это будет больше преподавательский, просветительский разговор, нежели разговор о моем пребывании в должности главного режиссера и художественного руководителя театра имени Горького.
— Помните первый спектакль, который вы поставили в качестве главного режиссера Приморского драмтеатра имени Горького?
— Это были "Рядовые" (12+) Алексея Дударева. Они имели большой-большой успех, потому что это был 1985 год, 40-летие Победы. Но спектакль был не "датский", он был живой.
Тогда появился Дударев, белорусский драматург, который создавал какую-то новую правду о Великой Отечественной войне, неестественную для привычных на то время военных произведений.
Помню, 10 лет до этого, в 1975 году, когда отмечалось 30-летие Победы, я играл на сцене нашего театра Плужникова, русского солдата, в спектакле "В списках не значился" (12+) по повести (12+) Бориса Васильева. Ставил Петровский.
На мой взгляд, спектакль был датский, и он не был удачным. Может быть, потому что я играл русского солдата. Но и мне тогда было всего 23 года!
Меня перекрасили из черного в белый цвет, потому что надо было почему-то, чтобы Плужников был светловолосым. И я тогда чуть не потерял волосы (смеется), сжег их. Стал кроваво-красным… Я зашел в Институт искусств, где преподавал тогда, и Гришко, увидев меня в берете, велел снять его. (Гришко Сергей Захарович (1928 — 1996) — советский режиссер, театральный педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР (1988); профессор, многолетний декан театрального факультета Дальневосточного педагогического института искусств, заведующий кафедрой актёрского мастерства — А.К.).
Я снял и оказался ярко-рыжим, потому что черные волосы в те годы перекрасить было невозможно. И он сказал (я запомнил это на всю жизнь): "Идиот!"
— Краску не в Одессе случаем делали, на Малой Арнаутской улице?
— Да нет, у нас! Было то в парикмахерской "Людмила", которая находилась между ГУМом и Почтамтом.
Ну и значит, первый спектакль, который я поставил во Владивостоке в качестве главного режиссера, были "Рядовые" Дударева. Там играл Бугреев, восхитительный артист и грандиозный человек, самолюбивый, правда, царство ему небесное… (Бугреев Анатолий Владимирович (1932 — 2014) — советский и российский актер; народный артист Российской Федерации (2001) — А.К.)… И еще Валера Никитин (Никитин Валерий Васильевич (род. 1941) — советский и российский актер театра и кино, народный артист РСФСР (1986); работал в Приморском краевом драматическом театре имени М. Горького с 1974 года по 1988 год — А.К.).
Ефим Звеняцкий. Молодые годы. Из личного архива Ефима Звеняцкого
Когда я повторял этот спектакль в 2005 году, там играл Володя Сергияков (Дервоеда — А.К.). Другое уже поколение. Александр Иванович Запорожец играл Соляника, этого святого человека, который не поднял оружие, чтобы убить, вера ему не разрешала. (Сергияков Владимир Николаевич — один из ведущих актеров Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького; снимался в фильме Акиры Куросавы "Дерсу Узала" (12+). Запорожец Александр Иванович — один из ведущих актеров Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького, театральный режиссер, театральный педагог, Заслуженный артист Российской Федерации А.К.).
А в 85-м году спектакль прошел успешно. Для меня он был эмоциональным открытием и стал хорошим вступлением в должность главного режиссера. Потому что все вокруг с любопытством ждали, как проявит себя человек, который ушел из театра артистом, а вернулся главным режиссером. А тут такие корифеи, как Никитин, Данильченко, царство ей небесное (Данильченко Татьяна Михайловна (1943 — 2011) — советская и российская театральная актриса, народная артистка России (1999), актриса Приморского краевого драматического театра им. М. Горького; снималась в фильме "И на Тихом океане" (12+) у кинорежиссера Юрия Чулюкина — А.К.).
Колоссы! И кто из них сам хотел стать главным. В театре это — норма. Но я вот победил этим спектаклем, и дальше уже как-то мы прирастали друг к другу. А иные отталкивали меня от себя. Поэтому и Никитин уехал, и Лариса Сорока уехала — тогда еще в Ленинград — и стала актрисой Театра имени Ленсовета. Они были двумя первыми артистами у Табачникова (Табачников Ефим Давыдович (1922 — 1994) — советский и российский театральный режиссер и педагог, заслуженный деятель искусств РСФСР, главный режиссер Приморского краевого драматического театр имени М. Горького (1975-1983) — А.К.).
Кажется, на прошлых гастролях в Петербурге Лариса Валентиновна подошла ко мне, у нас состоялась встреча, где мы вспоминали всё, что происходило тогда во Владивостоке. Много говорили о Ефиме Давыдовиче, который, по сути, создал нынешний театр имени Горького.
У каждого режиссера есть свой главный спектакль. У Табачникова — это были "Бедные люди" (12+) по Достоевскому.
— "Эзоп" (12+) Фигейредо еще...
— Хороший спектакль, очень. Эзопа Никитин Валера играл.
Еще у Табачникова были "Бесплодные усилия любви" (12+), это Шекспир. И "Макбет" (16+). По сути, Табачников создал театр, которым сегодня я еще пользуюсь. Сегодня везде и во всем для меня существуют корни Табачникова, который сохранил этот театр и сделал его первым на Дальнем Востоке.
И вот поколение людей, которые работали при нем и с ним, оно уходит. И кто-то уже ушел. А приходит другое поколение, которое приносят свою, новую историю.
У меня один неизменный принцип: в течение вот этих сорока лет, что я руковожу театром, я беру в труппу только выпускников Дальневосточного института искусства. На сто процентов. Это моя позиция. И я не изменю ее, потому что педагоги актерского факультета всегда были артистами нашего театра. И они могли сделать отбор с учетом наших канонов. Конечно, порой и ошибались, такое бывает, когда педагог видит в студенте то, что хочет видеть, "влюбляется" в него…
Я думаю, что сегодня театральный факультет несколько хромает, потому что очень много педагогов — артистов нашего театра ушло, и институт пытается как-то выпутаться из этой ситуации…
— Ефим Семенович, вот вы заговорили об институте, и я сразу вспомнил, как вы сравнивали себя с героем пьесы "Матросская тишина" (16+), молодым Додиком Шварцем, которого отец отправил учиться в Москву в консерваторию. Вы рассказывали про фанерный чемоданчик, с которым вы поехали во Владивосток поступать в институт искусств, про то, что в кармане у вас было совсем немного денег, собранных для этого родителями. Почему вы решили стать артистом? Ведь в вашем родном Амурзете (село в Еврейском автономной области, административный центр Октябрьского района — А.К.), как я понимаю, театра не было.
— Да, профессионального не было, но в Амурзете был Народный театр. И когда я был учеником шестого класса, мне дали какую-то маленькую роль в спектакле "Куба — любовь моя" (12+). Тогда Куба была у всех на слуху. Кубинская революция, Фидель Кастро и так далее…
И был там исходящий реквизит, печеньки. А я, сидя под декорацией, тихо-тихо съел всё печенье. Потому что очень хотелось жрать! Жили очень трудно, это были 50-е — начало 60-х годов.
Моя мама продавала билеты в кинотеатре. Да какой там кинотеатр! Просто изба, куда зрители приходили со своими табуретками. Каждый брал с собой табуретку и заходил в избу, а там показывали кино.
Мы, пацаны, тогда хулиганили: залезли на печку и смотрели через крышу "Тарзана" (16+), американский фильм, который был не разрешен, но его почему-то показывали. И было так душно, что мне стало плохо. Тогда мы выбрались на свежий воздух, а была зима, и мне наконец-то удалось вдохнуть полной грудью.
А потом появился кинотеатр на 70 мест, а позже на 100, и так далее. И там моя мама была "пожизненным" кассиром. И я "по блату" смотрел подряд всё, что только мог. Я заходил в зал, садился на ступенечку или на свободное место, если оно было, но это случалось редко, потому что кино тогда было единственным развлечением.
Ефим Звеняцкий. Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
Я помню "Чапаева" ("Чапаев" (12+) — культовый фильм братьев Васильевых для многих поколений советских зрителей с Борисом Бабочкиным в заглавной роли — А.К.), и как мы орали, как бешеные в сцене психической атаки. Помню "Кубанских казаков" ("Кубанские казаки" (6+) — послевоенная музыкальная комедия Ивана Пырьева — А.К.). Еще какой-то фильм с Валентиной Серовой в главной роли. "Дети капитана Гранта" (6+).
И я однажды подумал и даже высказал это вслух, что я хотел бы и мог стать артистом и играть в таких же ярких, грандиозных фильмах.
Мой отец не имел никакого отношения ни к творчеству, ни к театру, он был простой тракторист. Однако он не сказал ни единого слова возражения. Мне собрали фанерный чемодан, который, я думаю, был у нас единственным.
Да ничего в доме и не было-то! Была пустота, и кроме симпатии мамы, папы, братьев и родственников, ничего больше…
Мама дала мне 35 рублей, которые утаила от отца, я сел в поезд с одним чемоданчиком и поехал во Владивосток. С вокзала я отправился улицу Геологов, 35, где было общежитие института искусств (оно и сейчас там), и сначала почему-то зашел не в тот дом, а в следующий…
В институт меня не брали, потому что я был еврей. Тогда существовала негласная квота — брали пять процентов евреев. Но Вера Николаевна Сундукова, восхитительная преподаватель из Ленинграда, настояла на том, чтобы меня взяли сверх этих пяти процентов. Она сказала: "Посмотрите, это же будущий Ромео!" Это было много-много лет тому назад, а в юные годы каждый из нас такой сопливо-красивый (смеется).
Конкурс был огромный! 300 человек на 25 мест. Среди поступающих были Саша Михайлов, который сейчас ого-го, Юра Кузнецов, которого многие знают, как Мухомора…
— А сейчас как отца Анатолия…
— Грандиозный человек! Восхитительный русский артист. Родом из Абакана. Сашка Михайлов тоже из Забайкалья. Мне кажется, что это не случайные вещи. Вот сегодня, например, якутское кино вдруг стало первым кино в России, потому что сейчас происходит возвращение к природе, к естеству, к тому, что природа дала человеку, а он сумел сохранить в своей душе.
— Погодите, а Бусаренко, по-моему, тоже с вами на одном курсе учился? (Бусаренко Виктор Васильевич — актер, режиссер, писатель, драматург; заслуженный деятель искусств РФ; работал актером и режиссером в театрах Владивостока, с 1993 года по 2022 год был художественным руководителем Приморского краевого театра кукол — А.К.).
— Витя Бусаренко — талант! Я думаю, что самый образованный человек был в Институте искусств и после. Он и сегодня самый образованный человек в театральном деле. Так же, как и Саша Брюханов (Брюханов Александр Георгиевич — известный приморский журналист, работал на Приморском радио, автор популярных программ "Место действия — жизнь", "Без комплиментов", звуковая книга "Земля у океана", "Популярное время", в настоящее время — руководитель Приморской краевой публичной библиотеки им. Горького; заслуженный работник культуры РФ — А.К.). Сколько он знает о театре, мало кто знает.
— Ефим Семенович, я посмотрел вашего резюме на сайте театра: у вас большой список поставленных спектаклей. Очень интересные и разнообразные названия, драматурги. О двух хотелось бы поговорить особо — Чехове и Булгакове.
— Давайте… Я думаю, у меня два есть два особенно любимых спектакля. Один — "Поминальная молитва" (12+) по пьесе Григория Горина, я это спектакль 27 лет назад поставил. И второй — чеховский "Иванов" (12+). Его я поставил 30 лет назад, он и сегодня в репертуаре.
"Поминальная молитва" и "Иванов" — самые дорогие для меня названия. Это корни. "Поминальную молитву" я долго ждал, я не мог приблизиться к ней, потому что был Леонов (Евгений Леонов исполнял роль Тевье-молочника в постановке, сделанной Марком Захаровым в московском Ленкоме в 1989 году — А.К.). Я видел этот спектакль, и мне казалось, что ставить его самому — это непозволительно.
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "Поминальная молитва". Горин. Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
А вот сейчас спустя много-много лет (актеры это еще не знают, я вам первому говорю) я начинаю вести разговор с композитором, чтобы в этом году начать репетировать "Юнону и Авось" (рок-опера Алексея Рыбникова, поставленная в Ленкоме в 1981 году — А.К.).
Спустя годы я возвращаюсь к наименованиям, которые для меня многое значат. "Поминальную молитву" не назовешь ведь ни "флагманом", ни "визитной карточкой". Это душа театра имени Горького, это спектакль излучает свет, дает здоровье и сохраняет жизнь актерам, которые в нем пребывают. Это очень важно! Какой-то утеплитель.
И жесткий "Иванов". Я хочу сказать, что если бы там не было Александра Петровича Славского, этого спектакля бы не было. Если бы там не было Светы Салахутдиновой, спектакля бы не было. Потому что это — монстры! (Славский Александр Петрович — ведущий актер Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького, театральный педагог, общественный деятель; Народный артист России. Салахутдинова Светлана Юрьевна — ведущая актриса Приморского краевого академического драматического театра имени М. Горького; Заслуженная артистка Российской Федерации — А.К.).
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "Иванов". Чехов. Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
У каждого свое представление о Чехове, а сегодня вообще непонятно, у кого какое представление. Но для меня автор всегда первичен, и я буду сохранять культуру просветительства, ознакомления зрителя с природой тех драматургов, которых они мало знают, которых в школе уже не проходят.
Я хочу, чтобы эти драматурги наяву предстали в спектакле, без выпендрежа, без всяких фокусов. Про меня могут сказать: "Да ну что, он уже в годах". Да нет! Думать можно и в 90 лет, восхищаться можно и в 90 лет и в с100 лет. И хранить то, чем ты обладаешь, — это тоже профессия.
И когда говорят: "Молодым — добрый путь!", нужно понимать, что и молодым надо еще чего-нибудь такого, чтобы они могли хотя бы приблизиться к профессии. И рассказывать им об авторах (это уже товстоноговская история). А потом автор через режиссера должен проявить себя на сцене. Это очень большой путь, говорить о нем сейчас нет смысла. Это отдельная тема.
Но меня огорчает, когда люди, которые сегодня приходят в театр и вроде бы увлекаются им, предлагают зрителям адаптированную под сиюминутность, "кастрированную" классику.
Тем не менее сейчас два молодых человека ставят у меня "Маленькие трагедии" (12+) Пушкина. Они выпускники, но уже артисты театра и кино, талантливые люди. И теперь я думаю, что же произойдет в ноябре, когда состоится премьера спектакля. Мне интересен их взгляд на Пушкина.
Но вот опять же Чехов. Я видел "Иванова", где Сергей Шакуров, гениальный, восхитительный артист, катается на роликах. А я не хочу так. Я хочу, чтобы артисты по земле ходили. По земле, которая называется сцена. Я хочу, чтобы по этой земле ходили живые люди и пытались через глаза, сердце, муки и радость, чрез восторг и ликование передать мольбы тех людей, которые присутствовали в "Иванове" 100 лет назад и присутствуют сегодня, в 2024 году.
— У вас же еще "Три сестры" (12+) были.
— Я любил этот спектакль, мне нравились актеры, которые в нем работали. Но зритель не очень откликнулся на него.
Я бы вернулся снова к "Трем сестрам". Это интересно и полезно — возвращаться иногда к спектаклям, которые ты делал. Я бы вернулся к "Трем сестрам" и снова бы продублировал то, что я делал 25 лет назад, но уже в какой-то новой цветовой гамме. Я бы его делал уже черно-белым, а не цветным, чтобы подчеркнуть желание этих трех женщин освободить себя от мечты о красивой жизни.
Спектакли, которые поставил Звеняцкий. "А.Пэ.Че". Чехов. Предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени Горького
— На прошлогоднем Международном Тихоокеанском театральном фестивале (12+) я смотрел спектакль бразильской компании "Сетор де Ареас Исоладас" по мотивам "Трех сестер" Чехова. Готовя рецензию, много читал о пьесе, много думал о ней. Ведь если спросить любого не очень сведущего человека, о чем "Три сестры", он, скорее всего, скажет: "О трех сестрах, которые все время хотят уехать в Москву, но так и не уезжают". А на самом деле это пьеса о том, как плохая Наташа завоевывает дом Прозоровых и всех выживает оттуда. Об этом еще Немирович-Данченко говорил.
— Прекрасная роль Наташи!
— Я даже для сравнения вспомнил фильм "Чужой" (16+) Ридли Скотта. Вот так же, как там чужой захватывает звездолет, вселяясь в тела людей, так же и здесь Наташа захватывает дом Прозоровых, вселяясь в душу каждого и вытесняя из нее всё человеческое.
— Для меня Наташа — это восхитительный образ, и я бы сегодня делал ее главным действующим лицом.
— На самом деле она и есть главное действующее лицо.
— А вы знаете, у нас же был спектакль на малой сцене, который назывался "Три сестры. 20 лет спустя" (16+). Шел параллельно со спектаклем "Три сестры", который я ставил на большой сцене.
Там Ира Кулешова и еще две девочки-актрисы бились на малой сцене топорами, досками, каким-то металлом. Это было решение приезжего режиссера, который ставил спектакль.
Но не произошло единения большой сцены и малой сцены, поэтому оба спектакля через короткое время перестали идти.
— Ну а в "Чайке" (12+) тогда главный персонаж, может быть, Маша?
— Ну, не знаю. Я не готов пока рассуждать на эту тему. Но я точно знаю, кто для меня главный герой в "Вишневом саде" (12+). Это Фирс. Я бы делал так, что именно он придумал всю эту интригу, закрутил ее и превратил в спектакль.
— Тогда "Чайка" — роман, написанный Треплевым?
— Ну да, наверное… Но в этом и заключается счастье драматурга Чехова или другого, подобного ему. Что ты можешь отгадать в его пьесе то неимоверное, что в ней есть, то невидимое и непонятное простому глазу. Это и есть трактовка, но трактовка в духе русского психологического театра. Только это для меня приемлемо.
А все эти трюки — таз воды на голову вылил, голый зад зрителям показал — всё это, я думаю, уйдет. Михаил Ромм, замечательный наш режиссер, говорил, что театр умрет, а кино останется. Но и великие ошибаются.
— Когда Сорин как бы вскользь Треплеву говорит, что театр всё-таки нужен, к этой фразе на самом деле нужно внимательно и серьезно отнестись.
— Вы сейчас мне озвучили вскользь то, о чем я давным-давно подумываю, но это, может быть, и есть концепция моего пребывания в театре: "К театру надо относиться осторожно".