Апрель в Приморской Мариинке проходит под знаком премьеры оперы Джакомо Пуччини "Мадам Баттерфлай" (12+) (первые премьерные показы состоялись — 22 и 23 апреля). Как и ожидалось, приморские поклонники оперы получили еще одно яркое представление. И все же обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов решил начать беседу с солисткой Приморской сцены Мариинского театра Аленой Дияновой, которая исполнила главную партию Чио-Чио-сан, с другой постановки, открывшей апрельский репертуар Приморской Мариинки, — оперы "Любовь к трем апельсинам" (6+) Сергея Прокофьева. Уж больно яркими, сочными, праздничными и весенними получились те "Апельсины", показанные 1 апреля. Впечатлений от них хватило надолго. Ну а поскольку героиня интервью играла в этом спектакле не последнюю роль, возникло желание первым делом поговорить о "Любви к трем апельсинам".
"Вот кто-то с горочки спустился…"
— Алена, в первоапрельских "Апельсинах" вы ярко и убедительно исполнили роль роковой волшебницы Фата Морганы. Зрителей в зале было много, спектакль был принят на ура, хотя потом, в очереди в гардероб, пришлось услышать и такие мнения: "Странная опера: ни арий, ни дуэтов, ни квартетов. Вышел, спел и… ушел". Как бы вы ответили на такие упреки?
— Прежде всего, надо понимать, что одинаковых опер быть не может, каждая опера индивидуальна и неповторима. А во-вторых, это Прокофьев. Это другая, кому-то непривычная, быстрая, молниеносная, веселая опера. Чем она, может быть, интересна и зрителям, и нам, певцам. Я воспринимаю "Любовь к трем апельсинам" как оперу-шутку, как комическую оперу. И мне это нравится.
Фата Моргана —. Фото: Наталья Макагонова, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Мне кажется, тут уместна аналогия с "фильмами звезд", где каждую роль, включая эпизодическую, играет звезда. В распоряжении актера всего несколько секунд и нужно успеть раскрыть характер персонажа так, чтобы роль запомнилась зрителям.
— Именно так.
— Насколько я знаю, у вас был и противоположный опыт. 32 минуты беспрерывного пения в моноопере Микаэла Таривердиева "Ожидание" (12+).
— Да, моноопера идет более получаса. Она написана на произведение Роберта Рождественского "Монолог женщины". Это стихи о женщине, о ее переживаниях. Понятно, что прочтение "Монолога" может быть любым, как и постановка монооперы. Но то, что она написана стихами, я думаю, делает ее близкой каждому человеку, а не только женщинам.
— А трудно петь полчаса?
— Ну, конечно. Чем дольше поешь, тем сложнее. В "Баттерфлай", например, Чио-Чио-сан практически не уходит со сцены все три действия, там очень много пения.
— Это ведь тяжело и физически.
— Да. Однако не нужно расценивать работу исполнителя только по количеству спетого и по тому, как берутся верхние ноты. Существует еще такая сложность, как эмоциональный настрой. Как и драматические актеры, певцы прилагают большие усилия к тому, чтобы прожить роль, передать с помощью голоса эмоции персонажа, его переживания. Но при этом надо всё хорошо и правильно спеть.
На концерте в Малом зале Приморской сцены. Фото: Геннадий Шишкин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Иногда приходится слышать такое мнение: "Да что тут сложного? Открыл рот и поет". Совершенно неправильное высказывание, непонимание специфики оперного исполнения. У меня был опыт работы в драматическом театре, поэтому я могу сравнивать. В драме у тебя есть возможность сделать паузу, произнести фразу с той или иной интонацией. У певца такой возможности нет. Певец может спеть только так, как это написано композитором. И никак иначе.
А еще существует интерпретация дирижера, которой мы должны следовать. Есть режиссер, который говорит: "Здесь ты должен сыграть то-то и то-то". Есть и наше, актерское восприятие персонажа. И нужно угодить всем, но так, чтобы конечный итог понравился зрителю. То есть задач очень много. Так что у нас очень сложная профессия.
— Может быть, такое отношение к вашей профессии идет от того, что пение в общем-то естественно для человека. Все мы что-то напеваем, а то и поем в полный голос. По праздникам, например. Хотя сейчас культура домашнего пения, как мне кажется, сильно упала. Раньше пели больше.
— Вы знаете, на самом деле пение пению рознь. Есть так называемый природный голос или голос от Бога, как его называют. Но он определенного диапазона и возможностей. Обладая таким голосом, вы можете спеть народную или популярную песню. Но если вам, допустим, понравится запись какой-нибудь арии и вы захотите повторить ее, у вас ничего не получится. Не потому, что вы не можете петь, — допустим, у вас действительно хороший от природы голос, — а потому, что вам не хватает техники для того, чтобы спеть, как поет оперный певец.
Это говорит только о том, что голос, данный от природы, нужно развивать. И профессиональные певцы всю свою жизнь развивают свой голос так, чтобы увеличить его диапазон в такой степени, как этого требует оперное пение.
Турандот —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
А существует еще народное пение, близкое к тому, что дается от природы. И многим кажется, что обладатель народного голоса поет так же, как и все остальные, просто у него голос лучше. На самом деле, народный голос тоже надо развивать, и люди занимаются этим многие годы, как и оперные певцы.
Что касается традиции петь в домашнем кругу по праздникам, то это как у кого заведено. У нас в семье принято до сих пор петь во время застолья. Если застолье, то обязательно пение. "Вот кто-то с горочки спустился" и всё остальное — это обязательно. А как же без этого?
— А у нас всё про Хас-Булата удалого... Ваша склонность к пению, видимо, в семье начиналась?
— Моя прабабушка пела в церковном хоре, но я ее не застала и поэтому не слышала, как она пела. Дедушка у меня поет всю жизнь. И у него также от природы художественный свист. Он может изобразить любую птицу — у него это получается громко и очень красиво.
Но с детства я занималась вовсе не музыкой. Я занималась плаванием, фигурным катанием, танцами, английским языком, ходила в художественную школу и в секцию по борьбе. Ходила туда с братом, который был еще маленький и по возрасту не подходил. Нас взяли на пару. Брат ушел через месяц, а я год проходила и все-таки бросила — не совсем мое. Потом все это стало отходить на второй план. Я поступила в хоровую студию. Меня услышала педагог по вокалу и стала за мной ходить буквально по пятам: "Давай заниматься, давай заниматься". В результате осталось только пение.
Царица Милитриса —. Фото: Наталья Макагонова, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Тогда я училась в физико-математическом лицее, но окончив 9 классов, перешла в обычную школу, чтобы оставалось больше времени для вокала. Ведь в физмате было больше предметов и занятий, чем в обычной школе. После обычной школы я поступила в музыкальный колледж, потом в консерваторию, и далее началась моя работа в театрах. Сначала 5 лет в Астраханском театре оперы и балета, потом меня пригласили сюда, во Владивосток. Работаю здесь уже шестой сезон.
"Выходя на сцену, я перестаю существовать как я"
— Алена, вы согласны, что опера — это чудо? Лично я в этом не сомневаюсь. Поясню. Вот я с утра провожу время на работе, занимаюсь какими-то вполне прозаическими, рутинными вещами, а вечером иду в театр. Вот я подхожу к театру, захожу в фойе, и уже чувствую себя в каком-то другом мире. Я захожу в зал, сажусь на свое место, и вот гаснет свет, начинает играть музыка, и для меня это всегда удивительно. Потому что мы привыкли к записям, к фильмам, где совершенство достигается множеством дублей и где если что-то не получилось, можно переснять, в конце концов, смонтировать, смикшировать.
А тут начинается увертюра, и музыканты играют вживую так, как если бы их записали, а потом выбрали лучший дубль. Выходит певец, выходит Диянова и начинает петь, и она поет, как в лучшем дубле, но поет сразу, вживую. И для меня всегда это какой-то шок, ощущение оперы как несомненного чуда. А у вас, находящихся на сцене, есть ощущение того, что опера — это чудо?
— В первую очередь опера для меня — это труд. А во вторую — это, если так можно выразиться, некий катарсис. У каждого человека есть какая-то своя зависимость. У меня это — театр. Выходя на сцену, я получаю огромное удовольствие. Особенно если спектакль получился успешным. Тогда я получаю максимальное удовольствие и от проделанной работы, и от тех эмоций, которые я передаю залу. Для меня важно, чтобы зритель почувствовал то, что я переживаю внутри себя. И если это получается, я испытываю двойное удовольствие. В жизни таких эмоций получить невозможно, только на сцене. Поэтому, естественно, это чудо.
— Когда вы начинаете петь какую-нибудь знаменитую арию, которую ждут зрители, на сколько процентов вы уверены, что она получится?
— Я не задумываюсь об этом. Прежде всего, выходя на сцену, я перестаю существовать как я. Если я играю леди Макбет, то на сцене появляется леди Макбет и начинает жить своею жизнью. Именно сейчас, в сию минуту. Алена Диянова, которая может думать, куда пойти — направо или налево, в зависимости от того, куда пойдет партнер, — исчезает. Существует только леди Макбет и всё, что с ней происходит.
Леди Макбет —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— А где грань этого превращения? Где оно происходит? Когда?
— Как только я выхожу на сцену. В кулисах я еще могу думать о том, что и как сейчас буду делать на сцене. Но на сцене — всё, я больше не Алена, я леди Макбет.
— Есть партии, где исполнитель имеет возможность немного распеться — там реплику спел, здесь. А есть партии, где нужно при первом же появлении на сцене спеть большую серьезную арию. С моей точки зрения, это невероятно трудно. Например, первый выход Кармен — и сразу хитовая ария. Или те же куплеты Эскамильо. Или вот Грязной в "Царской невесте" (12+) — с его речитатива начинается вся опера. То есть исполнитель партии Грязного задает тон всему спектаклю. От того, как он споет, зависит, как потом пойдет весь спектакль. У вас в репертуаре есть подобные партии?
— У меня, поскольку я пою ведущие партии в репертуаре, каждая вторая партия такая. Та же леди Макбет: первый выход, и сразу же ария, показ персонажа. То же самое с Тоской: показ персонажа в первом же выходе. Быть главным героем сложно. Если ты сразу себя не показал, опера пойдет по-другому.
— Может посыпаться весь спектакль.
— Во всяком случае, спектакль будет совершенно другим. Однако вы, наверное, знаете, почему так притягивает опера. Потому что это живое действие, живые персонажи.
Аида —. Фото: предоставлено Приморской сценой Мариинского театра Геннадий Шишкин,
Есть зрители, которые ходят на определенные составы, на определенных исполнителей, которые им нравятся. Эти зрители так и говорят: "Да, мы ходим на каждый спектакль". Почему они это делают? Почему из раза в раз приходят на оперу, на которой уже побывали, причем неоднократно? Потому что ценят живое действие. И мы тоже.
Меняются партнеры, меняется дирижер, меняется наш настрой. Мы ведь не можем, как пластинка, каждый спектакль работать одинаково. Сегодня что-то получилось так, завтра — уже по-другому, какая-то эмоция — по-другому, какая-то краска — другая, и весь спектакль начинает жить по-другому. И если дирижер меняется, будет на сто процентов другой спектакль. Каждый спектакль — это новая история. Даже если название то же самое.
— Для постоянного зрителя интересно даже появление нового исполнителя в роли второго плана. Взять, к примеру, ту же "Любовь к трем апельсинам". Какая замечательная Кухарочка вышла у Анатолия Бадаева! Вот это дебют так дебют. Со мною рядом мужчина сидел. Он всё думал и думал, а потом уверенно так произнес: "И всё-таки это женщина".
— Да, оперный спектакль — это особый продукт. Во-первых, он не имеет аналогов, а во-вторых, он всегда живет, развивается. Даже если будет тот же самый состав, тот же дирижер, спектакль всё равно будет совершенно новым. Потому что сегодня ты поешь с одним ощущением, а завтра с другим. И эта новизна и неповторимость всегда будут интересны зрителю.
"Иди, погуляй девочку"
— Но единственное, чего нет в оперном театре, в отличие от драматического (да и быть не может), это когда артисты "колют" друг друга. То есть стараются рассмешить во время спектакля.
— Бывает такое.
— Да быть такого не может.
— Бывает, и довольно часто.
— Да вы что!
— И в нашем театре это встречается. И у меня такое было. Просто кто-то умеет с этим как-то справляться.
Конечно, бывает, что шутят. Но здесь в основном все солисты — молодежь. А подкалывать любят коллеги, так скажем, советской закалки.
Когда я училась в Нижнем Новгороде, в театре часто бывала. И было на моей памяти такое: Онегин, подойдя к Ленскому перед знаменитым квартетом в первом действии, достал пачку денег из кармана и сказал: "Иди, погуляй девочку". Ленский машинально взял эти деньги, застыл на секунду (у него, наверное, пронеслось в голове всё, что только могло пронестись). Но дальше всё пошло своим чередом, все спели, как надо. Вот такие бывали шутки.
Татьяна —. Фото: Геннадий Шишкин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
В Нижнем Новгороде очень часто ставили рисованные декорации (во Владивостоке, в основном, сделанные декорации, а там были рисованные). И случались такие моменты, что неопытному артисту нарочно подсказывали, что дверь находится правее или левее того места, где она была. И тот рвал декорацию.
На самом деле шутят много и еще не так. Просто эти шутки не видны зрителям, а только нам, артистам. И какая-то фраза, прозвучавшая не там, где надо, вызывает дикий хохот за кулисами, который, слава Богу, не слышен в зале.
— У вас есть какой-то особый способ подготовки к спектаклям? Может быть, приметы какие-то? Может быть, талисман?
— Особых примет нет. Просто стараюсь до спектакля соблюдать, как я это называю, "режим самосохранения". Никаких холодных предметов, холодной еды, холодного или, наоборот, супергорячего питья. Стараюсь соблюдать режим. Не поздно лечь, нормально поспать, всё повторить по роли. Заранее прийти в театр, чтобы не опоздать.
Недда —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Мне всегда казалось, что голос для оперных певцов — это такая ценность, что не дай бог подхватить какую-то простуду, заболеть.
— Да, в больном состоянии очень сложно петь. Потому что идет очень большая нагрузка на организм. Здоровым петь лучше. Однако все мы люди. Болеем, что поделать.
— Магомаев в своей книге "Живут во мне воспоминания" (12+) рассказывал, что он лечил отек гортани мороженым. Оно как анестезия действовало.
— А Паваротти очень часто выходил с платочком со льдом, пропитанным лимонным соком. Кому что помогает.
— В Приморской Мариинке у вас множество, как принято говорить, титульных партий: Аида, Тоска, Турандот, Татьяна в "Евгении Онегине" (12+), Лиза в "Пиковой даме" (12+), Недда в "Паяцах" (12+), леди Макбет и так далее. Из того, что вы поете, у вас есть что-то особо любимое? А, может быть, наоборот, нелюбимое?
— Нелюбимых партий, наверное, нет. Для меня нелюбимые заканчиваются в тот момент, когда начинаю учить партию. Случалось, что были назначения, а ты: "О, не хочу это петь!" А потом начинаешь учить партию, начинаешь петь — и партия становится любимая. Прирастает к тебе. И ты начинаешь находить, как я это называю, "особый кайф в каждой опере".
Виолетта Валери —. Фото: Геннадий Шишкин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Более любимые партии есть. Очень люблю петь леди Макбет. Ещё очень нравится партия Виолетты из "Травиаты" (12+), к сожалению, давно её не пела. Очень люблю Тоску. Одна из самых любимых ролей — Чио-Чио-сан. Надеюсь, "Мадам Баттерфлай" приживется на Приморской сцене и будет здесь регулярно идти. Эта опера у меня давно любимая, я ее пела еще в Астраханском театре оперы и балета. На самом деле хороших спектаклей много.
— Вы еще "Кармен" (12+) не вспомнили, там у вас партия Микаэлы. Мне кажется, или, может быть, я ошибаюсь, что партия Микаэлы интереснее чисто в вокальном смысле, чем партия Кармен?
— Они совершенно разные. Совершенно противоположные. Кармен — это меццо-сопрано, это другой характер. А Микаэла — это сопрано, совсем другая.
Кармен — это яркий характер. У Бизе так и задумано, что Микаэла и Кармен — две противоположности, две крайние грани. Почему Хозе, можно сказать, "повелся" на Кармен. Потому что это другой образ, другая страсть, совершенно другая женщина. Я не могу сказать, что Микаэла интереснее Кармен, нет. Просто они разные. И даже не потому, что партия Кармен — главная, а партия Микаэлы — роль второго плана. Они разные по эмоциональному накалу.
Микаэла —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Если говорить об эмоциональном накале, нужно вспомнить ваше замечательное исполнение роли раскольницы Сусанны в "Хованщине" (12+). Вы с такой страстью, так сильно спели!
— Для меня любая партия обуславливается не тем, что она главная или неглавная. Конечно, есть партии сложные, есть партии более легкие, но в любом случае партия, даже если она всего два слова, имеет для меня не меньший вес. В любом случае я буду выкладываться на сто процентов, для меня не существует маленьких ролей. Я считаю, что каждый персонаж важен. А то ребята многие говорят: "Да вон у меня „Кушать подано"". Но ведь без "Кушать подано" не будет всего спектакля. То есть убери один персонаж, и спектакля не будет.
Раскольница Сусанна —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
— Ну да, та же "Хованщина". Мощная монументальная опера. Какие персонажи, какие партии, какие хоры! А начинается все с пения полупьяного стрельца Кузьки. Или вот мне Илья Астафуров вспомнился. У него, скажем, в "Царской невесте" есть партия Бомелия…
— Бомелий — это знаковая партия.
— Да, конечно. Но иногда Астафуров исполняет в этой опере и другую роль — одного из двух молодых оболтусов, которые ходят к этому Бомелию, колдуну и чернокнижнику. И там женщины из хора его за это шпыняют, а он так смешно оправдывается, так здорово, так ярко исполняет эту крошечную роль, что она запоминается зрителям.
— Я и говорю, что любая партия, пусть даже маленькая, важна. И если ты ее хорошо делаешь, если отдаешь ей всего себя и актерски, и вокально, она обязательно станет запоминающейся для зрителей.
"Салют-7" Алены Дияновой
— Являясь солисткой Приморской сцены, вы время от времени выступаете на сцене главной Мариинки. С чего начались ваши творческие командировки в Санкт-Петербург?
— Началось с того, что здесь решили поставить "Летучий голландец" (12+) (опера Рихарда Вагнера — А.К.). Привезли спектакль на фестиваль (Международный Дальневосточный фестиваль "Мариинский" (12+) — А.К.). Пели приглашенные. Потом постановка осталась еще на два спектакля, пели уже своими силами, но заглавную партию исполнял приглашенный солист из Питера.
— А вы пели Сенту, главную женскую партию?
— Да, я пела Сенту. А поскольку здесь не было коуча по немецкому языку, да и вообще коучей, которые так же хорошо знали Вагнера, как коучи Мариинки, Лариса Ивановна Дядькова (на тот момент директор оперной труппы) предложила мне на неделю поехать позаниматься в Петербург. Я слетала, поработала с коучем, который конкретно занимается этой оперой, и вернулась во Владивосток. Мы спели два спектакля, и его увезли обратно.
(От автора. Чтобы читателям было понятно, привезти спектакль — значит привезти все декорации и костюмы, которые изготавливают в Санкт-Петербурге. Соответственно, увезти спектакль — значит увезти обратно декорации и костюмы. Так, например, было с "Хованщиной", о которой можно прочитать ЗДЕСЬ).
И, наверное, где-то через пару месяцев мне позвонили из Питера, довольно поздно по владивостокскому времени, часа в 22–23, и спросили: "Алена, а вы можете спеть „Летучего голландца" завтра?". Что-то с солисткой случилось: то ли она заболела, то ли еще что.
Сента —. Фото: Геннадий Шишкин, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Я сказала: "Да, конечно. Я спою". И тут же позвонила нашему замечательному концертмейстеру Андрею Анненкову (а был понедельник — для нас выходной день). И мы с ним до часу ночи повторяли спектакль. А уже в 6.00 я отправилась в аэропорт и полетела в Санкт-Петербург. Прилетела, заехала в гостиницу, бросила вещи в номере и в театр — загримировалась и вышла на сцену. И после этого меня периодически приглашали в главную Мариинку на "Летучего голландца". Последний раз, в феврале этого года, я летала на "Макбет" (16+). Дебютировала на исторической сцене на Театральной площади (до этого выступала на новой сцене "Мариинский-2").
— Погодите, давайте вернемся к "Летучему голландцу". У вас же перелет из Владивостока занял 9–10 часов. Вы хоть немножко поспали?
— Нет.
— То есть сразу бросили вещи в номере и пошли петь? Я, конечно, знаю по собственному опыту, что когда летишь туда, чувствуешь себя, в общем-то, ничего — лучше, чем когда летишь оттуда. Но всё-таки…
— У меня начались отключки, когда небольшая оркестровая репетиция прошла. Я села гримироваться и вдруг понимаю, что всё — отключаюсь, потому что мой организм хочет спать. Но когда вышла на сцену, сработал адреналин, и я спела нормально. И после спектакля адреналин работал где-то час. А потом я просто вырубилась.
— Знаете, кого вы мне напоминаете?
— Кого?
— Космонавта Джанибекова, про которого фильм "Салют-7" (12+) сняли. Его вместе с космонавтом Савиных экстренно отправили спасать орбитальную станцию, которая потеряла управление. Вот только что человек в отпуск ехал, а его с поезда снимают — и в космос. Ваш случай, как мне кажется, в своем роде тоже поразительный. Ничего подобного я даже представить не мог. Мне всегда казалось, что подготовка к роли — это долгий процесс.
— Да, это долгий процесс. Ты этим живешь, ты этим дышишь, думаешь об этом. А в сжатые сроки, в ускоренном темпе — это, конечно же, сложно.
— Но ваше исполнение леди Макбет в Петербурге — это уже был целенаправленный вызов?
— Так получилось, что кто-то заболел, кто-то не смог, и мне позвонили, сказали: "Алена, нужно лететь". Но тут у меня было где-то 3 дня на подготовку. Получились две нормальные, полноценные репетиции. Вполне комфортные условия.
— Поскольку вы выступали и во Владивостоке, и в Санкт-Петербурге, вы можете сравнить ту и другую публику. Наверняка разница есть. Петербургская публика, конечно же, более искушенная…
— Конечно, разница есть. Зрители в Петербурге, например, точно знают, где можно аплодировать, а где нельзя. У нас, допустим, очень часто хлопают в середине арий, когда заканчивается первый фрагмент. В Питере такого нет. И ты уже думаешь: "Что-то не так пошло?" Когда я первый раз пела в Мариинке, не ожидала, что будет тишина. И только потом пришло понимание: "Ария здесь не заканчивается. Она еще продолжается". И да, допела до конца, и там уже были аплодисменты. И в этот раз, когда летала петь в "Макбете", я уже была готова, что аплодисменты будут в конце номера.
И еще одно отличие. Допустим, здесь, на Приморской сцене, когда заканчивается ария, а потом идет продолжение действия, аплодисментов не будет. А в Петербурге будут аплодисменты, потому что публика знает, что это была ария.
Елизавета Валуа —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
А вот в Китае совершенно другой зритель. Там удивило, что когда выходит дирижер, зрители не хлопают, а машут руками. А еще они очень бурно реагируют. Я пела Тоску, и когда падала в финале с обрыва, зрители кричали так, как будто что-то случилось на самом деле. Во всяком случае, у меня было ощущение, что кому-то в зале, может быть, стало плохо и поэтому все кричат. Я потом спросила: "Что случилось?" Мне ответили: "Просто зрители так бурно реагируют на происходящее". Могут, например, громко обсуждать какие-то моменты.
— По-видимому, дело в менталитете. А если по большому счету… Я как-то включил телевизор, а там по "Культуре" документальный фильм о каком-то пианисте заканчивается. Даже имя его не успел посмотреть, старый такой пианист. И вот он говорит в том духе, что все мы, люди, такие-сякие по своей природе, — пьем, едим, гадим. И ему иногда приходит мысль: "А вообще-то, достойны ли мы этой музыки?" Ведь музыка — это что-то свыше нас. И я тоже иногда думаю, а достойны ли мы этой музыки, которую композиторам удалось выразить, а вам, певцам, до нас донести. Имеем ли мы право ее слушать?
— Я думаю, что любой человек имеет на это право. Вообще, считаю, что если человек приходит в театр, и потом сюда возвращается, то он в любом случае уже достоин музыки. Ведь это означает, что он учится ее воспринимать. Даже если он в первый раз приходит, он уже учится воспринимать ее.
Для многих первый поход в оперный театр — это сложно. Особенно для неподготовленного человека. И когда человек возвращается, снова и снова, это говорит о том, что его душа начинает по-другому воспринимать мир. Люди, которым близка музыка, которым нравится опера, начинают по-другому воспринимать мир. И это правда. Они становятся более открытыми, более чувственными, может быть, более гуманными.
Розалинда —. Фото: Илья Коротков, предоставлено Приморской сценой Мариинского театра
Потому что в любом случае каждая опера чему-то учит. В любой опере каждый человек найдет то, что ему близко, то, что его тронет, то, что ему понравится или, наоборот, не понравится. Это эмоции. Это выражение эмоций. Если человек не стесняется выражать эмоции, значит, он открывается. Он открывается духовно, он открывается душевно, он не боится своих чувств. И это здорово!
Справка.
Алена Диянова. Сопрано.
Дипломант I Международного конкурса вокалистов им. С.В. Рахманинова (Ростов, 2009).
Алена Диянова родилась в городе Горький (Нижний Новгород). В 2005 году окончила Нижегородский колледж им. М.А. Балакирева по специальности "Вокальное искусство", в 2010 году — Нижегородскую государственную консерваторию им. М.И. Глинки (класс доцента С.И. Бержинской). В 2021 году окончила ассистентуру-стажировку на вокальном отделении Дальневосточного государственного института искусств. В 2006 году участвовала в гастролях в Саратове, Нижнем Новгороде и Нижегородской области с Военным оркестром и концертной группой ансамбля песни и пляски Приволжского РК ВВ МВД России (художественный руководитель Алексей Косых).
В 2010–2015 годах — солистка Астраханского государственного театра оперы и балета. С сентября 2015 года — солистка Приморского театра оперы и балета.
С 2016 года работает в составе оперной труппы Приморской сцены Мариинского театра. В ноябре 2017 года успешно дебютировала на сцене Мариинского-2 в Санкт-Петербурге, исполнив партию Сенты в опере "Летучий голландец" (12+).
В 2018 году исполняла партию Флории Тоски в опере "Тоска" (12+) на Новой сцене Мариинского театра, а также в Центре исполнительских искусств провинции Цзянсу (Нанкин) в Китае на Фестивале Мариинcкого театра.
В мае 2019 года исполнила партию Сенты в опере "Летучий голландец" (12+) под управлением Валерия Гергиева на фестивале "Звёзды белых ночей" в Санкт-Петербурге.
В феврале 2022 года исполнила на Исторической сцене Мариинского театра партию Леди Макбет в опере "Макбет" (16+). Выступает в спектаклях под управлением таких дирижеров, как Валерий Гергиев, Кристиан Кнапп, Михаэль Гюттлер.
