Поэт Максим Жуков уже несколько лет живёт в Евпатории, куда переехал из Москвы ещё до возвращения Крыма в родную гавань. Его стихи очень личные, но в то же время понятные читателю, и очень точно передают всё, что происходит с нами и со страной. В них есть всё: вселенская грусть и ирония, жестокость и необычайная душевная теплота. А ещё нередко присутствует обсценная лексика, но настолько уместная, что попытка заменить икс-слово каким-нибудь эвфемизмом неизбежно терпит крах.
Все свои стихи Жуков публикует в фейсбук-аккаунте. А недавно у него вышла книга "У коровы есть гнездо", в которой собраны лучшие стихи автора. Презентация сборника прошла на площадке фестиваля Литература Тихоокеанской России.
— Максим, вас когда-нибудь сравнивали с Овидием? Это древнеримский поэт, которого император Август сослал в далёкую провинцию на Чёрном море где он до конца жизни жил среди местных варваров и скучал по метрополии.
— Варварами я бы местных не называл, но народ в Крыму очень расслабленный. Наверное, за счёт этого здесь очень плохой сервис. Обслуживание в кафе и магазинах очень медленное, после любого российского города это бросается в глаза.
За последние 30 лет капитализм выдрессировал людей, персонал в крупных российских городах работает лучше, чем в Париже. Потому что даже в Париже благодаря левацким идеям уже пошла некоторая расслабленность.
Раньше это как-то оправдывалось соотношением гривны к рублю, из-за чего для туристов всё было очень дёшево. Да, обслуживание ужасное, но и стоит это условные 3 копейки. Сейчас цены поднялись о уровня Сочи, а сервис не изменился.
— Ты был свидетелем присоединения Крыма. Как это происходило?
— Если кто-то говорит, что всё прошло под дулами автоматов — не верь. Я лично видел, как люди шли на участи, чтобы проголосовать за присоединение к России. Хотели этого все кроме определённой группы татар, с которыми смогли договориться: просто однажды приехал муфтий из Татарстана и внутри диаспоры была проведена серьёзная работа. Всё было сделано молниеносно, в один день активность татар просто прекратилась. Тем более, что есть много смешанных русско-татарских семей, большая часть которых тоже выступала за Россию.
Работа по присоединению прошла очень достойно. Поначалу крымчане ожидали худшего. Мы ждали поезд с "боевиками-правосеками", но вместо него пришёл поезд с телами погибших на майдане крымских омоновцев. Сейчас им установлены памятники как героям. Так что когда мы поняли, что это не украинцы, а русские войска, радости не было предела.
Сейчас люди могут быть чем-то недовольны, осуждать какие-то решения властей, но в целом они по-прежнему рады, что являются частью России.
— Почему вы переехали в Крым?
— Я собирался написать роман и думал, что там у меня появится для этого время. Помимо стихов я балуюсь прозой, и мои рассказы можно почитать в сетевых библиотеках. Однако издать их не получается, малая форма почему-то очень плохо продаётся. Я приносил рассказы и повести в издательства, и мне сражу же предлагали написать роман, именно потому, что его проще продать.
В итоге роман написан, но он не получился. А поскольку я не графоман и понимаю, что хорошо, а что плохо, то публиковать его не собираюсь. Возможно, другой роман получится в Москве. Да, атмосфера здесь дёрганная и нервическая, но при этом необычайно творческая.
А вот стихи в Крыму пишутся. Но стихи — это дар божий, он приходит как дух святой, он реет там, где хочет. Проза же требует других вещей, и Крым их мне не даёт.
— Вы скучаете по Москве?
— Недавно начал. Видимо, уже забыл, какие трудности меня там преследовали. Стихами сегодня сложно заработать на жизнь, а потому работать приходилось тяжело и много. Сегодня мне наоборот, не хватает работы — такое вот парадоксальное человеческое свойство. Ну и, конечно, хочется в Москву, которая за время моего отсутствия сильно изменилась и стала прекрасным удобным городом.
Кстати, сегодня многие города в России меняются к лучшему. Вот и Владивосток произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Он очень красивый, освещённый. Вчера нас водили на экскурсию в "Миллионку", и даже её дворы не произвели на меня такого жуткого впечатления, которое в 90-х на меня произвёл Питер. Кстати, сегодня он тоже прекрасен и отреставрирован.
Я понимаю, что у вас есть свои трудности, но город хорош. У вас в центре интересное сочетание старой и новой архитектуры, мне это очень нравится. Что бы ни говорили любители сохранять всё в неизменном виде, избежать этого невозможно. Тем более, что город у вас не такой уж и старый. Вчера, например, нам показали какой-то котёл в бане, которому аж сто лет. А я приехал из города, в котором сохранились античные термы.
— У вас есть прекрасное ироничное стихотворение, посвящённое Литературному институту и его выпускникам. А лично вы где учились поэзии?
— В Литинститут я поступал дважды. Один раз не прошёл творческий конкурс, зато на следующий год прошёл на курс к Льву Ошанину. И всё же учиться не стал: я был молод и хотел денег, ведь красивые девушки в то время стихами не сильно интересовались.
Вообще писать стихи я начал ещё в подростковом возрасте и очень долго писал их плохо.
В искусстве очень важен прорыв. Понять это мне помог театр. Дело в том, что я из простой семьи, у меня в доме и книг особо не было, но в 14 лет я попал в театр и соприкоснулся с искусством. И понял одну вещь, которую гениально сформулировал Ницше: "люди, я люблю вас, поэтому говорю вам — вы не равны".
В театре на Юго-Западе, где я играл, фронтменом был гениальный Виктор Авилов, и я даже был с ним в одном спектакле — "Кабала святош" Булгакова. У меня была небольшая роль актёра из труппы Мольера. И когда я несколько лет выходил на сцену вместе с Авиловым и видел других талантливых людей, то понял, что мне это не дано и я никогда не стану великим актёром.
Но стихи писать не бросил. Это была глупая упёртость. Иногда писал одно стихотворение полгода, и это колоссальный труд.Я пошёл работать администратором в клуб, а потом и в другие места. В 90-х я был и продавцом, и инкассатором, и охранником и даже написал об этом повесть, которую опубликовал на сетевом ресурсе "Журнальный зал". Повесть не вывала интерес, а стихи вызвали и вызывают.
— Поэт в России больше, чем поэт, так что не можем не спросить о ваших политических взглядах.
— У меня сложный политический генезис. Многие отмечают, что у меня звучат ностальгические нотки по отношению к СССР. Но я долго жил в СССР, работал с 15 лет, служил в Советской Армии и хорошо знаю эту систему. Её порок не в руководителях и не в политбюро, он заключается в самом марксизме-ленинизме. Эта система нежизнеспособна. Жить было серо, жить было трудно. Да, была работа. Но за неё очень мало платили, а штаны модные стоили дорого, да и немодные тоже стоили дорого. Система позволяла делать совершенно дикие вещи. Например, решать, поэт Бродский или тунеядец. Или, например, ввести сухой закон, благодаря чему люди стали драться в очередях за водку.
Мне очень жаль развалившуюся страну, и этого нельзя было допускать. Однако всё это сделали как раз коммунисты, которые большей частью и сегодня находятся у власти. И это тоже определяет беды и трудности развития нашей страны.
Но конечно, у меня есть ностальгия по СССР, ведь я тогда был молод и меня любили девушки.
Не скажу, что я за капитализм. Я за гуманистические тенденции в обществе, всё должно происходить плавно и без рывков.
