Педагог — одна из важнейших профессий во все времена. Сегодня, в День учителя, мы хотим обратить внимание на тех, кто находится на передовой обучения, взаимодействуя с детьми и подростками, формируя их мечты и амбиции. О современных технологиях в образовании, особенностях "цифрового" поколения альфа и превращении школы из места, где дети получают знания, в "цирк" рассказал корр. ИА PrimaMedia учитель робототехники, завуч по учебно-воспитательной работе Владислав Фролов в обстоятельной и откровенной беседе.
— Почему вы решили стать педагогом? Это мечта детства, или вы продолжаете семейную династию?
— Нет, это точно была не мечта детства. Все началось с того, что я обучался в техническом лицее на Гайдамаке. В девятом классе заместитель директора по воспитательной работе попросила помочь с организацией мероприятия. И тут меня затянуло в воспитательную деятельность: я участвовал во многих школьных событиях и помогал с их организацией — например, КВН.
Потом мне захотелось изнутри узнать, что такое педагогика. Я пошел учиться в СПО на учителя начальных классов. На первом курсе было тяжело, на втором — тоже, а на третьем началась практика. Проходил ее в школе, там попробовал себя в преподавании информатики. Далее меня позвали быть наблюдателем на Всероссийской олимпиаде школьников. Здесь же меня заметил руководитель комиссии, по совместительству директор 77-й школы — она позвала поработать к ним, и я согласился. Там мне удалось поучаствовать в проекте от "Рыбаков Фонда" — мы даже выиграли поездку в Москву.
"Рыбаков фонд" — частная филантропическая организация, созданная Екатериной Рыбаковой и Игорем Рыбаковым в 2015 году для развития социально-образовательной среды.
После этого меня позвали уже сюда — в Центр образования №39. Изначально я пришел как учитель робототехники, и мне сразу удалось подхватить программу. С учениками мы даже участвовали в фестах и конкурсах. Но, конечно, особых надежд на первые места не питали. Нужно понимать, что это не профиль — у нас все-таки дополнительное образование именно для тех, кто хочет заниматься робототехникой — это больше любительская история. Здесь для меня самым главным было то, что детям классно и интересно на моих уроках. Вот так для меня прошли первые полгода в этой школе.
После мы замахнулись на реализацию еще нескольких проектов. Поскольку у меня есть квалификация в сфере управления образовательными организациями, здесь мне дали возможность проявить себя. Так, в прошлом году я вышел на полставки на должность заместителя директора по учебно-воспитательной работе.
Подводная робототехника — что это и с чем ее едят?
— Насколько понимаю, ваша дисциплина называется "подводная робототехника". Чем она отличается от наземной? Был ли связан такой выбор со спецификой Приморского края?
— Да, верно. Региональная программа была выбрана, потому что мы находимся в Приморским крае. В принципе, конструктивно в плане кода и программирования водная робототехника никак не отличается от наземной. Там те же самые движения и все остальное. Единственное, что отличается — внешний вид робота, его среда и некоторые движительные элементы. К примеру, если здесь мы видим движетели, приспособленные для нахождения робота на воде, которые позволяют ему плавать, и некий пузырик, который дает ему возможность всплывать, то логично, что у наземного робота всего этого нет, но есть колеса для передвижения. Ему не нужно плавать, так как он изначально создан для другой цели.
Кабинет робототехники. Илья Аверьянов, ИА PrimaMedia
— Робототехника — это ведь больше про практику, а не про теорию? А что все-таки изучают дети в рамках этой программы?
— У них всегда практика — каждое занятие, здесь нет никакого смысла преподавать теорию. О чем я буду рассказывать? О том, как пазлы собирать? Так они с самого детства знают, как это делается. А тут, по факту, просто цветовые пазлы — нельзя вставить деталь туда, куда она не подходит. Ошибиться здесь можно, но тогда программа не запустится. Хотя нет — она, конечно, запустится, просто ничего не даст. По факту, сломать робота никак нельзя.
Приведу в пример одно из заданий — при включении робота генерируется специальный код, который представляет собой пароль от одного до десяти. Чтобы привести аппарат в движение, нужно ввести верный пароль. Детям нужно разработать программу, которая методом перебора будет определять как раз-таки верный код. Если пароль неверный, светодиод на роботе загорится красным. После ввода верного пароля он переключится на синий, а робот начинает движение вперед. Это базовая программка. Она, кстати, достаточно несложная. Уже на 8–10 занятии дети без проблем могут ее решить. Но она, конечно, предусмотрена для более старших ребятишек.
Для детей четвертого класса все, что я вам описал, — просто набор страшных звуков. "Что такое переменная? Как преобразуют случайное число? И что, вообще, значит, коддинг?". Поэтому с ними мы разбираем все по кусочкам, соединяем фазы. Для них это просто игра "собери правильный пазл, чтобы программа заработала".
Кабинет робототехники. Илья Аверьянов, ИА PrimaMedia
— Я поняла, что программа адаптирована для разных возрастных групп — начиная от начальных классов. Расскажите, что происходит на каждом из этапов?
— Да, с первого по третий класс у нас программа одна — стартовая. Здесь дети занимаются с самым легким роботом — в основном, его сборкой. Это малыши осваивают за 10 часов. То есть, робот разобран полностью, а они изучают, как он правильно включается, что каждая деталь означает, как детали подсоединяются и как безопасно пользоваться электрической отверткой. В общем, здесь они должны понять, что за чем идет.
Потом происходит следующее — вот собрали они робота, и теперь их задача запрограммировать его. Берется софт, который я им даю, и на нем они изучают каждую кнопочку — начинают определять, какой это двигатель и за что он отвечает. То есть, практические занятия и тесты проводятся всегда и везде для каждой возрастной группы. Если дети где-то ошибаются, тогда, конечно, я им подсказываю. Но после ошибки они начинают все разбирать и собирать заново.
Кабинет робототехники. Илья Аверьянов, ИА PrimaMedia
Дальше занятия идут не по возрастным категориям, а по уровню того, что дети уже знают. То есть, мы не забываем, что на прошлого робота, с которого все начинается, у них уходит максимум 10 часов. Например, сейчас у меня есть второклашки, которые занимаются на роботах мидл-класса (прим. ред. мидл-класс — средний). Это зависит от вовлеченности ребенка — то есть, если при комплексном подходе детям самим это по-настоящему интересно, то они усваивают все налету. А если это все происходит в принудительном порядке — например, родители заставляют ходить, а детям это не нужно, то у них изначально подход из серии: "Ну отпустите нас, пожалуйста". Тогда, конечно, прогресс идет медленнее.
Далее идет следующий робот — он уже более сложный. Он имеет достаточно большое количество датчиков и систем. На этом этапе дети работают с планшетами и познают основы управления — грубо говоря, то, как с ним работать. На освоение идет около 24 часов. Если же мы рассматриваем ребенка с ОВЗ (прим. ред. ОВЗ — ограниченные возможности здоровья), то время освоения начинается от 34 часов.
В принципе, с детьми мы изучаем достаточно большой объем информации — много различных блоков, зачастую приходится повторять. Большая сложность у них с логикой — я им объясняю, как все это работает, на конфетках, пальцах или бананах. Конечно, многие знаки они даже не знают. Но, например, циклические программы они берут достаточно легко. С математикой всегда у всех очень грустно. Особенный ад для них — это модули. Цвета берут классно, все понимают. А вот с функциями есть проблемы даже у старшеклассников.
Получается, если говорить про первые семь классов, то сложно понять, как им это пригодится в будущей профессии. Потому что для них это базовое управление, которое поможет ну… максимум в плейстейшен поиграть.
Далее идет самый продвинутый робот. Здесь уже применяется более сложное программирование на Python — это язык программирования, на котором базируется 15-е задание в ОГЭ по информатике и все ЕГЭ по этому предмету. Поэтому его можно практиковать и применять как угодно — и это будет полезно в любом случае.
— Для этого предмета обязательно нужен специально оборудованный кабинет? Какие технологии представлены у вас, и хватает ли этого?
— Есть аквариум. Базовых роботов для малышей, закупленных по гранту, у нас пять, мидл-уровня — восемь, также есть один большой. Кроме того, у нас есть восемь планшетов для работы в парах.
Да, всего хватает. Стандартная группа на занятиях — 16-20 человек. Нужно понимать, что это дети не одного возраста — здесь намешаны как малыши, так и старшеклассники. И в то время, когда малыши еще занимаются сборкой своих роботов, дети постарше переходят на более продвинутые. Поэтому у нас всегда всего хватает. А еще часто старшеклассники помогают малышам, так как совсем юных ребятишек у нас много, и за всеми ними нужно следить.
— Вы упомянули, что работаете с детьми с ОВЗ. Расскажите об этом подробнее.
— Да. Это, в принципе, среда, в которой я специализируюсь. Бывает, что у детей нарушены слух, зрение или опорно-двигательная система, а есть дети задержкой психологического развития. Поэтому программу робототехники мы адаптировали под детей с ОВЗ. Мы ее упростили, сделали больше наглядности, чтобы им было интересно. Мы не пытаемся их научить быть суперпрограммистами. Мы просто хотим, чтобы они адаптировались в том числе и к социальной среде. Потому что чаще всего на занятиях они работают в парах — то есть, есть оператор и сборщик, и они меняются ролями. В этот момент они общаются и социализируются.
К тому же мы пытаемся расслабить их. Потому что часто дети с ОВЗ — очень тревожные. А когда они приходят к нам на дополнительные занятия по робототехнике, немного выдыхают.
Тут же хочу отметить, что раз в четверть у нас проводятся большие командные игры — своего рода соревнования. И вот здесь для ребят с ОВЗ мы стараемся проводить либо отдельные игры, либо миксовать их с другими детьми. Это очень важно, потому что им будет неприятно и опять же тревожно, когда другие сделают задание вперед них. Поэтому стараюсь распределять их в команды к другим детям, опять же в целях социализации, потому что командная работа нацелена на это. Ну и конечно, чтобы раскрыть их возможный потенциал.
"Школа превратилась в цирк" — про боль педагогов
— Сейчас вы преподаете для поколения альфа и зумеров — эти дети погружены в цифровой мир с ранних лет, характеризуются неусидчивостью и отсутствием концентрации внимания. Вы это замечаете? Как думаете, чем характеризуются современные дети? Что вы используете для того, заинтересовать это "цифровое поколение", как вам это удается?
— Я сам 2002 года рождения — то есть, недалеко от них ушел. Да, они действительно любят читать новости, листать ленту, в любую свободную минуту смотреть TikTok (16+). В общем, делать все, что угодно — только не учиться. Сейчас коротко расскажу, в чем проблема завоевать их внимание. Процесс подачи информации на слух для них очень сложный — они историю друга даже не могут выслушать, если она длится больше трех минут. Им проще посмотреть какой-то минутный "кружочек" или прочитать короткий текст.
При этом они любят искать готовую информацию и думают, что умеют гуглить. На самом деле, в мире, где метаданных становится все больше, и много информации поступает отовсюду, они даже гуглить разучились правильно. Мы с ними учимся создавать проекты и пользоваться нашумевшим ChatGPT (18+), в котором нужно уметь правильно составлять запросы. Та же самая ситуация с тем, что они абсолютно не понимают, например, как создать Word-файл на телефоне — когда они узнают, что это вообще возможно, смотрят удивленно, в глазах читается: "Что за магия?". Чаще всего дети не знают, как скинуть с телефона файл на ноутбук без флешки. То есть все достаточно грустно, даже учитывая, что это вроде как "цифровое поколение".
Поэтому иногда я рассказываю им, какие у социальных сетей могут быть полезные инструменты. А вся коммуникация у нас происходит в телеграме — там они отчитываются о проделанной домашней работе. Мы с ними занимаемся по их же правилам. И я соблюдаю эти правила.
Плюс сейчас сложно определить, кто относится к зумерам, а кто к альфа-поколению. Но я однозначно понимаю, что на них повлиял ковид. Тогда было достаточно длительное дистанционное обучение, и дети просто-напросто выпали из образовательного процесса. Я вижу это так: 10-й класс остался на уровне 8-го, а 11-й на уровне 9-го. Их поведение и знания примерно на том же уровне. И самая большая проблема даже не в этом, а в том, что они как будто разучились учиться и думать. На удаленке они могли списать с решебника все, что угодно. Три кнопки нажал — и готово.
При этом лично мне с ними достаточно просто. Они прекрасно знают, что если не будут заниматься, то последуют санкции. Если будут, то санкций не последует.
— А касательно ковида, можете ли вы пронаблюдать, что дети утратили какие-то социальные навыки?
— Не то, чтобы совсем утратили. Просто у них общение перешло в Discord (18+) и телеграм (18+). Все коммуникации происходят там. Вот единственное, что могу отметить — у некоторых наблюдается истеричная привязанность к телефонам. Это иногда пугает. Они привыкли выражать все свои эмоции в социальных сетях — в тех же "кружочках" или "историях". И при этом в жизни они не ищут и даже не пытаются искать эмоции.
Ты организовываешь им какой-то классный и яркий день. Условно говоришь: "Приятель, пошли погуляем! Будет крутой день — вот эмоции на блюдечке. И их много". И ведь пока ты за ручку их не приведешь на какую-то реально крутую экскурсию, то ты просто не оттащишь их от телефонов. И мы вроде понимаем, как с этим работать, но первый контакт — всегда самый сложный.
Вроде и хочется вытянуть из гаджетов, но, конечно, мы понимаем, что делать это уже поздно, поэтому, как я уже говорил ранее, просто стараемся научить их пользоваться телефонами правильно и грамотно. Важно, чтобы они с помощью своих гаджетов и пальчиков умели делать что-то полезное.
— Перед интервью в нашем личном разговоре, вы сказали, что школа из места, где дети получали знания, превратилась в цирк. Что вы имели в виду?
— Да, так и есть. Школа превратилась в цирк — это очень грустно. Смотрите, школа, по идее, по-прежнему остается местом, где дети должны получать знания. И звучит это все великолепно, круто и классно. У нас есть программы, уроки мероприятия — то есть, вроде как все шикарно. Но вот если я сейчас выйду в коридор, то что я там увижу? Оторванный косяк, разгромленный туалет. Это цирк... по-другому и не назовешь.
Ни у кого нет уважения к педагогам — это не просто печально, это даже трагично. Об нас вытирают ноги во всех инстанциях, в том числе и в прессе. Сейчас отовсюду звучит, что нужно жаловаться, если что-то не нравится. И люди жалуются кому-то повыше, а человек повыше орет на того, кто пониже. И вот так по этой прекрасной цепочке крайними остаемся, конечно, мы. При этом никто не разбирается в ситуации — и знаете, самое обидное, что у них даже нет желания разобраться.
Сейчас все дети знают, что у них есть права. А где права педагогов? Раньше, еще в досоветское время, ученики относились к учителям даже со страхом, потом страх сменился уважением — это произошло уже в советское время. Сейчас же, мы возвращаемся к советской системе образования. Но ни страха, ни уважения к нам у детей нет.
Я получаю деньги за часы работы и свои полставки как заместитель директора. А штатные педагоги получают деньги только за часы работы — они занимаются с детьми по факту только 3-4 часа в день. По идее они должны приходить к восьми утра, а к часу дня уже быть свободными. Но это совсем не так — на самом деле у них огромная внеурочная нагрузка. Они сидят, готовятся к урокам, организовывают мероприятия — то есть, они по-настоящему стараются.
А потом ребенок говорит педагогу: "Тёть, ты кто такая? Иди отсюда!". А когда ты рассказываешь это его матери и говоришь, что нужно провести воспитательную работу, она чаще всего отвечает: "А как вас колышет, какое воспитание у моего ребенка? Мой ребенок — это мой ребенок". Я вас поздравляю от души, на него никто не претендует.
Иногда все это доходит до абсурда. И мне искренне жаль учителей. Например, у нас в школе есть преподаватель — с почетным званием "Заслуженный педагог России". А к ней подходят ученики и говорят: "А вы что, детей едите?". И это реальная ситуация, абсолютно непридуманная история. Некоторые родители понимают, что это нехорошо. Но чаще всего они наступают на глотку педагога и настаивают на своей правоте, правоте своего ребенка. И что ты сделаешь? Да ничего ты не сделаешь.
Мы вертимся — стараемся делать классно и интересно. Проводим мероприятия, а ученики говорят: "А зачем мне это надо? Я не пойду". Мы все время пытаемся улучшаться и искренне надеемся на то, что что-то поменяется в отношении детей к нам. Я хочу, чтобы они понимали, что мы доносим знания. В этой школе у нас всегда проводятся бесплатные консультации практически по всем предметам. Бесплатно, потому что мы хотим помочь им.
Мы пытались разговаривать с детьми. У нас проходит очень много воспитательной работы — вот почему мы и стали региональной площадкой профориентации. У нас есть социальный педагог, педагог-психолог. Все выполняют свою работу. У нас учится много детей с ОВЗ, учатся дети-иностранцы, с которыми мы тоже работаем и адаптируем их. И при этом все еще нет уважения ни от детей, ни от родителей.
— А что самое приятное в вашей работе?
— Наверное, выпускать детей во взрослую жизнь. Мы помогаем 9–11 классам. За ручку ведем их в учебные заведения. Проводим консультации перед экзаменами. И хоть мне добираться сюда примерно три недели — особенно утром, когда пробки, я все равно еду, и мы занимаемся с ними.
Чай, кофе, бутерброд и стартуем!
И вот даже перед вами я сегодня сонный. Только благодаря кофе здесь сижу.
— Социолог Зигмунт Бауман назвал современное общество "текущим" — то есть, это время, которое характеризуется неопределенностью каких-либо тенденций и нарастанием неуверенности и неопределенности в обществе. А видите ли вы тенденции в сфере образования?
— Это правда сложный вопрос. Раньше была одна система образования, потом ее поменяли на болонскую, потом и от нее отказались. Мы находимся в небольшом хаосе. Я бы сказал, на стыке, когда все не очень понятно. Мы как будто пытаемся куда-то что-то сдвинуть так, чтобы все работало, но пока не понимаем, как все это реализовать.
— А касательно госпабликов — вы часто упоминали их в личной беседе. Это ваша какая-то личная боль? Насколько я знаю, специальной ставки для их ведения, нет нигде.
— Да, ставки нет. Работа идет, но она идет слишком сумбурно. Где-то там кто-то придумал концепцию, скинул ее на нас, а дальше, в общем-то, делайте, что хотите. Вот я понял концепцию, а дальше мне приходится педагогам объяснять, как мы с этими госпабликами работаем, в каком ключе. Есть очень инициативные коллеги — они сами подходят, спрашивают, как лучше, уточняют детали. Но, конечно, до многих не с первого раза доходит. И я еще раз повторяю, и еще раз повторяю, и еще раз повторяю — получается, как на семинаре.
Методом проб и ошибок реализовываем все программы, которые от нас хотят. Но меня все устраивает. Много классных мероприятий, которые можно осветить в том же госпаблике — например, сегодня у меня был выезд седьмых классов по Арсеньевской карте. Они поехали в музей им. Арсеньева, очень понравилось. Фотоотчет оттуда сделали обязательно, так как должно выходить три поста в неделю минимум. Для меня это уже дошло до автоматизма.
Вроде как никто особо не жалуется. С вопросами, в основном, подходят ко мне.
С другой стороны, у нас вот работает женщина, ей 70 лет. Вы представляете, что для нее это значит? "Итак, дети, сегодня давайте сделаем селфи"? Она когда в первый раз прочитала все эти условия, у нее просто взорвался мозг.
И вот я чаще всего хожу фотографировать разные мероприятия для контента. Я себя уже фотографом чувствую. Но мне нравится работа, она классная.
— Вы таким грустным голосом это сказали.
— Погода грустная сегодня.
— И последнее — как вы видите образ учителя будущего?
— Я надеюсь, что образ учителя будущего упрется в советскую модель. Советская модель была очень хорошая, она была великолепна. Была и воспитательная работа, и было четко понятно, что делает учитель. Сейчас мы педагоги. Что мы делаем? Фиг его пойми.
Понятно, что отрабатываем федеральную повестку. Но нам как будто не хватает четкой информированности — а что, собственно говоря, нужно от нас. И иногда целеполагания: а для чего все это делается? Но все это решаемо. Все великолепно. Мы не грустим.
