Рассказы о художниках. Илья Бутусов. Этюды по памяти

Perigrinatio est vita ("Жизнь — это странствие"), как говорили в Древнем Риме.

Гончаренко стал первым ректором Дальневосточного государственного педагогического института искусств.

— И одновременно он был руководителем курса, на который я поступил. Он очень любил бывать в мастерской, всегда очень интересно рассказывал, иногда сам писал. Для него это была такая отдушина от ректорства, от каких-то дел в Союзе художников (в 1987 году Гончаренко становится еще и первым председателем Приморского отделения Фонда культуры — А.К.), — продолжает свой рассказ Бутусов. — И вот у него интересная судьба. Он очень мало писал во время ректорства, потому что не было времени. А потом, когда ушел, причем ушел сам, по своему пониманию, что хватит, здесь он отработал свое, он, что называется, "расписался". Был у него друг китаец, с которым они когда-то вместе учились в Репинке и который потом стал известным художником в своей стране. И тот пригасил Вениамина Алексеевич в Китай, где Гончаренко много работал. Вениамин Алексеевич был настоящим интеллигентом, всегда обращался на "вы", держал расстояние. Но, мне казалось, что Гончаренко симпатизировал мне, что я у него любимчик, потому мои студенческие работы, за которые можно было бы поставить только четверку, он лихо оценивал на пять. И у меня все время была повышенная стипендия, и все было хорошо. 

Perigrinatio est vita ("Жизнь — это странствие")

После института Бутусова не хотели принимать в Союз художников. Хотя это был период, когда принимали многих. А у него заворачивали документы. Наверное, потому, что у него был какой-то странный авангард, как он сам сейчас предполагает. Не формат, как стали говорить позже. Но Бутусов не страдал по этому поводу. Главное, что его работы видели, и не только критики.

Сначала были студенческие выставки (такая немножко подпольная история), которые не очень приветствовались на кафедре. Потом во Владивостоке появилась галерея современного искусства "Арка" Веры Глазковой. Была поддержка легендарного искусствоведа Виталия Ильича Кандыбы. "Глыба, — говорит о нем Бутусов и добавляет: — Конечно, сейчас нам подобного человека очень не хватает".

Этюд третий. Виталий Ильич Кандыба. "Твердый интеллигент"

О Виталии Ильиче Кандыбе (1943-2016) сказано и написано немало. Так, директор Приморской государственной картинной галереи Алена Даценко посвятила его деятельности большую статью "Виталий Кандыба: первый искусствовед Приморья: материала к биографии" (12+), где, в частности, пишет: "Виталий Ильич был не только прекрасным знатоком искусства, он переживал за него, чутко отзывался на происходящее в творческом процессе, его волновали судьбы художников, особенно он следил за творчеством молодых, начинающих, всячески поощрял их успехи, вдохновляя идти вперед".

— Он был таким твердым интеллигентом. Основой его легендарности, я бы сказал, было абсолютное чутье на искусство. У него был огромный багаж знаний, абсолютное знание истории искусства (Виталий Кандыба преподавал в Дальневосточном государственном педагогическом институте искусств историю искусств, был деканом художественного факультета — А.К.). Понятно, что он читал лекции. Но самым важным, как мне кажется, было то, что он как искусствовед участвовал в обсуждении выставок, — говорит Илья Бутусов.

Кандыба совершенно не опасался спорить с признанными авторитетами, и очень жестко спорить.

Как-то на зональную выставку приехало несколько человек от Академии художеств СССР, высшего научного учреждения Советского Союза, объединявшего деятелей изобразительного искусства. И был там один очень авторитетный академик, чье мнение ставилось очень высоко и вызывало трепет у художников и всех окружающих. Никто не смел ему оппонировать, потому что оппонент быстро ставился на место. А вот Кандыбу не получилось ставить. Потому что у него был действительно огромный багаж знаний, а, во-вторых, абсолютная интеллигентность, и это помогало ему сопротивляться, отстаивать свою точку зрения.

— Вот таким я его запомнил. Он был одним из тех людей, которые оценили то, что я делаю. И очень удивлялся, что мы — а нам было несколько человек — приехали из Хабаровска. Перед экзаменами был предварительный просмотр, мы приносили работы, раскладывали, а Василий Никанорович Доронин и Виталий Ильич Кандыба их смотрели. Я разложил работы. Кандыба молчит, А Дронин говорит: "Ну, поступит". Тогда и Кандыба говорит: "Ну да". И все равно мы на экзаменах старались, но решение уже было принято, — рассказывает Илья Бутусов.  

Perigrinatio est vita ("Жизнь — это странствие")

И вот теперь человек, которого когда-то не приняли в Союз художников России, является председателем Правления Приморского краевого отделения Союза художников России. Казалось бы, парадокс. На самом же деле никакого парадокса. Tempora mutantur ("Времена меняются"), но et nos mutamur in illis ("и мы меняемся вместе с ними").

Читал где-то, что, по мнению искусствоведов, "в своих картинах Илья Бутусов создает собственный мир и наполняет его образами, стоящими на грани между иллюзией и реальностью, иронией и драмой", и что этот мир "живет по своим законам, в нем исторические истоки и жанровая классификация отходят на второй план". Сложновато сказано, конечно.

Сам Бутусов в одном из интервью к выставке в Приморской государственной картинной галерее сказал: "Я не могу сформулировать, что говорит обо мне эта выставка, мне самому хотелось бы это узнать и понять! Мне вообще очень интересно слушать отзывы коллег (и к некоторым я прислушиваюсь), читать мнения в книге отзывов. Но более всего хотелось бы поговорить, например, с тем, кто понятия не имел, что есть такой Илья Бутусов, художник. И вот этот кто-то случайно зашел на выставку и посмотрел эти работы. Что он думает, что почувствовал, что понял? Вот это ну очень интересно. Это был бы просто кайф — поговорить именно с таким зрителем".

Ну что ж, скажу как случайный зритель, зашедший на выставку картин Ильи Бутусова: "Художник, который всё время в пути. То забежит вперед, и тогда — "странный авангардизм", какая-нибудь "Музыка голых" (16+). То присядет на обочине и наблюдает, и тогда — вполне себе реалистические пейзажи. Снимет очки, чтобы дать отдохнуть глазам, — изображение расплывается, кони, похожие на тучи, ходят у реки, а по реке плывет, глядя сквозь туман в звездное небо, Ежик с узелком, в котором находится баночка с малиновым варенье к вечернему чаепитью с Медвежонком".

А вот мы уже пьем чай и калякаем о том о сем. И, кстати, делаем это в той самой комнате, где когда-то была мастерская легендарного Ивана Васильевича Рыбачука, человека-эпохи, народного художника Российской Федерации (2003), почетного члена Российской академии художеств (2007).

Этюд четвертый. Иван Васильевич Рыбачук. "Люблю всё" 

Вот в этой самой комнате я брал когда-то интервью у Ивана Рыбачука. Это была типичная мастерская художника, такая, как мы все ее представляем: мольберты, холсты, банки с кистями, старые табуреты, что-то непонятное на подоконниках. И художник был таким, как мы его себе их представляем. В потертой, заляпанной краской куртке, в этаком черном воландовском берете. Но с ясными, добрыми, улыбающимися глазами и с улыбкой на устах. К слову, у барда Виктора Берковского есть песня на стихи Роберта Рождественского "Марк Шагал" (12+). Когда ее слушаю, всё время почему-то Рыбачука мысленно вижу.

Писал я как-то большую статью на газетный разворот к юбилею фильма "Пароль не нужен" (12+) и через Родиона Нахапетова, игравшего там Максима Максимовича Исаева (в будущем Штирлица), связался с режиссером-постановщиком картины Борисом Григорьевым. Григорьев много чего интересного рассказал — и про съемки, и про пребывание киногруппы во Владивостоке. В том числе про встречис Рыбачуком: "Мы с ним познакомились и немало провели времени в ресторане "Золотой Рог". В то время Рыбачук ходил в море с рыбаками, писал на судах картины. Когда ступал на сушу, он уходил в дикие загулы. Он считал, что приехавшие киношники для него — самая подходящая компания".

— Иван Рыбачук — это легенда, но он сам пиарщик, сам создавал себе пиар. Кроме того, что он много работал, он много ездил. Там тогда целая история была. Рыбачук, Шебеко и Гончаренко, они ездили по северам, пленэрили. Дальневосточное пароходство всегда с Союзом художников дружило. Они прямо садились на пароход и оправлялись куда-нибудь на Камчатку. И там прямо с пароходов писали этюды. Потом ездили в Москву на Академичку ("Академическая дача" имени И. Е. Репина — творческая база российских художников, расположенная в Тверской области неподалеку от Вышнего Волочка — А.К.), показывали там широту дальневосточной души. С Иваном Васильевичем мы под конец его жизни встретились. Он предпочитал сидеть. В берете, красавец, и высказывания у него были, как всегда, интересные, здравые и не злобные, как это бывает порой у стариков то ли от нереализованности, то ли от того, что в старости мы злимся на всех. А у Ивана Васильевича этого не было, он всегда с юмором относился к жизни, — говорит Бутусов.

Во время интервью Иван Васильевич мне много рассказывал о своем участии в Советско-японской войне 1945 года, о десанте в Северную Корею, о том, как руководил студией флотских художников 1-й Краснознаменной бригады торпедных катеров. Показывал фронтовые газеты тех лет. Вот почему-то об этом ему захотелось тогда поговорить. Может быть, потому, что, в основном, его упоминали повсюду, в первую очередь, как певца дальневосточного Севера, портретиста, пейзажиста-мариниста. А в его жизни были и другие моменты. 

"Однажды Иван Рыбачук сказал: "Люблю искусство, люблю женщин, они цвет и свет жизни, люблю детей, люблю всё". В этих словах весь Иван Васильевич. Народный художник светлого мироощущения!" — прочитал я как-то высказывание о патриархе дальневосточной живописи старшего научного сотрудника Приморской государственной картинной галереи Людмилы Варламовой и подумал: "А ведь лучше и не скажешь".

Perigrinatio est vita ("Жизнь — это странствие")

Ну а разговор с Ильей Бутусовым идет своим чередом.

ОН. Ну вот, был у меня однокурсник, с которым мы учились Хабаровске, мы-то с Носковым в Питер побежали, а он сразу сюда, во Владивосток, поехал. Это Константин Бессмертный. То есть мы на одном курсе учились, в армию ходили, он на полгода раньше, я на полгода позже, я на флот попал, а он — сухопутный.

Мы друзья, и вот у него какая судьба сложилась. В 90-е годы художники во Владивостоке крутились, как могли, а Костя всё-таки был очень ориентирован на Запад: самостоятельно изучал язык, учил его прямо плотно. А тут неким нашим полукриминальным деятелям, имевшим бизнес в Макао, захотелось поднять свой имидж, как-то себя облагородить в глазах общественности. И они решили сделать выставку картин. Для этого они пробежались по художникам, пособирали картины. Но им надо было одного художника непосредственно на выставку, желательно владеющего языком. И Костя поехал. А потом так и остался в Макао. Сначала один жил год-полтора, а потом привез жену и сына. Сейчас это художник с мировым именем. Его работы выставлялись на Венецианской биеналле (12+), у него дом в Португалии, большой дом в Макао.

Я. Он авангардист?

ОН. Сложно сказать. Надо посмотреть, что он делает. Ну, конечно, это не традиционный реализм. Все его работы наполнены третьими, четвертыми, пятым смыслами. Но, в основном, все они логичные. У нас искусство больше на чувства давит. А Бессмертный больше разговаривает языком ассоциаций, логики, знания, интеллекта, он про это.

С нашего курса вышло несколько известных художников. Дё Сон Не на Сахалине. Он сейчас самый крутой, наверное, сахалинский художник. Кормил нас все время. Я в студенчестве в общаге жил, с тех пор приобрел вкус к этому кимчи, вообще к корейской еде. Это вот наш милый Дёшка… Вот Александр Глинчиков сейчас заходил. Он ушел больше в компьютерный дизайн, сейчас очень известный во Владивостоке дизайнер. Другой мой однокурсник — Евгений Пихтовников, известный художник-пейзажист. Это очень много для одного курса. Согласно обычной статистике, на диплом выходят человек 15, а на плаву лет через 20 остается  человека три максимум.

 Я. А о ком еще из соратников-художников вам хотелось бы рассказать?

ОН. Ну вот не так давно в картинной галерее была персональная выставка Сергея Горбачёва. Ему уже 70 лет, а он прямо-таки в развитии весь. Отличные работы. Мне всегда казалось, что художник достигает своего пика где-то до 40 лет, а потом за счет созданного багажа работает. Но Сергей Горбачёв этот постулат опровергает полностью. Очень интересно смотреть, что он делает.

Мне интересна история семьи Пихтовниковых, Евгения и Марины. Они оба очень значимые, только каждый по-своему. Женька — классический пленэрист.

Значимый художник также — Лида Кузьмина. И в графике, и в живописи очень состоявшийся мастер. Относительно недавно, лет 5 назад, хорошо вышла Вика Косенко. Вася Галактионов. Дима Лучинин. Много талантливой молодежи. С ними бывает сложно, но интересно.

Ну и Владимир Погребняк и Сергей Черкасов по-прежнему активны.  

Этюд пятый. Сергей Черкасов. "Пусть поливают!"

Люблю картины Сергея Черкасова. В них знакомый с детства Владивосток выглядит как-то по-другому, не так, как на самом деле, но именно поэтому узнается и принимается с первого взгляда. Как так? А вот так. 

Есть в комедии Михаила Калатозова "Верные друзья" (12+) такой эпизод: сидит академик архитектуры Василий Васильевич Нестратов (Василий Меркурьев), развалившись в плетеном кресле, на краю плота и волжской природой любуется. "Красиво", — говорит. А кресло стоит на самом краю плота, и если захочет Василий Васильевич встать, то обязательно сделает шаг вперед. А куда? Да в реку же! Понятно, что в реальности всё будет по-другому. Едва режиссер-постановщик крикнет: "Стоп!", рабочие экспедиции просто повернут плот на 180 градусов и народный артист Меркурьев прямо с кресла шагнет на берег, ибо эпизод этот снимали не на глубокой середине реки, а прямо у берега, где воды едва по колено, а то и по щиколотку. Но мы этого не хотим понимать. Мы видим то, что нам хочется видеть. Ширь и глубину великой Волги.

Так же и с родным Владивостоком. Смотрим на оду и ту же улицу или пропсект, на одну и ту же подворотню Миллионки и не отдаём себе отчёта в том, что одно и то же место бывает разным: в тумане — одним, в солнечный полдень — другим, поздним вечером — третьим, почти неузнаваемым. А вот художник всё это видит, всё это нам показывает. "А еще ведь надо в душу к нам проникнуть и поджечь. А чего с ней церемониться, чего ее беречь" (Булат Окуджава).

Вот так и у Черкасова на картинах. Художник угадывает в нас неисправимых романтиков и поворачивает наш плот воображения так, что мы оказываемся на середине реки, на самом краю плота, откуда видна такая глубина, что даже дух захватывает.

У Черкасова три главных цвета: белый, синий и красный. А далее — их оттенки. И даже если небо нарисовано зеленым, оно всё равно синее. А есть еще феномен Черкасова. И заключается он в том, что иных этот художник очень раздражает. "Опять Черкасов", — говорят. "Сколько можно. Каждый год — новая выставка. Да такой Фуемкулкр нарисует любой выпускник Владивостокского художественного училища!" — говорят. 

— Если "поливают" — это нормально. Такова творческая среда, мне она понятна. Сальвадор Дали сказал: "Когда ругают, замечательно. Если замолчали, значит, что-то не так". Лучше не опускаться до оправданий. Не оглядываться, идти своей дорогой. Кого-то задевает, что мои работы покупают за рубежом? Делайте лучше меня, вывозите картины за границу — я приду и поздравлю вас.

Я всегда с уважением отношусь к любым востребованным публикой художественным проектам. Единственное, что у меня вызывает неприязнь, — это внутренняя агрессия к тому, что делают другие. Так, у Чехова было гениальное высказывание: "Денщик делил мир на две категории: "Я и мой барин и вся остальная сволочь". Вот и здесь — "я и тот, кто меня спонсирует". 

Меня Господь уберег от серьезных финансовых трудностей. Я не потрафляю зрителям, а делаю то, что хочу. Не делаю на заказ, пытаюсь избегать повторов. Имею счастливую возможность работать при наличии красок, мастерской и большого выставочного плана. А для художника это главное.

(из интервью Сергея Черкасова газете "Конкурент", 2006 год). 

— Удивительный феномен! Есть выражение "Гений места". А вот он, Черкасов, — художник такой места. Но это очень условно. Ну вот кому-то кажется, что он весь направлен на коммерцию, но я-то его знаю. Это человек, который очень много работает, и у него очень много именно художнических интересов. И он их реализует. При этом он же работал в издательстве, и он понимает, как работает этот коммерческий механизм, — говорит Бутусов о Черкасове. — Он каким-то образом встраивает то, что делает, и ему удается это продавать здесь. Ну и прекрасно. А принципиально он не заточен на то, чтобы что-то делать на продажу. Допустим, ему сейчас интересна пластика акварели. И он ею занимается, он прямо копается в ней. Поездил по музеям, вернулся, понял для себя что-то, сделал что-то такое… То есть это — жизнь художника, а не наоборот. Это безусловно талантливейший художник, который сумел себя реализовать, монетизировать свой талант, но талант это главное, всё остальное — производная от него. Вам не нравится Черкасов? Ну, пожалуйста, есть другие.

Perigrinatio est vita ("Жизнь — это странствие")

Смотрите полную версию на сайте >>>