- Как вы попали на столичный фестиваль?
- Наш театр уже два года активно выезжает на гастроли. Например, каждую весну мы выступаем в Хабаровске. В прошлом году были большие гастроли в честь 240-летия ТОФ, когда мы ездили вместе с делегацией флота по Дальнему Востоку и играли в Магадане и на Сахалине. В 2005 году приняли участие в фестивале "Молодые театры России" в Омске. Теперь собираемся на театральный фестиваль в Нижний Новгород. Что касается "Золотого Витязя", то дорога туда началась с омского фестиваля. Там нас заметили критики из Москвы и Петербурга. Потом уже Николай Бурляев, президент фестиваля "Золотой Витязь", пригласил нас. Нам близок девиз этого фестиваля: "За нравственные идеалы, за возвышение души человека". Цель форума - объединить культуры славянских народов. Вместе с нами в фестивале приняли участие театры из разных уголков России (Москвы, Сибири и Дальнего Востока), а также из Болгарии, Словении, Сербии. Основной репертуар - русская классика. Мы показали пьесу Жеребцова "Чморик". Это современная пьеса, написанная в традициях русской драматургии, ставит те же вопросы: как нравственно выжить в современном мире? Этой постановкой мы выиграли "Бронзового Витязя". Другую награду получил театр Петра Фоменко за спектакль "Белые ночи" по Достоевскому. Мы гордимся таким соседством. Общение с коллегами - это один из основных моментов таких поездок. Теперь мы ощущаем, что полноценно вышли в театральный мир России.
- Что вас заинтересовало в репертуаре столичных театров?
- В Москве такой же дефицит настоящих спектаклей, как и везде. Их всегда мало. Интересно там, где есть глубина. Из всего театрального многообразия европейской России нам близки два театра: театр-студия Петра Фоменко и студия Женовача. Там мыслят современно, то есть высокопсихологично показывают современного человека. Через классику. Классика - это качество. Наше прошлое, настоящее и будущее. Это традиция российского театра. Психологического. Скоро мы будем работать над пьесами Островского "Горячее сердце" и Платонова "Дурак на периферии".
- Не многовато ли классики в наших театрах?
- Без Островского, Чехова, Платонова, Булгакова нельзя представить русский театр. Конечно, сюжеты у них часто банальны: тот же Островский часто брал известные истории. Но потому они и классики, что глубоко изучали человеческую психологию. Я думаю, человек не изменился с тех пор, как изобрели колесо - как раньше ревновали, любили, ненавидели, так и сегодня. Вопрос в том, на каком уровне вести разговор, в контексте какого времени. Посмотрите, сегодня в России нет почти ни одного театра, в чьем репертуаре не было бы Островского, ведь он писал о том, как не потерять душу.
- Как превратить классический текст в современное зрелище?
- Рецепта нет. Осовременивание классики - это проблема. Как правило, метод ряжения старого текста в современные наряды малоэффективен. "Шекспир в джинсах" - это не выход. Нужно внутри самой пьесы уметь видеть соответствия с современностью. Товстоногов говорил: "Тему спектакля надо услышать в зале". Меня поразило, как пьесу Островского "Волки и овцы" недавно поставил Фоменко. В ней ничего не было современного в смысле костюмов и антуража. Но 4-часовое действие было настолько ярким и захватывающим! Станиславский говорил, что велик тот спектакль, в котором интенсивнее поток информации на единицу времени. Фоменко удается простыми средствами делать спектакли точными и насыщенными.
- Нестандартные ходы в режиссуре вас восхищают?
- Сегодня много известных режиссеров-постановщиков, которых я называю "режиссерами-конструкторами". Таких, например, как Някрошюс. Его спектакли интересны интеллектуально, но эмоционально холодны. Замени в них одного актера на другого - и ничего не изменится в прихотливой конструкции, созданной режиссером. Мне интереснее линия Станиславского - театра переживания, который продолжается в работах Фоменко и Женовача. В таком театре актер проходит воспитание. И становится личностью. Как говорил Немирович-Данченко: "Режиссер должен растворяться в актере". А не наоборот.
- Какая роль у театра в современном обществе?
- Думаю, с тех пор, как ее определили древние греки как катарсис - очищение через сопереживание, функция театра не изменилась. У нас был такой случай. Один из наших актеров подрабатывает диджеем на радиостанции. И вот во время передачи ему звонит слушательница, юная девушка. Говорит, решила покончить с собой. Наш актер ее немного успокоил по телефону, а потом пригласил на спектакли "Таланты и поклонники" и "Чморик". Пригласил неслучайно, потому что обе эти драмы о том, как не поддаться бесам. После "Чморика" девушка подходит к актеру и говорит: "Спасибо, я поняла, что надо жить". Это лечебные свойства театра. Но театр может как созидать, так и разрушать человека. Я с теплом и нежностью отношусь к бездарным постановкам, но если мастерской рукой делают спектакль безнравственный и циничный, меня это возмущает. Есть такое выражение "чернушная драматургия". Почему после пьес Шекспира возникает не депрессия, а катарсис?! Мой учитель Андрей Гончаров говорил, что театр тогда настоящий, когда он творится от живого автора через живого актера к живому зрителю. Надеюсь, в том, что мы делаем, есть любовь.
- Большая часть телеэфира эксплуатирует чувство любви. В чем отличие театра, о котором вы говорите, от телесериалов и шоу-программ?
- В сериалах как раз нет катарсиса. Это просто сентиментальная жвачка. Театрам приходится соперничать с массовой культурой. Но театры тоже бывают разные. Истерия на сцене и в зале не имеет отношения к искусству. Истерия - это пародия на настоящее. А карикатуры создает дьявол. Я убежден, что театр - это в первую очередь творческий процесс. Зритель становится здесь соучастником, а не потребителем. Театр должен возвышать душу. Как ее почувствовать без сострадания? Главное здесь не впадать в сентиментальность. Но многие театры идут по стопам телевидения, производя в огромном количестве жвачку, которую зритель жует и выплевывает. Да, этого хочет массовый зритель. Но идти за ним - легче всего. Нам ближе другой. Пусть кто-то уйдет с нашего спектакля, но если те, кто остался, после занавеса сидят в тишине, значит, случилось взаимопроникновение. Театр хранит ощущение соборности.
В Омске мы встречались с Константином Райкиным. Он сказал: "Знаете, почему нельзя закрывать театры, даже самые плохие, в самых провинциальных городках? Потому что даже самый захудалый театр с детства приучает людей к другому восприятию, учит слушать устную речь другого человека. Внимательно. Выйдя на сцену в любом городке, я могу на спор определить, есть ли в этом населенном пункте театр или нет. По реакции зрителей". Я бы сказал так, какая бы ни была экономика или наука в обществе, только культура удерживает общество от распада. Сны разума рождают чудовищ. К примеру, демографический кризис, о котором сейчас говорят, - это духовная, а не политическая проблема. Если культура больна, то, сколько ни строй квартир людям, они, может, и будут жить привольно и богато, но в одиночестве.
- Ваша последняя работа "Чествование" вызвала неоднозначные отклики...
- Спектакль "Чествование" - это история бонвивана, который узнает, что смертельно болен. Пьеса уже шла в российских театрах. В Театре сатиры у Ширвиндта она была прочитана так: отец учит сына быть гулякой. Мы посмотрели на нее с другой стороны. Одна из тем, звучащих в спектакле, - библейская заповедь: "Не суди родителей своих!". Но главная идея здесь, на мой взгляд: "Помни о смерти". Болезнь - пограничное состояние, в котором можно увидеть, что собой представляет человек. Я постарался показать болезнь как... дар. Конечно, рак - это ужасно, но он помог главному герою начать жизнь с начала, а его сыну избавиться от фобий. В православии есть обряд соборования, после которого человек, бывший при смерти, либо сразу умирает, либо выздоравливает - на все воля Бога. Ее не всегда человек понимает. Вот наша художница рассказывает, что один ее знакомый узнал про то, что у него рак и ему жить осталось не больше полугода. Тогда он начал гулять, путешествовать, бросил гнетущую работу. Прошло 10 лет, а он все еще жив. Тоже - Божий промысел.
- Как вы формируете свой коллектив?
- Самая большая ценность России - репертуарный театр. В нем актеров коллекционируют, воспитывают. И наш актерский состав - уникальная коллекция. У наших актеров и голова, и сердце прекрасно работают. Приходят новые люди. Сергей Лисенчук рассказывает, что решил стать актером после того, как увидел "Огни Парижа". Сегодня, спустя шесть лет, он сам играет в этом спектакле. Говорит, я для одного человека играю, для такого же, как я, кому театр может изменить жизнь. К сожалению, за 10 лет некоторые артисты ушли из театра. Вот один уехал в Петербург. Сейчас ему 30. Просится назад. Но я бы его не взял. Он слишком много времени потратил. К этим годам человек должен пройти какой-то серьезный путь, наполниться. Если этого нет, то нужно начинать с начала. А это под силу немногим. Хотя есть исключения, например Евгений Паленый. Я на него навалил груду сложной работы, и теперь он играет. Мне близка концепция живого театра Питера Брука: "Есть театры режиссерские, это красивые конструкции, но не живые. Живые надо выращивать". Это очень сложный процесс. Просто бывает только у дураков. Как правило, если на репетиции спектакль идет гладко - будет фигня.
- Вы часто вспоминаете о Боге. Как религия связана с театром, особенно с военным?
- Человек, погруженный в российскую культуру, не может не иметь отношения к вере. Все классики у нас были православными - Достоевский, Гоголь, даже Чехов. Мы уже ставили спектакль, проникнутый религиозными идеями, это "Царь Федор Иоаннович". "Чествование" тоже выбрали за то, что пьеса связана с библейскими заповедями. После спектакля по Платонову мы хотим поставить пьесу о Порт-Артуре, о чудесном обретении иконы. Если же говорить о нашем статусе военного театра... Мы ведь живем не отдельно от России и не строим узкоспециализированный театр. Честь, достоинство, долг, патриотизм - темы, которым мы посвящаем все свои работы. Но бороться с пороками в армии в отсеке подводной лодки уже поздно. Нужно начинать воспитание с детского сада. Мы чувствуем право выходить за рамки военной тематики и широко осмыслять общечеловеческие проблемы.
