Шествие с Драконом на Новый год
Фото: Взято из открытых источников

Китайский Новый год в старом Владивостоке

Как местные китайцы и манзы праздновали Китайский Новый год в старом Владивостоке

Общество

29.01.2025

О том, как китайское население Владивостока праздновало Новый год по китайскому календарю, в материале ИА PrimaMedia рассказывает ведущий проекта "Объяснения" Владивостокской библиотечной системы, историк Сергей Корнилов.

Необходимое пояснение. Манзы (от китайского "мань-цзы" — маньчжуры) — русское название местного, китайского населения Уссурийского края. Этим словом, не особо разбираясь в этнической принадлежности китайцев, проживавших во Владивостоке и его окрестностях, русское население называло всех китайских подданных, приходивших сюда на заработки, а также проживавших в крае, включая тазов (китайцев, смешанных с местными аборигенами: нанайцами, орочами, удэгейцами).

Самый важный праздник

Как известно, китайцы отмечают Новый год по лунному календарю. Празднуют его во время зимнего новолуния после завершении полного лунного цикла в один из дней с 21 января по 20 февраля. Это самый важный и самый продолжительный праздник в китайском календаре. 

Новогодние празднества начинаются в первый день первый день лунного месяца и заканчиваются на 15-й день Праздником фонарей. Первый день Нового года начинают с запуска фейерверков и шутих, сжигания благовоний. Фейерверки должны отпугнуть злых духов и привлечь в семью дух умиротворения и счастья. Чуньцзе (кит. Новый год) — в дословном переводе "Праздник весны".

С китайским Новым годом связан подсчет возраста у китайцев. Традиционно, жители Поднебесной не уделяют большого внимания дням рождения, пока им не исполнится 60 лет. Только 60-летие считается важным моментом в жизни и его отмечают с размахом. При этом китайский способ подсчета возраста отличается от западного. В Китае считают отправной точкой первый день лунного Нового года. Независимо от того, когда родился ребенок, к его возрасту добавляется еще один год, как только наступает Чуньцзе. Это может  озадачить европейца, поскольку китайцы скажут, что новорожденному, появившемуся на свет за пару дней до Нового года исполнилось два года, хотя, на самом деле, ему два дня или даже два часа.

Взято из открытых источников

Владивостокские манзы. Взято из открытых источников

В старом Владивостоке

Празднование китайцами Нового года во Владивостоке немного отличалось от традиционного Чуньцзе в Китае, но, в целом, проходило в соответствии в традиционными обрядами. Главным отличием было в том, что здесь преобладало маньчжурское население, которое называло Новый год не праздником весны (период конца января — начала февраля во Владивостоке не похож на весну, как в центральном и южном Китае), а по-маньчжурски: "Цаган Сар" — "Белый месяц". Это название было заимстовано у монголов, отмечавших  Новый год в буддийской традиции с элементами шаманизма. Впрочем, значение Белого месяца было почти тем же: начало весны, обновление природы, чистота помыслов, новые надежды и добрые ожидания.

Для того, чтобы описать празднование Нового года китайцами во Владивостоке конца XIX — начала ХХ веков, воспользуемся воспоминаниями русских жителей города.

"Наиболее сильное впечатление сохранилось у меня от празднования китайского Нового года по лунному календарю. Непременным правилом для каждого китайца является обязанность уплатить до нового года долги — в противном случае должник не может спокойно праздновать. Этот обычай выполняется с особой тщательностью, причем, уплатив долги, китаец непременно спросит у кредиторов, полностью ли он отдал долг, все ли оплатил. При всех невзгодах и бедности китайцы строго соблюдают этот ритуал, заблаговременно готовятся к празднику.

В китайских лавках в это время шла бойкая торговля: продавали красные бумажные фонарики, разноцветные ленты, хлопушки для изгнания духов. Существует поверье, что спокойно праздновать Новый год можно лишь тогда, когда из дома будут изгнаны злые духи. И входить в дом только после салюта", — вспоминал один из студентов Восточного института во Владивостоке.

Наиболее полное описание праздника дал петербургский журналист Давид Шрейдер, который прожил во Владивостоке три года и написал книгу "Наш Дальний Восток" (С.-Петербург, 1897). Вот, как он описывал эти новогодние китайские церемонии:

"Начало февраля. В манзовских кварталах Владивостока большое смятение. В узких и кривых переулках, изрезывающих эту часть города, — толпы народа. Уже довольно поздно, а между тем длиннокосые "сыны неба" — преимущественно рабочие, обитающие здесь, — обыкновенно спящие уже в эту пору мирным сном в глубине своих почерневших от непогоды и покосившихся от времени фанз — снуют взад и вперед между своими вросшими в землю лачугами, перебегают с места на место, собираются группами и то оживленно лопочут друг с другом на своем непонятном языке, то испускают отрывистые, гортанные восклицания, силясь перекричать вой бурного ветра.

Приглядевшись сквозь мрак ночи внимательнее к тому, что происходит вокруг, можно заметить несколько застывших, неподвижных фигур на  занесенных пургой деревянных крышах...

Ветер, стремительный уссурийский суйфун [кит. "северный ветер" — прим. авт], рвёт и метёт, вьюга бушует и злится, вздымает целые облака снежной пыли на широком просторе Амурского залива, врывается в китайские кварталы, а манзы все не слезают с качающихся под ударами ветра скрипящих и стонущих крыш...

Что они делают там? — Они высматривают появление на небе первой луны, открывающей Новый год по китайскому летосчислению...

На мгновение в воздухе как-будто стихло. Порывом бурного вихря разорвало снежные тучи, заволакивающих... небо и звезды, на землю на миг проглянул тонкий, словно отточенный серебристый серп… народившейся весенней луны и из уст сотен манз, наводняющих переулки… вырвался единодушный радостный крик: "Цаган сар!..(белый месяц явился!)" — покрывший собой вой пурги и завывания ветра. В тот же миг улицы опустели, точно вымело всех. Манзы скрылись в жилищах, и угрюмые фанзы осветились огнями…

Внутри фанз все уже готово… На небольших деревянных столах, а где их нет, на перевёрнутых бочках расставлены зажженные свечи, разноцветные китайские бумажные фонари самой причудливой формы, курения, благовония, ароматные, душистые травы, предназначенные в жертву многочисленным божествам, населяющим китайский Олимп".

В полночь китайцы садились за праздничный стол. Опрятные, свежевымытые, красиво одетые — в них было не узнать тех замасленных, грязных манз, которых владивостокцы ежедневно встречали на улицах города. Их курмы (курма — верхняя одежда китайцев, что-то вроде русского кафтана, но более короткая) были необыкновенно чисты, грязные руки тщательно вымыты, головы выбриты. Их длинные косы — краса и гордость манз тщательно расчёсаны и заплетены. Вместо войлочных шапок с наушниками головы украшены оригинальными головными уборами с цветным верхом. На ногах, вместо войлочных туфель — изящные туфли, отороченный выдровым мехом и украшенных изображением драконов.

Но прежде, чем начать трапезу, необходимо было совершить религиозный обряд. Широкий праздник начинался со следующего дня, а первая ночь было ночью покаяния, очищением от накопившихся за год грехов. Двери фанз открывались настежь, чтобы облегчить доступ верховным существам, обитающим на небе, и когда, по предположениям верующих, духи приближались к фанзам, их обитатели кидались на колени к открытым дверям и вымаливали прощения духов земных и небесных. Навстречу молящимся с улицы врывался ветер и стужа, но манзы не поднимались на ноги, пока духи, только им понятным знаком не давали понять, что их мольбы услышаны.

Взято из открытых источников

Кули. Взято из открытых источников

Получив прощение духов, манзы поднимались на ноги и, садились к столу, поминая умерших предков. На этом религиозная часть церемонии заканчивалась и начинался ужин.

Как вспоминал Шрейдер, столы были уставлены "микроскопическими фаянсовыми чашками, наполненными рыбой, морской капустой мелко искрошенным мясом молодых поросят и, наконец, шедевром китайской кухни — трепангами, этими отвратительными червями темно-кофейного цвета, к которым китайцы питают такое пристрастие. Изголодавшиеся в течении целого года на чумизе, буде и рисе, владивостокские манзы едят с необыкновенной жадностью, быстро и удивительно ловко работая палочками… В течении ужина редко кто из них проронит хоть слово с соседом: ужин проходит в глубоком молчании. Отчасти это происходит в силу обычая, не дозволяющего в ночь покаяния никакой вольной беседы, отчасти, в силу того, что манзы торопятся покончить с едой и пораньше лечь спать... стараясь сохранить силы на утро.

Около трех часов ночи в манзовских кварталах все уже спят непробудным сном..."

На другой день, писал Шрейдер, "город совершенно меняет физиономию. В торговых кварталах — ни души, на базарах нет обычного шума. Все лавки... и магазины закрыты".

Около полудня начинались взаимные визиты китайцев. В этих визитах и взаимных поздравлениях проходили пять дней. Согласно этикету, за эти пять дней они должны поздравить всех друзей, родственников и знакомых. Визит, проделанный позже этого срока, считался крупным оскорблением.

Д. Шрейдер: "На улицах города в эти дни очень людно. Толпы манз в лучших одеждах, с надетыми на головы оригинальными шапками, сверкающими своими ярко-пурпурными верхами, важно выступают посреди улицы, направляясь большими группами к кому-нибудь из общих знакомых с визитом. В этих разряженных манзах, с чувством необыкновенного достоинства и с гордой осадкой торжественно шествующих под звуки китайского гонга, совсем не узнать вчерашних смиренных, приниженных кули, робко жавшихся к забору при встрече с "мадам" или "капитана".

На одном перекрестке отдельные группы вдруг останавливаются, встретив толпу расфранчённых манз. Послышался хор длинных и витиеватых приветствий, и обе встречные группы, как по команде, соединили ладонями руки и начали усиленно потрясать ими над головами. Это встретились добрые знакомые и по китайскому обычаю, приветствуют и поздравляют друг друга. Спустя минут пять взаимные приветствия окончены и обе группы расходятся в стороны…"

Взято из открытых источников

Манзовский рынок. Взято из открытых источников

Шань-юань

После окончания визитов наступала пора увеселений. Давид Шрейдер сообщал, что "шестой день "белого месяца" (шань-юань по-китайски) — самый оживлённый, весёлый и интересный день многотрудного праздника. В этот день: утром — большие процессии по улицам, вечером — эффектная иллюминация. К этому дню манзы усиленно готовятся несколько дней, фанзы убираются, чистятся, моются, украшаются китайскими фонарями, драпируются разноцветными флагами".

Вообще-то, шань-юань — это 15-й день китайского Нового года, когда отмечается Праздник фонарей, но Шрейдер говорит, что во Владивостоке он отмечался на шестой день, не объясняя причин сдвига, а лишь делая примечание на эту местную особенность. По всей видимости, празднование Нового года во Владивостоке сократили на неделю по той причине, что местное китайское население сильно зависело от торговли и 15-дневное празднование Нового года грозило ему большими убытками.

В день шань-юань китайцы едят юаньсяо — суп со сладкими клёцками или  танъюань — суп со сладкими рисовыми пельменями. В качестве начинки используют ягоды боярышника, финики, фасоль, кунжут, шоколад и т. д.

Д. Шрейдер: "Улицы, и без того людные все эти дни, теперь буквально переполнены толпами народа. С самого раннего утра начинается движение процессий. Вот плавно движется по кривому переулку процессия дракона. Резкие звуки китайского гонга, трещанье там-тама, лязг железного треугольника уже за два-три квартала дают публике знать о приближении "дракона"… В воздухе стоит стон от звуков гонга, перемешанных с треском шутих, петард, ракет и хлопушек, имеющих целью отгонять злых духов… Под хаотические звуки ракет, петард и там-тама, образующих невыносимый для европейского уха концерт, посредине улицы важно выступают два длиннокосых знаменосца: один из них несёт на длинном древке национальный флаг Небесной империи, изображающий цветного дракона, вышитого на ярко-жёлтом фоне, другой — русский коммерческий флаг.

Позади знаменосцев — труппа бродячих китайских актёров, прибывших специально для этого праздника во Владивосток из Китая, на высоких ходулях. Шествие замыкает актёр, изображающий мандарина. Пергаментно-жёлтое лицо — последствие злоупотребления опиумом, длинные, чуть не до пояса, усы на безобразном лице, неимоверно широкая и длинная курма — волочащаяся почти до самой земли, мандаринская шапка, резко выделяющаяся своим ярким верхом при свете зимнего уссурийского солнца и, наконец, высокие ходули, сильно затрудняющие движения актёра, — всё это делает его похожим на манекен, а не на живой организм.

Позади мандарина, сгорбившись, чтобы казаться ниже, шествует на ходулях же китаец, переодетый китаянкой: нарумяненное, набеленное лицо его ярким пятном выделяется в морозном воздухе февральского утра, и он кажется огромной куклой, механически приводимой в движение посредством скрытой пружины. Но ещё более странны сопровождающие китаянку грозные воины. Их увешанные допотопными бердышами и алебардами фигуры и остроконечные шапки положительно царят над всей многоголовой толпой, испускающей крики ликования и восторга.

Взято из открытых источников

Миллионка. Взято из открытых источников

Все эти актёры, не прекращая своего медленного движения вперёд, тут же, во время шествия, дают представления, если можно так называть это непрекращающееся кривлянье, эти дикие вопли и крики..."

Хождение процессий по улицам города продолжалось целый день, а к вечеру их шум сменялся шум трескающихся петард, хлопушек и фейерверков. По поверьям, эти устрашающие звуки и яркие огни отпугивали злых духов.

С наступлением темноты на улицах зажигали фонари самой разнообразной и причудливой формы и Миллионку заливало море огней: красных, голубых, зелёных, фиолетовых, оранжевых, жёлтых. Разгорячённые праздником и ханшином (китайской водкой) манзы, перебегая от одной фанзы к другой, "шутят, хохочут, пускают ракеты, там и сям взвивающиеся в небо".

"Внутри фанз — разливное море: пьют ханшин в изобилии, едят морскую капусту, трепанг, заедают их сладко-испечённым тестом, вроде лепёшек. Сегодняшний вечер особенно важен для манзы: сегодня подтверждаются прежние братские клятвы и даются новые, сегодня… применяется старинный и священный для китайцев обычай "Кады"…

Чувство товарищества, братства и солидарности сильно развито между манзами: побратимство с давних пор распространено между ними; сплочённость и единение, господствующее в манзовской среде... удивительна для европейца. И вот, отдельные группы лиц… как того требует обычай, сегодня, в день шань-юаня, собираются в какой-нибудь фанзе и дают друг другу обязательство взаимного братства. Это обязательство (кады) подписывается и уносится всеми участниками в кумирню и здесь, перед лицом Будды, подтверждается клятвой.

Значение кады незыблемо навсегда для участников… Что бы не случилось впоследствии с каждым из них, как бы далеко не разошлись их дороги, члены кады остаются навсегда верны своим побратимам. Сделается ли один из них фудутуном (губернатором), впадёт ли другой в нищету — он всегда может рассчитывать на содействие и помощь своего названного брата".

Преступные страсти

Праздничные сценки на улицах города соседствовали с другими, гораздо менее благостными картинами, о которых повествует Давид Шрейдер:

"Меж тем как на улицах, кривых переулках и в ярко освященных разноцветными огнями фанзах народ развлекается трескотнёй, ханшином и яствами… в дальних кварталах путник наталкивается на другие картинки...

Здесь господствуют с виду невозмутимая тишина… Между тем, в действительности, внутри этих сонных фанз далеко не все так мёртво и безжизненно… На самом деле, здесь народ также развлекается и здесь кипят ещё более могучие страсти… Здесь играют в запрещенные полицией азартные игры: банку (что-то вроде штосса) и в кости. Страсти разгораются до того, что в эту ночь не один богатый китаец делается нищим и идёт на другой день на набережную работать кули и не один кули делается крезом, заняв место хозяина.

Еще дальше, за игорными домами, подозрительный огонёк, еле мерцающий в ночной темноте, приводит усталого путника к небольшой бревенчатой фанзе. Он открывает тяжёлый полог из циновки… и наталкивается на такую картину, подобную которой ему не придётся видеть в цивилизованном мире. Здесь курят опиум, тайно от глаз русских властей.

Взято из открытых источников

Семья китайского торговца, Владивосток. Взято из открытых источников

… На всём царит печать какого-то странного, почти неземного покоя. Тихо в фанзе… У одной стены, во всю длину, расположены деревянные, ничем не покрытые нары. Поперёк их, во всю ширину, неподвижно лежат несколько человеческих фигур. Измождённые, тощие, бескровные… окутанные сладковатым одуряющим ароматом опиума — он производят впечатление скелетов… высушенных для анатомического театра.

Появление европейца не производит на курильщиков никакого впечатления. Они, как и прежде, продолжают неподвижно лежать, не обнаруживая никаких признаков жизни, с широко раскрытыми зрачками, устремлёнными в пространство — словно всматриваются глубоко провалившимися в орбиты глазами во что-то, что находится выше, за пределами прокопчённых стен и потолка фанзы. Их ум, воображение витают далеко от земли...

Страсть манз к опиуму просто поразительна. Какие строгости не существую в крае на этот счёт, а всё же, нет-нет, да и обнаружится тайная курильня. Опиум — это один из самых сильных и неодолимых соблазнов для сынов Небесной империи… Курение опиума подвергало виновных чрезвычайным карам со стороны маньчжурских властей: их били бамбуком по пяткам, одевали на плечи тяжёлые трёхпудовые рамы, их ковали по рукам и ногам грузными железными цепями, сажали в тюрьмы и всё-таки, маньчжурские власти были почти бессильны в борьбе с этим злом.

Кода

После Праздника фонарей в манзовских кварталах Владивостока становилось тихо. "Снова на долгие 11 месяцев наступает для манз трудовой день, — писал Давид Шрейдер, — китайцы не знают других праздников, кроме Белого месяца. И если манзы безропотно, в вечной нужде тянут свою лямку, то — кто знает, быть может, им служит путеводной звездой этот месяц отдыха, увеселений и радостей, который так медленно приближается и так быстро уходит..."  

16886
Общество

Сайт использует cookies и сервисы сбора технических данных посетителей для обеспечения работоспособности и вашего удобства. Продолжая посещение настоящего сайта я соглашаюсь на обработку, сбор, использование, хранение, уточнение (обновление, изменение), обезличивание, блокирование, уничтожение моих персональных данных в соответствии с правилами использования сайта и политикой конфиденциальности , в том числе согласен на обработку и передачу cookies.
На сайте используются рекомендательные технологии