Началось все с эскиза на IV Тихоокеанском международном фестивале современной драматургии "Метадрама-2022" (16+), представленный молодым московским режиссером Филиппом Гуревичем на большой сцене "Андеграунд" (ВВГУ). Затем, по итогам эскиза, Приморский краевой драматический театр молодежи пригласил режиссера поставить полновесный спектакль "Море. Звезды. Олеандр" (16+) по пьесе модного драматурга, сценариста, режиссера короткометражных и документальных фильмов Марии Малухиной. И вот 22 апреля 2023 года состоялся первый премьерный показ. Накануне обозреватель ИА PrimaMedia Александр Куликов побывал на прогоне спектакля и решил поделиться с читателями своими впечатлениями и ассоциациями.
Наташа и Даша
Пожалуй, в мире нет практически ни одного мало-мальски серьезного театра, в репертуаре которого не было драмы Антона Павловича Чехова "Три сестры" (12+). Ну а расхожую фразу "В Москву, в Москву, в Москву!" повторяют даже те, кто не читал пьесу, тем более что ее нет в школьной программе. Повод бывает разный, чаще всего — предстоящая командировка в столицу.
Спроси у такого человека, о чем пьеса, он, немного подумав или погуглив, пожалуй, ответит: "О трех сестрах, которые живут в провинции и мечтают уехать в Москву, где у них наконец-то начнется настоящая жизнь, но так и не уезжают, продолжая мечтать, но уже ни на что не надеясь. В общем, о несбывшихся мечтах. Человек — кузнец своего несчастья, и всё такое".
"Море. Звезды. Олеандр". Слева направо: художник-постановщик спектакля Анна Агафонова, актрисы Дарья Макарова и Валерия Самарина. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
На самом деле пьеса не об этом. Владимир Иванович Немирович-Данченко, один из основоположников Московского художественного театра, писал Антону Павловичу Чехову незадолго перед премьерой: "Фабула — дом Прозоровых. Жизнь трех сестер после смерти отца, появление Наташи, постепенное забирание всего дома ею в руки и, наконец, полное торжество ее и одиночество сестер".
То есть пьеса — про провинциальную девочку, этакого "гадкого утенка", которого все унижают, над которым вечно потешаются: "Ах, как она одевается! Не то чтобы некрасиво, не модно, а просто жалко. Какая-то странная, яркая, желтоватая юбка с этакой пошленькой бахромой и красная кофточка. И щеки такие вымытые, вымытые!" и которая, выйдя замуж за Андрея Прозорова, постепенно отбирает у мужа и его сестер жизненное пространство, удаляет из него все человеческое, лишая жизнь слабовольных Прозоровых всякого смысла:
"В ней есть… нечто принижающее ее до мелкого, слепого, этакого шаршавого животного. Во всяком случае, она не человек". Ну, просто Чужой из фильма (16+) Ридли Скотта. И нет на нее никакой Сигурни Уивер.
Быть может, это прозвучит странно, но, когда я смотрел "Море. Звезды. Олеандр" в Театре молодежи, у меня почти сразу возникли ассоциации с чеховскими "Сестрами". Может быть, потому, что в спектакле были заняты как раз три актрисы. А, может, потому, что в пьесе, написанной Марией Малухиной и перенесенной на сцену Молодежки молодым Филиппом Гуревичем, прочитывалась еще один вариант старой, как мир, история "гадкого утенка", мечтающего превратиться в "прекрасного лебедя".
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Тем более что, в отличие от пьесы, где Даша — внутренний голос была похожа на реальную Дашу и одевалась, как подросток, — в толстовку с глубоким капюшоном, на сцене реальная Даша была ни чем не примечательной 16-летней девчонкой, обычной, не из первых в классе, а скорее, наоборот, а Даша внутренняя высокой, стройной, стильно одетой, уверенной в себе девушкой. И вот что интересно, "прекрасный лебедь", находившийся внутри "гадкого утенка", помог рефлексирующей Даше справиться с душевным кризисом.
Малухина в помощь
Сюжет "сказки о гадком утенке" Марии Малухиной разворачивается поочередного в двух временных измерениях — в настоящем и в ретроспективах, флешбэках, как сейчас принято говорить. Прием известный и часто применяемый, особенно в кинематографе. На сцене он встречается реже, но тоже имеет свой эффект. Для экономии времени, изложу сюжет в хронологическом порядке.
Итак, 16-летняя Даша приезжает в детский лагерь отдыха на берегу Черного моря. Там на нее обращает внимание красавчик Димка. Они гуляют, взявшись за руки, загорают на пляже, слушают Summertime Гершвина. Но он слишком торопит события, а она хочет продолжения сказки — чтобы встречаться, вернувшись в Москву, чтобы, возможно, случайно увидели одноклассницы и позавидовали…
Однако сказки не будет. Получив отказ, Димка сразу же переключается на звезду лагеря Алису (и почему он сразу не обратил на нее внимания?). Опять прогулки при луне "летней порой". Опять попытки Димки, более настойчивые и более грубые, чем с Дашей, переступить грань. Ревнивая Даша скрывается в тени олеандра, она всё видит. Алиса отталкивает Димку. Тот падает, ударяется головой о какую-то острую железяку. Набежавшая волна подхватывает его тело. Алиса пытается вытащить Димку на берег, но у нее ничего не получается. А Даша, оцепенев, смотрит на это из своего укрытия под олеандром и не спешит на помощь. И всё. Димки нет.
И вот теперь с этим надо как-то жить. "Как долго?" — спрашивает Даша. "Всю жизнь", — отвечает внутренний голос.
А как?
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Это в американском триллере всё просто. Он нападает, она защищается, его бывшая помогает разлучнице, насильник мертв, сброшен в море, вой полицейских сирен, шериф составляет протокол, его помощница поит спасшихся подруг (теперь уже подруг) горячим кофе, они сидят, закутавшись в теплые одеяла, смотрят на закат и улыбаются друг другу. Звучит Summertime Гершвина. Титры.
Но в русском драматическом театре, где ставили "Трех сестер", такого не бывает. И в великой русской литературе тоже.
Можно так:
Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и пред ней согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца!"
Можно вот так:
"Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?"
А можно и так:
Дашка подходит к скамейке и садится на землю рядом с Алисой. Алиса сначала дергается в ужасе, но Дашка хватает ее за руку и крепко сжимает ладонь. Дашка оглядывается назад, туда, где стоял Внутренний Голос, но там больше никого нет.
ДАШКА (Алисе):
Эй. Я тут. Я с тобой.
КОНЕЦ
А вот и не конец, какими крупными буквами ты ни пиши это слово, а только начало. Начало той взрослой жизни, где "Шумит, не умолкая, память-дождь, И память-снег летит и пасть не может" (Давид Самойлов), где "В какой обратился треклятый ад Мой глупый грешок грошовый" (Марина Цветаева), где "Строится дом, и каждый кирпич Хочет тебя убить" (Михаил Светлов).
Так что, как там Внутренний голос говорит, нет, уже не Внутренний голос, а ты сама говоришь: "И я встану, и вытряхну песок из шортов, и тихо-тихо пойду… Я загляну в каждый темный уголок, в каждое секретное место, под каждый олеандровый куст… Я найду Алису… Я найду Алису, я найду Алису, я найду Алису".
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
"Вопрос пробуждения совести заслуживает романа" (Александр Межиров). Вы знаете такой роман? Мне вспоминается только один — "Воскресение" (16+) Льва Толстого. А вот романов про потерю совести хоть пруд пруди.
О каких только людях не пишут сочинения на уроках литературы в школе — о маленьком человеке, о лишнем человеке, об особенном человеке, о "герое нашего времени". А вот о "гадком утенке" не пишут, хотя эта тема самая что ни на есть школьная. Сколько их, "гадких утят", мечтающих стать "прекрасным лебедем", но зачисленных в изгои жестокими сверстниками и "выгоревшими" учителями, мучаются и страдают, не понятые никем, а, прежде всего, самими собой. Быть может, спектакль по пьесе Малухиной поможет им?
— Очень близкий человек сказал мне когда-то, что подростки — это самые уязвимые люди, потому что они находятся на той грани, когда они уже не дети, но еще не взрослые… В споре с самим собой, со своим внутренним миром человек принимает решение. И становится взрослым. Или ты всё еще ребенок, — порассуждала на пресс-конференции, посвященной премьере, исполнительница роли Даши актриса Театра молодежи Валерия Самарина.
А ведь лучше и не скажешь!
"Умей нести свой крест и веруй"
И вновь флешбэк. И снова Чехов.
В 1985 году на экраны советских кинотеатров вышел фильм Константина Худякова "Успех" (12+) по сценарию одного из лучших отечественных кинодраматургов Анатолия Гребнева.
Молодой режиссер Геннадий Фетисов (его играет Леонид Филатов) после развода с женой приезжает из Москвы в провинциальный город, чтобы поставить "Чайку" (12+) Чехова в местном драмтеатре. У Фетисова свое ви́дение этой классической пьесы, он считает, что "это еще никто правильно не играл". Актеры его плохо понимают, а именитая актриса Арсеньева, репетирующая Аркадину (Алиса Фрейндлих) просит объяснить, как ей относиться к "пьесе в пьесе", написанной Константином Треплевым, сыном Аркадиной, для любительского спектакля (той самой, где "Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звезды и те, которых нельзя было видеть глазом,— словом, все жизни, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли..."):
— Как нам к этому относиться? Это бред или не бред? Я, Зинаида Николаевна, должна понимать, что я играю.
— Хорошо, я вам объясню, — говорит Фетисов. — Это не бред. Это произведение очень талантливого человека! Очень! Которого никто не понимает. Не понимает родная мать. Не понимает любимая девушка. Тем более не понимает этот преуспевающий беллетрист, ваш любовник. И вот за это они его распинают на этом дощатом помосте. Как всю жизнь бездарные люди распинали талантливых людей.
Режиссер спектакля "Море. Звезды. Олеандр" Филипп Гуревич. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Арсеньеву такое объяснение не устраивает, она самовольно уходит с репетиции, бросив на ходу: "Я не вижу здесь режиссера".
Финал фильма — премьера "Чайки". С Арсеньевой в роли Аркадиной. Фетисов мечется за кулисами. Он недоволен. Ему кажется, что, как и раньше, несмотря на его попытку, "это еще никто правильно не играл". А между тем зрители аплодируют. И это успех.
Позже я посмотрел фильм "Чайка" (12+), поставленный Юлием Карасиком в 1970 году и, по сугубому малолетству, пропущенный тогда мною. Как мне показалось, в этом фильме Треплев вышел раз таким, каким его трактовал Фетисов-Филатов. Очень талантливым человеком. Но не распинаемым бездарностями, а добровольно присоединившимся к ним, отказавшимся нести свой крест, гнуть свою линию, предавшим самого себя. Потому что только очень талантливый человек, отказавшийся нести свой крест и тем самым предавший себя, услышав слова (от Нины Заречной): "Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем,— главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а уменье терпеть. Умей нести свой крест и веруй", — понимает, что он сделал, и, понимая, что это непоправимо, казнит себя за предательство.
Акварель на нержавейке
Можно ли назвать успехом постановку Филиппа Гуревича в приморской Молодежке? Я думаю, вполне. И дело даже не в аплодисментах зрителей, пришедших на прогон, и наивных чайных розах, которые вручили юные поклонницы любимым артистам, смущенно поднявшись на сцену по шаткой скрипучей лесенке. Дело в ощущении. Спектакль не раздражает. В отличие от много, что сейчас ставится в современном театре и показывается на канале "Культура". И вроде бы режиссер известный, модный, и актеры хорошие, известные, проверенные, а смотришь через силу, заставляя себя: "Надо. Это же сегодня тренд, это мейнстрим, это мем, и что там еще?". Смотришь и раздражаешься.
А вот постановка Гуревича не раздражает. Скорее, наоборот, вызывает симпатию. Вот к этой пустой сцене, минималистски оформленной, глубокой за счет игры освещения и "алюминиевого" покрытия сцены, вот к этому маленькому уютному залу, как будто специально сделанному именно для этого спектакля, к ампирной люстре, висящей под потолком и так забавно контрастирующей с белым гипсовым значком "Ленинский зачет", расположенным над сценой (свидетелем иных времен, иных творческих задач, иных стилистических решений).
И сам спектакль такой компактный, не длиннее и не короче, чем надо, для чего Гуревич заметно подсократил текст, по согласованию с Малухиной, надо полагать, это ведь не первый их совместный проект — до этого была работа над "Ленинградскими сказками" (16+) Юлии Яковлевой в проекте РАМТа "Мастерская инсценирования" (16+), а ранее — постановка Филиппом другой пьесы Марии — "Василисса" (16+).
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Короткий метр "Моря. Звезд. Олеандра" исключил такие персонажи, как старшая сестра Даши Лена, папа, мама, бабушка и другие, совсем второстепенные. В результате получилась сжатая, энергичная, ритмически выверенная постановка (так и видится репетиция, где режиссер стоит с секундомером в руках). Практически ничего лишнего. Где надо, говорят. Где надо, выражают эмоции средствами пластики.
Сам режиссер в интервью журналу "Театр" назвал текст пьесы " акварельным": "Эта пьеса привлекла меня давно — своей честной, доверительной интонацией. И это очень импрессионистичный, акварельный текст. То и другое нам хотелось бы сохранить и в спектакле. Поэтому было важно придумать простое и открытое пространство: девочка в огромном пустом мире, который её пугает. Это мир одиночества, „сидения под олеандром“. Визуально мы ("мы" — это постоянная постановочная команда — сам Филипп Гуревич, художник Анна Агафонова, художник по свету Павел Бабин плюс драматург Мария Малухина — А.К.) старались искать очень нежные оттенки и впустить в постановку много воздуха на всех уровнях.
Переход на "большую площадку" Театра молодежи, по мнению режиссера, позволил дополнительно поработать со светом и с пространством, с чередованием крупного и общего плана.
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
— От „крупного плана“ придуман и свет: локальные точки внутреннего монолога; расширения, связанные с флэшбеками; и третье, экзистенциальное „состояние море“, — рассказывает Филипп Гуревич в интервью журналу "Театр". — Недавно я шел по Владивостоку и подумал: есть море — и ему всё равно. Мы, люди, переживаем, а море — это „абсолютный дзен“, константа. И оно примиряет тебя с собой, показывая, как зеркало, разницу между вечным и тем, что буднично и сиюминутно. Наверное, внутреннее взросление — это про принятие непоколебимых фактов: есть лето и море, есть война и смерть, а любовь — это любовь.
Удачно обыгрывается символ единственного мужского персонажа Димы — олеандр, растение южное, субтропическое, красивое снаружи, приятное по запаху, но очень ядовитое внутри. Вот Димка осыпает наивную Дашу красно-розовым лепестками олеандра. Вот уводит Алису в открывшуюся тайную дверь, и навстречу им летит целый ворох красно-розовых лепестков. Вот спускается в зрительный зал (море навсегда поглотило его тело), и прямо с потолка на зрителей летят и летят те же красно-розовые лепестки, и кто-то протягивает навстречу руки, подставляет ладони, а кто-то с опаской уворачивается.
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Ну и конечно, главная, смыслообразующая деталь оформления постановки — море.
— Мы с художницей Аней Агафоновой придумали такое „море“ из неровных листов нержавеющей стали, которые закрывают оркестровую яму и продолжаются через авансцену кривым рисунком. Но это море сознания Даши, а не буквальный образ. И как в пьесе много двойственного (тот же красивый и ядовитый олеандр), так и у нас: нержавеющая сталь — грубый материал, напоминающий про индустриальную агрессивную среду и взрослый мир. Но в нём постоянно отражаются блики, и они удивительно лёгкие, светлые, чувственные, — объяснил журналу "Театр" суть такого решения Филипп Гуревич.
"А роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет"
Гуревич хочет быть понятным и понятым. Что, кстати говоря, совсем необязательно.
По признанию режиссера, он даже консультировался с подростками по поводу некоторых фраз с точки зрения молодежного вокабуляра. "Чтобы не было стыдно за то, что артисты говорят как-то не так". Постановщик и актеры пытались понять логику подростковой рефлексии, уважительно отнестись к ней.
Намерения благие, но я обратил внимание на то, что юные зрители, присутствующие на прогоне, смеялись там, где слышали "уличные" слова. Наверное, их забавляло то, что их произносят здесь, в театре. Интересно, какие эмоции испытали бы эти юные зрители, услышав, со сцены, например, такие слова: "Что есть Монтекки? Разве так зовут Лицо и плечи, ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Роза пахнет розой, Хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы Тем верхом совершенств, какой он есть. Зовись иначе как-нибудь, Ромео, И всю меня бери тогда взамен!"
"Море. Звезды. Олеандр". Сцена из спектакля. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Не могу также предположить, какие эмоции испытывали юные зрители в сценах "про это", довольно деликатных, надо сказать. В нашумевшем спектакле моей юности "Рок-н-ролл на рассвете" (12+, Владивостокский ТЮЗ, 1975 год, постановка тогдашнего главного режиссера театра Игоря Лиозина) тоже было "про это". Герой и героиня обнимались, на сцене тушили свет, а когда он зажигался, зрители видели героиню без кроссовок и понимали, что к чему.
Однако вовсе не это было самым ярким впечатлением от того спектакля. Под соусом контрпропаганды и разоблачения "загнивающего Запада", в спектакль "протащили" аж восемь музыкальных тем из запрещенной в СССР рок-оперы Эндрю Ллойда Веббера и Тима Райса "Иисус Христос — суперзвезда" (12+). По сюжету, эту оперу в университетском театре репетировали прогрессивные американские студенты, боровшиеся против каких-то жутко опасных секретных испытаний. Начинался спектакль вообще шедеврально — целых 5 минут в советском театре звучала основная тема "Суперзвезды" и "Иисус Христос" с крестом на плечах всходил на "Голгофу".
"Море. Звезды. Олеандр". Пресс-конференция. Фото: Смитюк Мария, ИА PrimaMedia
Это была последняя постановка Лиозина во владивостокском ТЮЗе. Затем наступила короткая, но яркая эпоха Юрия Котова, потом был Леонид Анисимов, другие...
Сейчас это Театр молодежи. Во всех смыслах этого слова. Молодой директор, молодой художественный руководитель, молодые актеры, молодые драматурги, молодые режиссеры, молодые зрители. Иная эстетика, иная этика, иной театральный язык...
И всё-таки было бы интересно увидеть на сцене Молодежки "Трех сестер" или "Чайку". В постановке Филиппа Гуревича.
