Владислав Чибирев: Я люблю слушать Верди, а петь Доницетти

25 октября. Всегда интересно следить за творческим ростом молодого артиста. Особенно если надеешься, что рано или поздно он добьется больших успехов. Вот почему обозревателю ИА PrimaMedia Александру Куликову захотелось взять интервью у молодого баса Приморской сцены Мариинского театра Владислава Чибирева. К тому же по ходу беседы выяснилось, что это вообще первое персональное интервью Владислава, которое он дал представителю СМИ. Кто знает, может быть, когда-нибудь сей факт станет историческим.

Всё происходит тогда, когда должно произойти 

— Владислав, когда я беседую с оперными певцами (а я достаточно много с ними беседую), то всегда надеюсь, что кто-нибудь из них скажет, что сызмальства мечтал об опере. Однако практически все дружно отвечают, что ничего подобного не было, всё произошло случайно, нежданно-негаданно, ни с того ни с сего. Может, вы скажете по-другому?

— Я тоже не мечтал. Хотя с детства любил оперу, любил смотреть и слушать ее, однако ни в детстве, ни в юности не думал, что моя жизнь будет связана с этим искусством. В один момент я даже думал поступать в духовную семинарию, и всё-таки жизнь сложилась так, что отказался от этого решения и поступил в консерваторию.

Но даже когда я учился в музыкальной школе по классу аккордеона и меня попросили что-нибудь спеть, я отказывался: "Я играю на аккордеоне, а не пою". И только где-то в десятом классе я попал к педагогу, которая частным образом обучала вокалу, и мы стали заниматься.

В принципе, поначалу целью моего прихода к ней была постановка голоса для певческой работы в духовной сфере. Но потом занятия меня очень сильно затянули, я вспомнил свою страсть к опере (мы занимались и народными песнями, и ариями) и понял, что я намного лучше чувствую себя в сфере оперного искусства.

— Ваша наставница сразу определила, что вы будете петь басом, или были какие-то поиски?

— Мне тогда было 16-17 лет, и, конечно, ни о каком полноценном басе не могло быть и речи. Просто, если взять партии басов и партии баритонов, то мне психологически были ближе партии басов. Но я не считаю себя басом в полноценном понятии этого слова в русской классификации.

Видите ли, есть басы европейского склада, и есть басы русского склада. В Европе, например, есть даже несколько классификаций басов. Это и басы профундо, и басы центральные, даже есть такая классификация, как молодые басы. Есть басы, которые поют высокий репертуар, приближенный к баритональному исполнению. И как раз самого себя я бы классифицировал именно так.

— То есть высокий бас?

— Да-да.

— В вашем лице, в моем понимании, мы, в общем-то, видим становление певца. Певца, который на наших глазах превращается в солиста, начинает петь какие-то главные партии. Напомните, какая роль в ряду главных стала для вас во Владивостоке первой. 

— Фигаро в опере "Свадьба Фигаро" (12+) Вольфганга Амадея Моцарта.

— То есть вы в этой опере совершили головокружительную карьеру — от вечно пьяного садовника Антонио до управляющего имением графа Альмавивы красавчика Фигаро?

— А в Ростовской консерватории я пел еще и доктора Бартоло.

— Ну, тогда вам в этой опере всё подвластно. Скажите, как протекала работа над ролью Фигаро? 

— Достаточно просто. Опять же, потому что на Приморской сцене Мариинского театра я исполнял партию Антонио, а Ростовской консерватории в дипломном спектакле пел партию Бартоло и в любом случае был хорошо знаком с оперой Моцарта. Ведь, когда изучаешь партию, ты учишь не только то, что поешь сам, но и запоминаешь то, что поют твои коллеги. На репетициях это происходит само собой.

Я рад, что именно Фигаро стал моим первым большим персонажем на Приморской сцене, потому что в принципе музыка Моцарта очень близка мне, так же, как и техника исполнения написанных им вокальных номеров.

Существует множество размышлений на тему, как правильно петь Моцарта, требуется ли при этом какое-то определенное звукоизвлечение или нужно просто петь "своим голосом". Мне кажется, что в любом исполнении всё-таки должен присутствовать стиль композитора. Нельзя петь Моцарта, как Верди, и Верди, как Моцарта.

Отдельная история — это Доницетти, тот белькантовый репертуар, который мы начинаем показывать в опере "Дон Паскуале" (12+).

— И об этом тоже было бы интересно услышать, поскольку белькантовое пение, то есть виртуозное пение, требующее перехода с "низов" на "верхи" и обратно, имеет особую прелесть. Однако не каждому это дается. Насколько ваш певческий аппарат был готов к испытанию бельканто?

— Любая большая партия, с которой я встречался на протяжении всей своей работы в Ростове-на-Дону и затем во Владивостоке, была определенным вызовом, потому что на этих партиях я рос. Работая над ними, я находил новые краски своего голоса, новые технические приемы и возможности. Мне хочется верить, что по крайней мере у меня это работало именно так.

В общем, всё происходит тогда, когда должно произойти. У каждого артиста, конечно, есть амбиции поскорее спеть любимую партию, поскорее спеть большой репертуар, поскорее перейти к драматическому исполнению. Есть они и у меня. Мне тоже хотелось поскорее перейти на ведущий репертуар, на первые партии. И это произошло. Пусть не так быстро, как хотелось в начале творческого пути, но всё-таки достаточно быстро, учитывая мой возраст.

Ростов-на-Дону — Владивосток 

— А сколько вам лет?

— Мне 26.

— 26 лет! Как говорится, у вас всё впереди. Но это "всё впереди" может длится лет 20. Так что надо, надо начинать уже сейчас.

— Но опять же в свои 26 лет я пою свой седьмой сезон в качестве солиста.

— Это если считать Ростовский музыкальный театр, я так понимаю. Там, если мне не изменяет память, в свое время работала Мария Севастьянова (Суздальцева), замечательная сопрано, которая пела и в Приморской Мариинке. Вам не довелось петь с Марией в Ростове-на-Дону в одних и тех же постановках?

— Нет, когда я поступил в театр, она уже переехала во Владивосток. Но я помню ее по консерватории. Она заканчивала обучение, а я только начинал.

— Ну, Мария, конечно, большой молодец. И очень жаль, что мы, скорее всего, во Владивостоке ее больше не услышим. Ну, так вот сложилось. 

— Пути Господни неисповедимы.

— Да, может быть, Мария приедет к нам когда-нибудь на гастроли… Так вот, я заглянул как-то на официальный сайт Ростовского музыкального театра: своеобразный театр, как мне показалось. 

— Да, там и опера, и балет, и оперетта, и мюзикл, и большое количество детских спектаклей. Работа многоплановая, требующая от артиста умения и танцевать, и разговаривать, и петь, причем петь в разных стилях, в разных жанрах, в том числе в эстрадной манере. В Ростовском музыкальном театре есть даже программа симфорока, которую поют как приглашенные артисты, так и артисты стационарной труппы.

— Ну да, от Москвы до Ростова-на-Дону рукой подать. Наверняка много гастролеров приезжает. 

— А вот и нет. Большие артисты-гастролеры достаточно редко приезжают. Во Владивостоке бывает больше.

— Приятно слышать. Владислав, а как у вас шли дела в Ростове?  

— Как шли? Так и шли: во втором сезоне работы в ростовском театре у меня было 18 выходов в месяц.

— О таком можно только мечтать. В начале месяца. И проклинать всё на свете к концу месяца. 

— О да! И знаете, однажды я всё-таки осознал, что хочу находиться именно в оперном театре и петь в оперных спектаклях. И пускай во Владивостоке у меня не по 18 выходов в месяц (и слава Богу!), зато работа здесь более сконцентрирована на филигранном исполнении оперных партий, ролей и всего спектакля. Лично мне это дает намного больше, в том числе для понимания себя самого. Ведь, исполняя какие-то роли, мы тоже учимся у них. И с точки зрения певческой, и с точки зрения житейской.

— Помню, на Пасхальном концентре (6+), который состоялся весной этого года на большой сцене Приморской Мариинки и был также посвящен Дню Победы, вы, с моей точки зрения, замечательно спели две песни — "Поклонимся великим тем годам" (6+) Александры Пахмутовой на стихи Михаила Львова и "Довоенный вальс" (6+) Павла Аедоницкого на стихи Феликса Лаубе. Их в свое время исполнял Иосиф Кобзон, а "Поклонимся…" пела также Людмила Зыкина. У вас получилось очень красиво и проникновенно, особенно "Поклонимся…". Весь зал чувствовал энергетику исполнения, и это как-то объединяло всех. Вы пели в микрофон, и я понял, что вы умеете владеть им. Не у всех оперных певцов это получается. Это опыт ростовского театра? 

— Да, опыт начала моего творческого пути. Когда я только делал свои первые шаги, приходилось, конечно, петь в микрофон, потому сцены городских и сельских домов культуры, где случалось выступать, не имели таких акустических возможностей, какие были в театре. Вот тогда, в принципе, я и научился пользоваться микрофоном.

— Знаете, Микаэл Таривердиев в своей автобиографической книге "Я просто живу" (12+) писал, что пение в микрофон — это особый вид пения. Технические возможности, которыми обладает микрофон, позволяют не столько усиливать громкость пения, сколько раскрыть возможности голоса и подчеркнуть какие-то интонации во время "тихого пения".  

— Появляется возможность более ярко отобразить определенные нюансы, в первую очередь, динамические, такие, как форте и пияно. Но скажите, петь пияно в микрофон и петь пиано на сцене театра, это все еще пияно?

— Да, это разные вещи. Особенно пияно у Верди. В том же "Макбете" (16+), в дуэте леди Макбет и самого Макбета, когда она уговаривает мужа убить короля Дункана, надо петь как можно тише, по-заговорщицки, и в то же время так, чтобы зрители услышали. У Верди нередко бывают моменты, когда оркестр вообще замолкает и остается только пение.  

— Когда поешь в микрофон, обычно никто не замолкает.

— У вас было отличное исполнение. Про такое говорят, что певец вложил в песню не только голос, но еще и всю душу. Это было как-то связано с темой песен? 

— Конечно, в моей семье есть те, кто воевал, и мой прадед погиб на войне. Но, в принципе, артист, беря любой музыкальный материал, исходит от того, что написано в тексте. Кроме того, есть такая полезная вещь в актерском инструментарии, как воображение. Ты представляешь себе то, о чем поешь. Возможно, это и помогло мне в данном случае вложить в песню не только голос, но и душу. А вообще я стараюсь вкладывать душу в любое свое исполнение.

— Замечательно, что вы говорите об этом, как о само собой разумеющемся. Но, поверьте, есть драматические актеры и оперные певцы, которые не вкладывают душу в исполнение. А просто выходят на сцену и отбывают номер. И это, кстати, зрителям не нравится. Актерам, наверное, можно простить многое. Ну, здесь что-то не досказал, тут что-то не доделал… Многое можно простить. Кроме равнодушия. 

— Всё-таки зритель хочет чего-то большего, чем просто выступление артиста. Хочет, может быть, какого-то отклика на свои мысли. Хочет ответа на вопрос, что такое жизнь, что такое смысл жизни, что такое любовь. Есть огромное количество вопросов, за ответами на которые зритель приходит в театр.

"И пришла гармония" 

— Владислав, насколько я знаю, вы человек верующий, православный. Поете в церковном хоре храма Святителя Николая (Никольского храма), регентом которого является ваша жена Мария. Вы там познакомились?

— Нет, мы познакомились в Ростове-на-Дону, где Мария также служила регентом в церковном хоре (она окончила Донскую духовную семинарию по регентскому отделению). Это было во время пандемии. Театры были закрыты, мы были без работы, а голос требовал петь. И я вспомнил то, с чего начинал. Это было пение в церковном хоре, это были службы. Я решил возобновить эту практику и пошел в храм, где я пел ранее какое-то количество времени. К моему удивлению, там поменялись и священники, и регент хора. Тем не менее я решил, что хочу продолжить именно там. Регентом на тот момент стала моя будущая жена. Там мы, собственно, и познакомились. Теперь у нас двое детей, мы счастливы.

И сейчас я пою не только в храме под руководством собственной супруги, но и в  Спасо-Преображенском кафедральном соборе, построенном на центральной площади Владивостока.

— Какое значение имеет для вас церковное пение? Только духовное или певческое тоже?

— Оно имеет значение и в духовном, и в певческом плане. В певческом плане оно помогает почувствовать строй, ансамбль, гармонию, а в духовном, конечно же, это участие в литургии, в самом главном таинстве церкви.

— А  к вере вы как пришли? Семейные традиции или ваш собственный выбор?

— А вот тут как раз можно сказать, что всё произошло случайно. Моя семья никогда не была особо религиозной. Просто однажды я зашел в храм и понял, что мне там хорошо, а затем стал ходить туда постоянно. Всё на уровне внутреннего ощущения, ну а человек стремится быть там, где ему хорошо.

— Это можно сказать о вашей нынешней семье? Жена, дети — то, к чему нужно стремиться?

— Безусловно.

— А сколько лет вашим детям?

— Старшему 6 лет, младшей 2 года.

— Какие-нибудь склонности к пению у них наблюдаются?

— У старшего склонности к компьютерной технике. Он ходит в кружок по программированию. Посещает другие секции. Это и кудо, и плавание, и подготовка к школе, ну и, само собой, пение. К чему это приведет, я пока не знаю.

А у дочки присутствует большое рвение к пению, так же как и к игре на фортепиано. Ей очень нравится садиться за инструмент, играть всякие мелодии.

— Она действительно играет? В два года? 

— Играет что-то на своем детском уровне. Партитуру, конечно, она не читает, но что-то мелодическое у нее получается.

— Наверное, вам к дочери стоит присмотреться, явно у нее музыкальный талант проклюнулся. Может, по вашим стопам пойдет. А вот скажите, Владислав, у вас есть любимые композиторы в ряду тех, чьи произведения исполняются на Приморской сцене? 

— Скажем так, мне нравится слушать Верди, а петь Доницетти и Моцарта.

— Тем более интересно узнать, как вы относитесь к таким сложным композиторам, как Родион Щедрин. 

— Честно говоря, с определенной опаской. Мне кажется, что много музыки таких композиторов в моем репертуаре пока не будет, потому что это определенный уровень психологизма. Не мелодизма, а именно психологизма. Это очень глубокие полотна, к которым нужно идти долгим путем.

— В опере "Очарованный странник" (12+) Щедрин использует знаменные распевы. Это очень красиво. А вашем церковном хоре они поются? 

— В принципе, традиция знаменного пения зародилась до Никоновской реформы и осталась в большом количестве в старообрядческих службах. По большей части в современных православных храмах на службах поют по голосам, но также сохраняются некоторые, так скажем, репертуарные изюминки в качестве византийских песнопений, которые очень похожи на одноголосие и до сих пор используются в современном мире. По крайней мере, в храме, в котором моя супруга служит регентом, мы периодически обращаемся к византийским распевам и тоже находим, что это очень красиво.

— Это необычайно красиво. В "Очарованном страннике", который поставили во Владивостоке, хор посадили в оркестровую яму, и было такое ощущение, что поет сама земля. Тем более что на сцене в качестве декораций разместили настоящие камышовые заросли. И вдруг пение из-под земли раздается. У меня, когда я эту оперу слушал, поначалу голова разболелась. Известно, что человеческий организм нормально воспринимает мелодичную музыку, а любой намек на атональность вызывает в организме какой-то взрыв. Организм попросту не воспринимает атональную музыку на ментальном уровне. Наступает какой-то дисбаланс. 

— Потому я и сказал, что такая музыка — это больше психологизм, чем мелодизм. Подобная музыка требует от слушателя подготовки. Если вы приходите на оперу эпохи барокко, то воспринимаете произведение не так, как произведение, созданное композитором-авангардистом. Композиторы, более близкие к нашему времени, заложили очень много информации в музыку, которую исполняет оркестр. Конечно, в операх их предшественников это уже имеет место быть, но в операх конца XX века, как мне кажется, в музыкальное полотно внесено очень много переживаний, и если слушать такую музыку неподготовленным, то можно просто многого не понять.

— Однако, трудно рассчитывать на то, что люди будут специально готовиться к таким постановкам. Тут нужен длительный процесс поэтапного постижения музыки композиторов разные эпох. Лично я так и поступаю. И, кстати, на "Очарованном страннике" в какой-то момент дисбаланс в моем организме пропал, голова перестала болеть, и я ощутил какое-то умиротворение.

— И пришла гармония.

— Да, пришла. Владислав, а вам же приходилось петь в авангардной опере…

— Вы имеете в виду "Любовь к трем апельсинам" (6+) Сергея Прокофьева?

— Да, "Любовь к трем апельсинам". Вы там роль Короля Треф исполняете. Как вам пелось в этой вещи?

— Прекрасно пелось. Когда ты находишься в этой музыке, когда ты ее постоянно слушаешь, когда ты ее поёшь, когда ты ее учишь и в конечном итоге выучиваешь, наступает та самая гармония, о которой вы говорили. И ты понимаешь, что написать по-другому это практически невозможно. Всё, что написано в партитуре, каждая нота имеет смысл, и когда ты этот смысл поднимаешь, то наступает катарсис.  

— В "Апельсинах" есть партии, которые, допустим, состоят из одной-двух фраз. Как должен подходить к ее исполнению певец? Просто выйти и спеть или вложить даже в самое короткое пение всё свое мастерство, придумать что-то особое, удивить зрителя? 

— На самом деле это касается любых опер. В Италии есть такой термин, как "компримарио". Это артисты, исполняющие небольшие роли. И именно на этих ролях держится атмосфера спектакля, потому что ведущих партий в операх не так много, как второстепенных и третьестепенных. И как раз-таки исполнители, поющие небольшие партии, создают у зрителя ощущение того, что происходящее действительно истинно, реально.

— То есть второстепенные роли важны для того, чтобы мы поверили, что это происходит на самом деле. А иначе будут сплошные герои, сплошные монологи, сплошные страсти, а так в жизни не бывает. Поэтому нам нужен человек, который выйдет и скажет "кушать подано". И при этом очень важно, как он это скажет.

— Я слышал много историй о том, как ребенка в детстве привела в театр мама, и он до конца жизни запомнил в этом спектакле только "кушать подано". И как раз потому, что артист выходил не механически и произносил не просто "кушать подано", а был частью действия, частью спектакля. Зачастую небольшие партии являются двигателями сюжета, на них он и держится.

— В "Макбете", который мы уже вспоминали, есть совсем крохотная партия фрейлины. У нее всего пара выходов, но в сцене с тутти (исполнение музыки полным составом оркестра или хора, а у Верди в данном случае и оркестром, и хором, и солистами, находящимися в этот момент на сцене — А.К.) она берет очень высокую ноту и перекрывает всех, включая оркестр. И это до того мощно и красиво, что даже словами не передать. 

— Зачастую исполнение этих партий требует не меньшего владения голосом, не меньшего знания техники и не меньших усилий, чем исполнение крупных партий.

— Опять гармония?

— Конечно.

Всё исполнится так, как должно исполниться 

— От чисто музыкальных вопросов давайте вновь перейдем к вашей творческой биографии. Расскажите о том, как вы попали во Владивосток. Было прослушивание?

— Да, конечно, было прослушивание. Один мой замечательный коллега скинул мне ссылку на объявление о наборе певцов Приморской сцены Мариинского театра. "Вот попробуй, — написал, — съездить на прослушивание". Я подумал: "Владивосток. Это же очень далеко. Захочет ли жена поехать?"

Но я отбросил все сомнения и подал заявку на прослушивание, и меня, студента пятого курса, пригласили на него. А затем я прошел прослушивание и получил приглашение поступить в труппу Приморской сцены Мариинского театра.

— Прослушивание происходило в Санкт-Петербурге?

— Да, в Петербурге, на исторической сцене Мариинского театра. И это вызвало определенную долю трепета и счастья. Ты стоишь на той самой сцене, на которой пели великие певцы! Незабываемое ощущение.

— А кто вас прослушивал?

— Павел Александрович Смелков (главный дирижер Приморской сцены Мариинского театра — А.К.) там точно был, потому что потом мы с ним разговаривали. Больше я никого не помню, потому, когда пел, лиц в зале совершенно не различал.  

— Павел Александрович — человек, конечно, очень приятный. Такая очаровательная улыбка.

— Замечательно эрудированный человек и большой музыкант.

— Особенно мне нравятся его оркестровки вокального цикла (6+) Григория Свиридова на стихи Пушкина и 38-й опуса (цикл из шести романсов на стихи поэтов Серебряного века, 6+) Сергея Рахманинова. Его исполняла Альбина Шагимуратова… 

Итак, вы приехали во Владивосток. И каким вам показался город?

— Я приехал во Владивосток в ноябре, и, скажу честно, большого положительного впечатления город на меня не произвел. Но всё изменилось в тот момент, когда я приехал сюда после отпуска в июле. Я увидел всю эту зелень, увидел солнце, увидел, как всё-таки хорошо, когда ты живешь у моря. Сейчас я считаю, что Владивосток очень хороший город. Здесь много возможностей в плане отдыха, здесь замечательная природа, воздух, море, сопки.

— Вы родом из…

— Невинномысска. Это Ставропольский край, Северный Кавказ. Я родился и вырос на Кубани. Конечно, там много казаков. И я даже какое-то время пел в казачьем ансамбле, ездил в близлежащие города на казачьи смотры — с песнями, шашками, пирогами.

— В Приморье живет много потомков казаков — запорожских, уральских и так далее… Край у нас переселенческий, и тут рады любому приезжему. Замечательно, что вы здесь оказались. Хотелось бы спросить о ваших творческих планах, но, конечно, делать это бесполезно, поскольку не от вас это зависит. Но какие-то творческие мечты имеются? 

— Когда я читал или смотрел интервью с артистами и когда им задавали этот вопрос, я всегда думал, а как бы я на него ответил? Какую бы партию назвал? Мне кажется, что у меня нет какой-то одной конкретной партии. Есть список, и если я сейчас начну его вспоминать, то не назову всего, что хотел бы исполнить. Ну, это и Мефистофель, и Борис Годунов, и Филипп II, и Летучий Голландец, и Князь Игорь. Это из того, что сразу всплывает в голове.

— Хорошие мечты. Можно пожелать, чтобы хотя бы одна из них исполнилась.

— Я думаю, что всё исполнится так, как должно исполниться.

Справка

Владислав Чибирев

Бас

Родился в городе Невинномысск Ставропольского края. В 2022 году окончил Ростовскую государственную консерваторию им. С.В. Рахманинова (класс заслуженного артиста России, профессора Валентина Анатольевича Мостицкого). Принимал участие в мастер-классе (12+) Филипа Уайта (Королевская консерватория Шотландии).

Лауреат XI Международного конкурса им. А.Г. Рубинштейна "Миниатюра в русской музыке" (18+): 2-я премия, Санкт-Петербург, 2018 год.

Обладатель серебряной медали XVIII молодёжных Дельфийских игр России (12+, Ростов-на-Дону, 2019 год)

В 2018–2021 годах — солист Ростовского государственного музыкального театра. На сцене Ростовского театра дебютировал в партии Колена в опере Дж. Пуччини "Богема" (12+).

С ноября 2021 года — солист оперной труппы Приморской сцены Мариинского театра.

Смотрите полную версию на сайте >>>