Три дня подряд в Приморском академическом краевом драматическом театре имени М. Горького бушевали страсти по невероятной Лидии Руслановой, "царице русской песни", "голосу страны", человеку трудной судьбы, артистке, которая для многих стала одним из символов Победы.
По мнению обозревателя ИА PrimaMedia Александра Куликова, спектакль "По морозу босиком…", поставленный художественным руководителем театра, народным артистом России Ефимом Звеняцким по пьесе Ольги Михайловой и Елены Исаевой "По морозу босиком, или Женщина, которая спела страну", вполне можно назвать главным событием уходящего театрального сезона во Владивостоке.
Человек с кульком семечек в руках
В начале нулевых в нашей Горьковке шла антреприза на троих по пьесе Нила Саймона "Хочу сниматься в кино" (16+). Спектакль был интересен тем, что главную мужскую роль исполнял Анатолий Равикович, а главную женскую — его дочь Елизавета Мазуркевич, причем отцом и дочерью они были и на сцене, но уже в виде персонажей.
Равикович появился на сцене не сразу (до него там был еще какой-то диалог). А когда появился и произнес первую реплику, вдруг возникло стойкое ощущение, что, прежде чем прийти в театр, он обошел пол-Владивостока в поисках копченого кальмара, заглянул в несколько магазинов, порасспрашивал продавщиц, затем зашел на Центральный рынок, пообщался с торговками, купил кулек семечек и явился в театр, по пути угощая ими всех встреченных, а потом, передав остатки семечек на хранение помрежу, вышел на сцену. Такой простой и обычный, знакомый всем человек, немного Хоботов, немного Сруль Соломонович, немного Анатолий Юрьевич, сосед по гаражу или дачному участку, и в то же время Хёрб Таккер, выходящий в тираж сценарист из Голливуда.
К чему это воспоминание? А к тому, что придя в субботу, 27 мая, на премьеру спектакля "По морозу босиком...", я вдруг почувствовал себя этаким Равиковичем. Что-то делал сегодня, куда-то ходил, поднялся на крыльцо театра, толкнул тяжелую дверь и… будто сам в спектакле оказался. Вокруг много оживленных людей, на маленькой сцене в фойе, как это принято в послевоенных кинотеатрах, маленький оркестр исполняет попурри на тему песен Руслановой, под эту музыку танцуют молодые люди в военной форме. И твоя собственная роль читается довольно просто — "человек из прошлого, который был современником Руслановой в течение 15-ти лет и видел ее выступления по телевизору". В общем, никакая режиссерская установка тебе не требуется. Уж эту роль ты знаешь назубок.
Так что проходи в зал, садись на свое место. Да не торопись, сначала бойца вперед пропусти, ему ведь до сцены не четыре шага, а гораздо больше, и надо успеть оказаться там, где положено по штатному расписанию, когда в расположение прибывает фронтовая бригада артистов. Да не простая!
Сцена из спектакля. Корф и Рудин. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Конферансье — сам Михаил Гаркави (Денис Неделько), первый Дед Мороз на первой всесоюзной детской новогодней елке, проходившей в 1936 году в Доме Союзов. Юмористы и сатирики — Рафаил Корф (Евгений Сидоров) и Яков Рудин (Максим Вахрушев). Ну, тут совсем просто. Смейся над каждым куплетом злободневной частушки, каждой шутке-прибаутке, даже самой немудрой ("Ганс, знаешь, чего я хочу сейчас больше всего?" — "Чего?" — "Пойти в лес и убить русского". — "А если он тебя убьет?" — "А меня-то за что?"). И жди, когда объявят первую песню Лидии Руслановой (Наталья Овчинникова). А когда она выйдет и запоет: "Валенки да валенки, Ой, да не подшиты стареньки...", знай себе хлопай в такт, как и положено зрителю на концерте.
Сцена из спектакля. Фронтовой концерт. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
А тут еще и Клавдия Шульженко (Ирина Кулешова) со своей бригадой, заплутав, подъедет. И споют они с Руслановой дуэтом "Синий платочек". Фантазия, конечно, но... веришь. Потому что верится. Потому что, когда тебе о чем-нибудь рассказывают, ты не ждешь от рассказчика каких-то документальных подтверждений того, о чем он рассказывает, а воспринимаешь как лучшее доказательство ход его мысли, строй речи, интонации, с которой он произносит слова. И если с этим что-то не так, то и веры рассказчику нет. А вот спектаклю "По морозу босиком..." веришь. Потому что и с мыслью здесь всё в порядке, и со строем речи, и с интонациями, и с песнями. А еще потому, наверное, что каким-то непостижимым образом ты стал тем самым человеком с кульком семечек в руках, чьи далекие предки сидели когда-то на завалинке и слушал донские сказы да русские былины и сказки про Бову-королевича, Илью Муромца, Микулу Селяниновича, Василису Прекрасную и Ивана Царевича…
Сцена из спектакля. Русланова и Шульженко. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Девочка со спичками на соломенной крыше
Вот и со спектаклем получается так же, как с какой-нибудь сказкой, которую рассказывает большой мастер этого дела. Смотришь первую сцену, вторую, третью, и всё больше крепнет мысль, что есть во всем этом что-то неуловимо знакомое, когда-то виденное и слышанное.
Конечно, что-то про Русланову рассказывали родители, чье собственное детство легло на годы Великой Отечественной. Что-то прочел о Руслановой, собираясь на спектакль, в Интернете. Нашел и послушал записи ее выступлений. Купил программку, стилизованную под альбомы послевоенной поры (хранились такие и в нашей семье — с бархатными обложками, вклеенными пожелтевшим фотографиями и открытками любимых актеров). Но это всё внешнее. Внутри же у тебя вызревает какое-то потаенное знание, сохраненное твоей личной памятью.
Сцена из спектакля. Русланова и Крюков. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
А спектакль знай идет себе дальше. Отгремела озорная и яркая сцена фронтового концерта, наступил черед лирической сцены объяснения в любви певицы Руслановой и генерала Крюкова (Сергей Коврижных). И вот — внезапно, как обухом по голове — трагическая сцена гибели Корфа и Рудина. История реальная. В сентябре 1941 года дуэт сатириков отправился на Западный фронт, чтобы выступать перед бойцами. Под Вязьмой фронтовая бригада попала в окружение, многие артисты погибли. По легенде, фашисты повесили Корфа и Рудина вместе. В спектакле их расстреляли вместе с политруком Лебедевым (Евгений Вейгель). Узнав о гибели товарищей, Русланова поет печальную песню-плач: "На улице дождик С ведра поливает, С ведра поливает, Землю прибивает".
И сразу вспомнилось. Ну, конечно, — пластинка, которая была у нас дома, как, наверное, у многих советских семей. Пластинка с простым названием — "Лидия Русланова" (6+) и с большой фотографией лукаво улыбающейся певицы на лицевой стороне конверта.
Пластинка вышла в 1971 году, за два года до ухода Лидии Андреевны из жизни. Основу альбома составили два выступления Руслановой на телевидении. Запись на первой стороне пластинки называлась "Рассказ о жизни" (6+).
Это были небольшие истории из жизни певицы, поведанные ею самой в стиле народных сказов, который она переняла от своей бабушки. В конце каждого сказа, как бы подводя итог, звучала подходящая по сюжету песня. В конце самой печальной истории о голодном детстве в Саратовской губернии Русланова спела "На улице дождик..."
Сцена из спектакля. Русланова узнает о гибели Корфа и Рудина. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
И припомнились какие-то эпизоды из тех рассказов Руслановой о своей удивительной, красивой и печальной жизни.
"Дед меня бил. Я залезу на соломенную крышу, а в кармане у меня спички. Если дед меня бьет, говорю: "Запалю крышу". Однажды и запалила. Били меня смертным боем. А потом приехала бабушка — материна мать".
И забрала она Паню к себе (настоящее имя Руслановой — Прасковья Андриановна Лейкина, Лидия Русланова — это сценический псевдоним), хотя и самой есть было нечего.
Вспомнился рассказ о том, как после смерти матери, вместе с бабушкой и младшим братом Паня ходила по дворам просить милостыню (была еще младшая сестра, совсем маленькая). Бывало, остановятся у богатого дома. Толстая купчиха выглянет в окно: "Чего надо?" — "Подайте хлебца Христа ради". — "А чего умеешь?" — "Да все умею — петь, плясать, сказки сказывать". Ну и подадут им хлеба — один кусочек на троих. Было Пане тогда 7 лет от роду.
Когда умерла бабушка, Паню, ее брата и сестру разместили по разным приютам. Там, в приюте, рассказывала Паня подругам перед сном придуманные ею сказки, в которых кто-нибудь из героев обязательно пел.
Сцена из спектакля. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Своей собственной жизнью она рассказала одну из таких сказок — сказку про девочку со спичками на соломенной крыше. Да она и была ею, причем всю жизнь. И когда на банкете в Кремле в ответ на предложение Сталина откушать за его столом винограда сказала: "Я-то сыта. А вот моих земляков в Поволжье накормите. Голодают!". И когда 7 ноября отправила опальному маршалу Жукову поздравительную телеграмму в Одессу, подписав ее: "Преданная вашей семье Русланова". И когда отказывалась петь по праздникам для тюремного начальства, выразительно глядя на решетку в окне: "Соловей не поет в клетке".
Увидели мы именно такую Русланову на сцене театра имени Горького? Мне кажется, да.
Сказ про то, как цыганская плясовая стала русской народной песней
Нет, не напрасно вспомнилась мне старая пластинка с рассказами Руслановой о своей жизни. Как будто тогда, в детстве, я слушал начало, а вот теперь слушаю и смотрю продолжение. И как-то сами собой приходят на ум сказочные названия каждого эпизода спектакля. Ну, примерно такие:
"Сказ о том, как Лидия Русланова и Клавдия Шульженко встретились в прифронтовом лесу и бойцам "Синий платочек" вместе спели".
"Сказ о том, как певица Русланова на себе генерала-лейтенанта Крюкова женила".
"Сказ о том, как героически погибли от рук фашистских гадов два верных друга — Корф и Рудин, а сними вместе политрук Лебедев".
"Сказ о том, как опального маршала Жукова Лидия Русланова и муж ее Владимир Крюков с Новым годом поздравляли".
"Сказ о том, как товарищ Сталин с министром Абакумовым совет держал, а супостат Гришаев генерала Крюкова смертным боем бил".
Сцена из спектакля. Сталин (Александр Запорожец) и Абакумов (Борис Белезебьев). Фото: Александр Борисенко, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
"Сказ про то, как Лидия Русланова повстречалась во Владимирском централе с Зоей Федоровой".
"Сказ про то, как Лидия Русланова мирила маршала Жукова с мужем своим генералом Крюковым".
И у каждого сказа есть своя песня. В конце — как итог истории, в середине — как объяснение происходящего... а то и сама песня становится историей.
Вот следователь Гришаев (Александр Славский) на допросе говорит Руслановой, что Крюков уже подписал всё, что надо. А она отвечает ему песней:
На закате ходит парень
Возле дома моего,
Поморгает мне глазами
И не скажет ничего.
"Скажет, еще как скажет", — говорит Гришаев.
Сцена из спектакля. Допрос Крюкова. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Вот Русланова переступает через порог тюремной камеры. Первая встреча с сокамерницами с говорящими прозвищами: Верка "Фингал" , Шлёндра, Кумыс (бытовички), Академик (а эта по 58-й), Агашка Блаженная (Марина Волкова, Валерия Запорожец (Брюханова), Евгения Джапарова, Ирина Лыткина, Мария Федюченко).
В Агашке узнает Русланова подругу детства, с которой вместе пела в церковном хоре. И звучит красивейший церковный распев, пробирающий до печенок, — два сильных женских голоса (Русланова и Агаша) и два ангельски чистых детских (Панька и Агашка в детстве — участницы образцового ансамбля народной песни "Звонница" София Сметанина и Татьяна Ключникова).
Сцена из спектакля. Владимирский централ. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Потом девочки споют еще и "Валенки". В финале спектакля. И такое перекрестье церковного распева с русской народной песней не случайно. И это не просто красивый сюжетный ход. "Валенки", старинная цыганская плясовая песня, стала русской народной песней в годы Великой Отечественной войны благодаря Лидии Руслановой. Вот как она сама об этом рассказывает:
Я прошлый раз, уезжая с фронта, унесла впечатление, что передо мной сидела тысячная толпа, сидели прямо на земле, вытянув ноги, а на ногах валенки были. Солдат вбегает в валенках, идут в бой в валенках. Немцы завидовали во время войны нашим валенкам. А солдаты говорили: "Эх, русская обувка не изменяет и тут". Вот когда я увидела эту тысячную толпу, вытянутые ноги, все в валенках, я взяла ее за рефрен, хотя и раньше была песня "Валенки", но другая. Я взяла готовую мелодию, которая у меня была где-то в голове, и приделала к ней этот рефрен — "Валенки".
И стати "Валенки" не просто народной песней. Для кого-то они стали чем-то вроде утешительной молитвы.
Наверное, можно было бы написать отдельную книгу про "Валенки" Руслановой. Конечно, в этой книге была бы история о том, как в дни Победы в 1945 году Русланова пела у Рейхстага и Бранденбургских ворот для советских солдат и офицеров и союзников и ее все время просили исполнить "Валенки". А также история про то, как четверо бойцов, отправляясь в ночную разведку, постучались в палатку Руслановой (она опять приехала с фронтовой бригадой на передовую) и попросили ее спеть на дорожку "Валенки". Она спела, и все вернулись из разведки живыми.
Или вот такое воспоминание Анатолия Папанова о том, как после ранения ему должны были ампутировать два пальца на правой ноге. Анестезирующие средства в госпитале закончились, и Папанов попросил поставить пластику с его любимой песней "Валенки" в исполнении Лидии Руслановой. Пластинку прокрутили несколько раз, и песня действительно помогла Папанову перетерпеть боль.
Вот такая история.
Спектакль-песня
Помните, в школе нам рассказывали, что единственный положительный герой в "Мертвых душах" (12+) Гоголя — сама Русь, таящая в себе необъятные творческие силы?
В спектакле "По морозу босиком..." главным героем можно назвать русскую песню. Здесь ее много, и она всегда разная. Это и русские народные песни, безыменные, но известные всем. И песни с авторством, которые стали народными.
Эти песни не просто комментируют происходящее на сцене (как, например, зонги в пьесах Бертольда Брехта), они составляют некую музыкально-пластическую основу спектакля, задают определенный ритм, помогая зрителю понять, что хочет сказать им театр.
В этом смысле показательны сцены в тюрьме, которые выстроены, выражаясь музыкальным языком, в миноро-мажорном ладе (прием, которым пользовались многие композиторы — Шопен, Лист, Вагнер, Григ, Римский-Корсаков, Чайковский, Мусоргский и т.д.).
Сцена из спектакля. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Минор — тюрьма, ее порядки и атмосфера, судьбы заключенных. Мажор — песни и частушки, которые они поют. А бывает и наоборот, начинается с мажора, а затем резкий переход в минор, как в банной сцене, где бесшабашное пение "тюремного хора" с солисткой Лидией Руслановой прерывается появлением новой заключенной — Зои Федоровой (Анна Чалая), артистки, которую мы с вами больше знаем по ее возрастным ролям (в августе 1947 года она была приговорена к 25 годам лагерей за "шпионаж", на свободу вышла в 1955 году).
В спектакле есть такая сцена. Зоя Федорова возвращается из заключения в Москву, а жить ей негде. Русланова селит ее у себя. Подруги разговаривают о возможном сольном выступлении Руслановой в Концертном зале имени Чайковского. Та отнекивается: "Голос не тот" (в реальности Русланова, находясь во Владимирском централе, несколько раз переболела воспалением легких). "Да ты прошепчи, мы услышим", — говорит Федорова. Нет, качает головой Русланова: "Русскую песню поют, а не шепчут".
Сцена из спектакля. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Честно говоря, в этом месте ждал аплодисментов зрителей. Однако их не было. Возможно, если бы исполнительница роли Руслановой произнесла эту фразу пафосно, с надрывом, она бы сорвала аплодисменты. Но тогда получилось бы "поперек нот". Поперек образа, наигранно и фальшиво. А это было бы неправильно.
В одной из лучших сцен спектакля — сцены примирения маршала Жукова (Сергей Миллер) и генерала Крюкова, Русланова вообще молчит, однако и за этим молчанием, и за скупыми, но выразительными жестами чувствуется целый внутренний монолог, слова которого как-то сами собой угадываются. Так ведь и угадывать здесь, в общем-то, нечего. Всё было сказано чуть раньше — в сцене возвращения Руслановой домой.
Сцена из спектакля. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
И снова — "девочка со спичками на соломенной крыше". Крюков мучается виной перед Жуковым — предал маршала под пытками и угрозами расправы над дочерью и женой, подписал на него показания. И Русланова решается "запалить" ситуацию. Пусть дотла выгорит всё плохое и с новой силой вырастет всё хорошее.
И вновь — будто русскую народную песню в мажоро-миноре слушаешь: радость встречи после долгой разлуки, отчаяние, угроза расставания, суровый мужской разговор, примирение и вновь радость. Собственно, весь спектакль выстроен по законам русской сказки, русской былины, русской народной песни.
Может, поэтому он и кажется таким близким. От менталитета не уйдешь. Да и не надо, конечно.
"Гадасаревиа!"
Кто читал книгу кинорежиссера Георгия Данелии "Безбилетный пассажир", должен помнить историю со строителем Рене Хобуа, соседом Данелии по этажу в гостинице, где режиссер вместе с кинодраматургом Резо Габриадзе сочинял сценарий будущей комедии "Не горюй!" (12+). Так получилось, что киношники сдружились со строителем и каждый вечер читали ему написанный за день кусок из сценария (хотели узнать мнение простого кинозрителя). И каждый раз, когда они спрашивали: "Ну как?", он говорил: "Гадасаревиа!" (по-грузински это означает: "Так хорошо, что с ума сойти можно!"). Потом, правда, выяснилось, что Рене Хобуа плохо понимал по-русски и говорил "Гадасаревиа" из вежливости.
Так вот, будь я грузином преклонных годов, хорошо понимающим по-русски, всё равно сказал бы, как Р. Хобуа: "Гадасаревиа!" Ибо такой потрясающе крепкой, высокопрофессионально сделанной постановки в своей жизни видел не так уж много.
Как тут не вспомнить старину Кольриджа: "Поэзия — это лучшие слова в лучшем порядке"? Примерно то же самое можно сказать про спектакль, поставленный Ефимом Звеняцким. Пусть это мое оценочное мнение, главное, что оно существует.
Здесь хорошо всё. Конечно же, игра актеров, причем абсолютно всех, какой протяженности ни была бы роль каждого. Специально избегаю терминов "главная-неглавная" и "большая-маленькая". В этом спектакле каждая роль главная — в свой конкретный момент.
Сцена из спектакля. Фото: Вадим Горшков, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Это как в 9-й симфонии Бетховена. Сидит флейта пикколо, сложив ручки на коленках вплоть до самого финала, а потом как заиграет — и всем кажется, что ради этой партии вся эта музыкальная эпопея с большим оркестром, смешанным хором и четырьмя солистами, собственно, и была задумана.
Отличная сценография, образцовое использование света и видеоряда, работа звукооператора, костюмы, музыкальное оформление, организация движения актеров, включая массовку. И, конечно, пение. Прекрасное соло, которого ждешь, как выступления реальной Руслановой. Отличные дуэт и квартет, о котором я уже упоминал... Колоритные "Комарики" в банной сцене... Живая музыка — баян, контрабас-балалайка, домра (Михаил Сафонов, Данил Савин, Екатерина Борисенко).
Спектакль течет легко и плавно, как великая сибирская река Лена, по которой плывет баржа с поющей на ней з/к Руслановой (это в клетке соловей не поет, а чуть свободой повеет — пожалуйста!). Это спектакль следовало бы записать на видео и показывать студентам всех театральных вузов страны. Пусть смотрят и на ус мотают. Учатся профессии.
… И вот финал спектакля: выступление Руслановой — в Концертном зале имени Чайковского. Решение — символическое. Среди зрителей на сцене — товарищ Сталин (Александр Запорожец), его верный министр Абакумов (Борис Белебезьев), следователь Гришаев, маршал Жуков, его жена (Виктория Романенко), другие... В зале мы, зрители, по воле режиссера, также ставшие участниками спектакля — вот в этой сцене, например, нам досталась роль публики, пришедшей в сентябре 1971 года на большой сольный концерт Лидии Руслановой в Концертный зал имени Чайковского.
В реальности, когда она вышла на сцену, зрители долго аплодировали ей. Потом заиграл оркестр, но Русланова так волновалась, что не смогла вступить вовремя. Оркестр заиграл вступление еще раз, но и на этот раз Русланова не запела. И тогда зрители начали вставать, ряд за рядом, и аплодировать стоя. Аплодировали минут 20. И Русланова запела. Запела так, как не пела никогда в жизни. А когда исполняла "Степь да степь кругом…", на самой высокой ноте рванула на груди жемчужные бусы, и сотни жемчужин рассыпались у ее ног и покатились в зал, к зрителям.
Одна из этих жемчужин докатилась до нас — в виде спектакля "По морозу босиком...".
Сцена из спектакля. Фото: Александр Борисенко, предоставлено Приморским академическим краевым драматическим театром имени М. Горького
Завершился спектакль. Отгремели аплодисменты и крики "Браво!". Попрощались со зрителями актеры. Но спектакль все еще не отпускал, рождал новые чувства и ассоциации.
На спуске Театрального сквера, в наступившей темноте алели большие цветы азалии, напоминая о финальном сценическом наряде Руслановой (или о пламени, охватившем соломенную крышу). Люди останавливались, любовались цветами, снимали их на смартфоны и отправляли фото родным и знакомым. Кто-то, быть может, написал: "Были в театре. Смотрели Русланову. Отличный спектакль!"
И кто догадался посадить здесь именно эти цветы, символ нежности, преданности, страсти и печали?
