Естественность уже вошла в моду, но операционные пластических хирургов не пустеют. Почему люди всё так же стремятся изменить себя, для чего ложатся под нож мужчины, бывает ли пластика по ОМС, почему жир после липосакции "переселяется" в неожиданные места, как часто придётся менять импланты и почему из желающих избавиться от них выстраиваются очереди — рассказал в интервью проекту "Портреты PrimaMedia" известный пластический хирург Андрей Пасечник.
— Андрей Александрович, на фоне тренда на естественность и бодипозитив не стало ли меньше работы у пластических хирургов?
— Вы знаете, люди все разные, и если есть тот, кто за бодипозитив, то есть обязательно и те, кто хочет улучшить свои внешние параметры, хочет выглядеть более привлекательно, и это нормально. Люди будут разные, всегда будут какие-то колебания. Может быть в процентах такую статистику оценить сложно, но я в своей профессии постоянно вижу людей, которые приходят что-то улучшить, получить какую-то эстетику и чувствовать себя более комфортно, вернуть какие-то элементы молодости и тому подобное. Поэтому есть как те, так и другие, и это нормально, так было, есть и будет.

Андрей Пасечник. "Портерты PrimaMedi". Фото: ИА PrimaMedia
— Пластическая хирургия — это всё-таки про красоту или про уверенность?
— Пластическая хирургия делится на два направления. Это реконструктивная хирургия, когда люди потерпели какие-либо увечья или, допустим, после онкологических операций, после утраты, там, вследствие рака молочной железы — допустим, женщина лишается груди и для неё это просто желание что-то с собой сделать или все-таки восстановить свою внутреннюю целостность и почувствовать себя женщиной? То есть этот вопрос немножко философский. Мы даем возможность человеку почувствовать себя полноценно, уверенно, потому что он обретает то состояние и то качество жизни, которое у него было до проблемы, которая возникла.
И второе направление — это эстетика. Это как раз то направление, которое, наверное, больше у всех на слуху. Ассоциация с пластическим хирургом — это сразу же Анжелина Джоли, звезды шоу-бизнеса, которые для того, чтобы сохранить свою привлекательность, свой шарм, выполняют пластические операции. И в массах закрепилось, что пластический хирург — это такой вот художник, который может на заказ сделать что-то сверхъестественное. Вот два направления.
Люди, которые делают пластику лица, тела с целью улучшить свои эстетические параметры, они говорят так: "Я шла по улице и на меня все смотрели, я после вмешательства стал уверенный, классный". А люди с болью, которые получили какие-либо травмы, увечья, после операции говорят: "Вы знаете, на меня наконец-то никто не смотрел, и это так здорово".
— Я так понимаю то, что касается эстетики, это больше про женщин. Ну и в принципе стандартный пациент пластического хирурга — это всё-таки женщина. Приходят ли мужчины? Если да, то с какими проблемами они обращаются к пластическому хирургу?
— Тенденция современная такова, что мужчины теперь делают маникюр, посещают салоны, делают мезотерапию. Поэтому потихонечку эта ниша набирает свой процент. Конечно, пластика мужская и женская имеют свои разные исходные параметры. И, тем не менее, мужчины, обретая статус в обществе, обретая финансовое благосостояние, конечно же, хотят выглядеть лучше. Блефаропластика, подтяжка средней, нижней трети лица, нос, увеличение подбородка... У меня один коллега в Москве, он говорит: "Смотри, ко мне пришел пациент, нужно было ему лоб пошире сделать, я сделал, я ему поставил импланты". Вот такой запрос. Даже такое возможно.
— Если говорить про мужчин и женщин в целом, то в Приморье какие виды пластических операций наиболее популярны?
— Конечно же, операция номер один — это блефаропластика, потому что глаза — это первое, что бросается при оценке возрастных изменений. И блефаропластика, пожалуй, и в мужской, и в женской группе пользуется спросом. Есть, конечно же, свои нюансы, потому что при пластике мужской не надо сильно так отсекать избытки кожи, потому что будет феминизация. Но, тем не менее, мужчина должен выглядеть подтянуто, с открытым взглядом, и эта операция наиболее, скажем, и простая, и может поменять в общем эстетическом плане восприятие.
— Еще что можем добавить в этот список? Может быть, нос, например.
— Да, нос, конечно, однозначно. У мужчин нередко бывают травмы носа, еще бывают функциональные нарушения, дыхательные нарушения. Для женщин это операция больше с эстетической точки зрения, потому что общество сейчас достаточно много поглощает информации, контента, есть какие-то лидеры мнения, амбассадоры, которые считаются, что вот такой нос, к примеру, смотрится идеально. Кто-то испытывает какие-то дискомфорт из-за того, что нос горбинкой. Хотя честно скажу, что есть лица, которым просто идет нос с горбинкой. Тут на вкус и цвет товарищей нет. Но, тем не менее, вот "хочу глаза, как у Джоли". Если мужчина — "нос, как у Брэда Питта". Бывают даже комические ситуации. Есть в принципе хирурги, которые позиционируют себя так, что они могут воссоздать в мужском эстетическом направлении лобок Бекхэма. У меня сразу же такой вопрос возникает: "А кто его видел на самом деле?" (смеётся).
Мужчины и женщины, пожалуй, сейчас вполне уже начинают где-то в процентном соотношении сближаться, по крайней мере по Москве, по абдоминопластике и липосакции. Это направление, которое позволяет убрать излишки кожи, жира, нарисовать вам пресс, ну и, соответственно, выглядеть презентабельно, как будто вы часами пашете в спортзале, а на самом деле это дело рук пластического хирурга. Но, вместе с тем, этот результат нужно еще сохранить, нужно все равно питаться правильно, иметь какую-то физическую нагрузку, чтобы калории избыточные там сжигали и тонус мышц могли поддерживать, потому что любое какое-то отступление грозит тем, что вес начинает набираться, и всё, что было сделано, получается бесполезным.

Андрей Пасечник. "Портерты PrimaMedi". Фото: ИА PrimaMedia
— Слышала, что жир начинает возвращаться в самые неожиданные места. Как бы вы это прокомментировали?
— Хороший вопрос. Мы немножко обратимся, наверное, к такой науке, которая называется гистология. Ее изучают будущие врачи. Так вот: жировая клетка не способна делиться. То есть если другие клетки делятся, ткани наши регенерируют, то жировая клетка этого не делает, но взамен природа ей дала другое качество. Она из маленькой может вырасти до размеров с арбуз. Для чего это было нужно эволюционно? Люди раньше не думали об эстетике, то есть они думали о ней, это тоже было антропологически, но организм был рассчитан на то, что человек мог запасти на какое-то время энергетический субстрат жировых клеток для того, чтобы то время, пока у него нет еды, он бегает за мамонтом, у него была энергия на это. Поэтому это компенсаторная история. Ну а в практике мы получаем следующее. Мы удаляем жир, выполняем липосакцию, люди срываются, не следят за питанием, и те клетки, которые остались, они могут просто увеличиться в размерах. Из-за того, что в некоторых зонах количество жировых клеток превосходит, может быть непропорциональное изменение объёма.
Ещё один нюанс важный — это гормональный фон. Наш организм подчинён, как дирижёру, определённым гормональным колебаниям. И, скажем, то, что человек может выглядеть в разные периоды в жизни по-разному, это тоже зависит от гормонального фона. И если хирург поработал, а пациент имеет какие-то отклонения от гормонального фона, стойкого результата не будет, за этим надо следить.
И при пластических операциях не рекомендуется пациентам достигать колебаний веса в ту или в другую сторону больше 3-х кг. Вот тогда результат начинает таять.
— То есть такая совместная работа врача и пациента?
— Конечно. Всегда в кабинете трое. Пациент, доктор и проблема пациента. А тут на чью сторону пациент становится, там, грубо говоря, и победа.
— Какую операцию вы не рекомендуете?
— Я бы, наверное, бесполезным назвал косметологическим воздействием установку рассасывающейся нити. Абсолютно инородное тело в глубине анатомических структур лица. Если нити ставятся, то это все-таки хирургические нити, которые имеют как наши мосты опору, ванты и сам потом саму платформу. А вот это всё ничего не тянет, не держит, только инородные тела, рубцы. Потом очень сложно в операциях это все сепарировать, перемещать.
Еще я не сторонник всевозможных лазерных подтяжек. Я сейчас понимаю, что нанесу небольшой удар по индустрии красоты в плане всевозможных физиопроцедур, связанных с лазером. Но по факту оборудование просто сжигает внутренний слой смас (слой тканей под кожей, который служит каркасом для лица — прим. ред.), и потом он становится "стеклянным", его сложно сепарировать, тянуть, перемещать, появляются ненужные осложнения и тому подобное. И, на самом деле, проблему это не решает. Прожигаются, грубо говоря, слои подкожно-жировой клетчатки лазером — по логике вещей это нужно, а происходит атрофия. Бесполезная процедура. Даже не то, что бесполезная, она потом со временем несет и отрицательные свои моменты.
— Очень ждала я вопроса про странные случаи, странные обращения пациентов и как вы на них реагировали. Интересно послушать эти истории.
— У каждого пластического хирурга, я думаю, таких историй очень много. Допустим, был случай не так давно. Приходит девушка 22-х лет, всё нормально у неё. Блефаропластика нижняя. А там всё хорошо. "Мне не нравятся вот эти вот морщинки". Я говорю: "Это ваши естественные складочки, так должно быть, это круглая мышца глаза". "Мне кажется, тут темно". Я говорю: "Нет, не надо трогать, потому что любые вмешательства в ваше лицо — это грубые вмешательства, и сейчас нет такой необходимости, вы от природы хороши, привлекательны". Она на меня посмотрела: "Тогда сделайте мне нос".
— Лишь бы сделать.
— Да, вот эти случаи, когда операция ради операции. Когда пациент сам, наверное, не знает, что он хочет на самом деле. Наверное, больше психологии.
Если нырнуть немножко поглубже, пациентов можно разделить на несколько групп. Кому действительно надо: то есть, если женщина пришла после родов, молодая, 39 лет, у нее действительно грудь обвисла, превратилась, как у меня пациентки говорят: "У меня чайные пакетики". Да, она молодая, красивая, она не может нормально себя почувствовать, пойти на пляж, в таких общественных местах будет чувствовать дискомфорт. В таком случае нужна ли операция? Я думаю, да, нужна. И там однозначно эстетическое удовольствие, этот результат будет оценен со знаком "плюс" однозначно. Это дало возможность поднять внутреннюю самооценку.
Я провёл небольшое исследование среди пациентов. Специально взял равное количество пациентов, кто хочет скорректировать грудь, и опрашивал, для кого они это делают. 2%, две пациентки, только сказали, что для мужа. А остальные 98% делают для себя.
Бывают такие запросы, но тоже сразу отказываю, когда девушка приходит с отличной грудью, не рожавшая, 22-23 года, и говорит: "Я хочу импланты поставить. У меня у подружек у всех стоят, мне тоже надо". Говорю в таких случаях: "Хорошо, давай ты родишь, а потом, когда у тебя произойдут изменения постлактационные в молочной железе, можно будет что-то сделать". И потом у тех, кто кормил, рожал, проще проходит период гормональной перестройки и фиброзно-кистозных изменений, он не такой болезненный. Потому что железы меньше, она замещается в жировой ткани, всё проще проходит.
— То есть лучше делать грудь после родов?
— Конечно, и после всех лучше.
— А какого возраста женщины чаще приходят делать такие операции?
— Операции, связанные с грудью, это все-таки диапазон женщин, которые как раз рожали: 36, 34, 38 лет, когда за плечами двое родов или одни, но она говорит "больше не буду, хочу себя привести в порядок". Женщины, которые перешагнули 40 лет — там уже лицо доминирует. До 56, 60, 62 лет это иметь место быть. У меня пациентка была 79 лет, но жива, хорошо всё у нее. Там у нее большая грудь, поменьше надо было сделать.
— Действительно ли, если ты идёшь на операцию по увеличению груди, ты уже обрекаешь себя на то, что тебе ещё раз нужно будет лечь под нож?
— Лечь второй раз под нож — тут вопрос времени. Когда? Если это, скажем, разумное увеличение... У меня был пример такой, после родов рассосалась грудь, но хочется. Хочется бюстгальтер, хочется без бюстгальтера. Я говорю: "Хорошо, давай мы поставим тебе анатомические импланты, поставим через ареолы, там будет буквально маленький разрез, его не видно со временем абсолютно. Поставим тебе анатомию, небольшую по размеру, 240, смотреться будет как 260. Поставим аккуратно в карман, под грудную мышцу". Это будет долговечно. Именно по моим наблюдениям там лет на 13, даже на 15 хватает, может и 18. Если позволяют анатомические параметры ширины грудной клетки, формы грудной клетки, рост и вес поставить аккуратную, небольшую грудь, она не будет провисать и, скажем так, дополнительного технического обслуживания не потребует.
Но есть запросы, когда девушки хотят при 1,58 метра роста 600 миллилитров туда. Я отказываю таким пациенткам. Они идут в другое место, находят хирургов, делают, и потом в итоге вытаскивают имплант, потому что начинаются осложнения.
И есть другая ситуация: если у женщины есть склонность к птозу, то есть опущению молочной железы. Мы, конечно, хирурги, разработали кучу мероприятий, на симпозиумах кто-то постоянно новое привносит. Но, тем не менее, через какое-то время может произойти свисание молочной железы с импланта. Имплант стоит как вколоченный, а железа "потекла". Требуется коррекция, но это не столько занимает времени, хорошо реабилитируются пациентки.
Поэтому в принципе, когда пациентка перешагнула порог кабинета пластического хирурга и поставила свою задачу, эта встреча не последняя. Может произойти так, что через 13 лет увидимся.
— А можно сказать, например, что через 30 лет абсолютно любая грудь уже должна быть переделана?
— Конечно. Через 30 это точно, потому что импланты, которые производятся, все-таки рассчитаны на 10 лет гарантии. Хотя они там и показывают... Был какой-то такой ролик, когда танк разворачивался на импланте (смеется). Я не видел сам, мне рассказывали.
— Как часто приходят вытаскивать импланты? И по каким причинам?
— Это интересный вопрос, однозначно. Потому что бывает, что имплант шикарно стоит, классная грудь. Но девушка уже всё, что хотела, сделала, кого хотела, соблазнила. Говорит: "Это платье я поносила, хочу вытащить". Бывает, что женщина побыла в этом качестве, но она вдруг поняла, что хочет быть собой настоящей. То есть это вот как раз тот момент, когда человек стремится уже к натуральному. Тенденции такие тоже есть. В Америке, да и не только в Америке, есть хирурги, которые занимаются именно вытаскиванием имплантов, и у них очередь на полгода вперед.
В жизни, получается, как в восточной философии: есть инь и ян, и вещь, доведенная до крайности, превращается в свою полную противоположность.
Опять-таки пластика груди подразумевает не только установку имплантов. Есть большая молочная железа: и десятый, и седьмой, и пятый размер.
— Вот я как раз хотела спросить про уменьшение. Пользуется спросом?
— Конечно. Редукционная мамопластика — это одна, кстати, из моих любимых операций. Это скульптурная работа. И это всё будет служить, там не надо менять раз в 10 лет.
— Какую операцию вы не делали, но хотели бы сделать?
— Я не делал реконструкции челюстно-лицевую. Хотелось бы попробовать, это интересно.
— Бывает ли такое, что приходится быть не только пластическим хирургом, но и другим врачом?
— Бывали такие случаи, да, конечно. В самолете летел в командировку. "Граждане пассажиры, если есть среди вас доктор, пожалуйста, пациентке нужно оказать помощь". Я вышел, стюардесса отводит к пациентке. Сидит пациентка, ее трясет, давление под 180. Препаратов с собой у меня никаких не было, были иголки акупунктурные. Давно этим методом владею, в Китае обучался и не только. Я ей в ухо поставил аккуратно, побеседовал, через 30 минут она успокоилась. Была паническая атака. Благополучно долетела. Слова благодарности. Мы немножко, наверное, такое поколение, когда границ "сейчас доктор — сейчас не доктор", у нас не было.
Сейчас есть всевозможные веяния американские, что вот этот должен, тот не должен, нельзя прикасаться, но вот пациенту не оказал помощи, потом с этим жить еще. Это, скажем так, наверное, призвание больше, чем даже профессия.
— Интересно еще поговорить про ринопластику. Всё-таки тоже популярная операция. Я слышала, что она одна из самых сложных, так ли это?
— Знаете, на самом деле, в хирургии все операции имеют свою степень сложности. На лице тоже много очень сложных интересных решений. И ринопластика входит, да, в одну из сложных таких зон.
Здесь можно рассмотреть несколько граней. Я бы, пожалуй, выделил две основных. Это всё-таки нос и он должен не только быть красивым, но и дышать. То есть тут будет симбиоз лор-технологии и эстетики. В каких-то ситуациях есть проблема с пазухами и необходимо дополнительное воздействие лор-специалиста, лор-хирурга.
Нос остается структурой сложной, пожалуй, еще из-за того, что у него есть своя определенная архитектура и он непредсказуем в послеоперационном периоде. Как он будет себя вести, будут ли рубцовые изменения, натяжение?
— Я слышала, что пациенты часто изначально не довольны результатом, потому что, на самом деле, он ещё не конечный. То есть нос меняется в процессе реабилитации?
— У ринопластики есть ещё одна особенность. Мы сейчас её с точки зрения физиологии рассмотрели. А есть еще сугубо эстетическое: нос расположен в центре лица и он способен менять восприятие лица. Если всё остальное лицо — это фон, то нос — это фигура.
Поэтому если что-то здесь дисгармонично: на большом лице сделали маленький нос, допустим... Простите меня, если лицо достаточно крупное, а сделать носик кукольный, это будет диссонанс.
Доктор должен уберечь пациента от завышенных ожиданий. Честно ему сразу сказать, что так, как ты хочешь, не будет. Потому что исходный материал вот такой. Лучше даже, может быть, чуть сгустить краски, но потом, когда получится круто, — все рады, всем хорошо.
— То есть есть пациенты, которые приходят и говорят, что в тренде кукольный носик, хочу такой? Или как это обычно происходит?
— Приносят фотографию. Года четыре, пять назад многие приносили Анжелину Джоли. А что? У неё красивые глаза, скулы, хороший хирург поработал.
Про Джоли немножко отвлечёмся. У неё есть мутация гена BRCA1 и BRCA2. Это ген, который отвечает за раннюю онкологию молочных желёз и рак яичников. Эта мутация присуща евреям ветки ашкеназы, то есть европейским евреям. У них у женской популяции есть риск развития вот такого раннего рака — в районе 27-ми лет, 33-х, до 45-ти. Сложно сказать, Анжелина Джоли захотела для какой-то эстетики или, понимая это, удалила молочные железы и поставила импланты.
— Я заметила, что вы показываете на себе, не верите в приметы? И есть ли у вас профессиональные приметы?
— Вы такие приметы не верю точно, потому что все-таки медицинское образование и сфера работы. Ну, бывает какое-то внутреннее чутье, когда ты идешь на операцию и думаешь, что там будут какие-то нюансы. И, соответственно, да, что-то происходит, но из этого выходишь. Но бывает шестое чувство, да. А бывает такой вот авантюризм: ну а что не попробовать, давай.
— Входит ли пластическая хирургия в ОМС или всегда платная?
— К сожалению, в ОМС пластическая хирургия не входит, но за исключением, я думаю, реконструктивной хирургии после травм, утрат. Реконструкция молочных желез после утраты молочной железы при онкопластических операциях. По-моему, есть варианты, когда ОМС может рассматриваться.
— Очень много страшилок витает вокруг вашей сферы, очень много мифов, что и проснуться во время операции можно, чего только нет. С какими сталкиваетесь вы?
— Проснуться во время операции — это можно только в самом сне себе представить. Когда-то, может быть, раньше были ситуации на старых препаратах, старой фармакологии, когда анестезиологам нужно было балансировать между тем, чтобы сильно не перегрузить и чтобы пациент не проснулся. Но с современными препаратами без вариантов.
Единственное, когда пациенты приходят в себя, открывается такое окно, как сыворотка правды, и они могут рассказывать про себя всё, а потом оно закрывается, и человек не помнит, что он говорил.
— Мы сейчас поговорили про надуманные риски, а какие риски при пластической операции есть действительно?
— Реальные риски можно разделить на две категории: неотложные и отсроченные. Допустим, кровотечения. Есть факторы крови, которые у каждого в разной ситуации могут срабатывать по-разному. Это не страшно и решаемо, кровопотеря там минимальна. Из отсроченных бывают, хоть и редко, отторжения имплантов. Зачастую это не зависит от хирурга, вот какая-то индивидуальная особенность. Тогда они вынимаются, проходит время, и можно попробовать что-то сделать, но уже с другими имплантами. Это маленький, крайне низкий процент. Бывают в послеоперационных реабилитационных периодах какие-то дискомфорты: если это нос, то отёк, носовое дыхание не сразу, если операция на груди, то отёк, форма груди не сразу, от восьми месяцев до года. На лице операции — конечные результаты через 6−8 месяцев.
У именитых хирургов бывают тоже какие-то нюансы, осложнения, особенно у звёзд шоу-бизнеса. Звёзды шоу-бизнеса — это отдельная категория, это люди, которые хотят именно так, такой объем. И из-за этого порой хирурги идут на поводу, плюс профессиональное эго. Там бывают какие-то нюансы, осложнения и тому подобное. Пример — Майкл Джексон, когда он и многократные ринопластики делал, и кожу осветлял, и тому подобное.
— Сделали бы себе пластическую операцию, если да, то какую?
— Я себе нравлюсь, поэтому меня всё устраивает. По поводу того, принятие себя или пластика: мы — доктора, к которым приходит пациент с его пожеланиями, и мы пытаемся воплотить их в жизнь, но если у человека действительно нет показаний, просто есть желание сделать операцию, я бы рекомендовал все-таки начать с принятия себя, своей уникальности. Я думаю, остальные вопросы сами отпадут.
— Андрей Александрович, мы сегодня очень много говорим о красоте, интересно, есть ли у пластического хирурга свой идеал красоты?
— Вы знаете, в принципе, хирург — это такой же человек, и естественно, у него может быть свой эталон. Мне, может, вообще даже нравятся горбатые носики. Я, честно говоря, люблю в лицах ещё и индивидуальность. Есть пропорции стандартные, да, спорить не буду, пропорции красоты лица, угол наклона глазной щели. Я думаю, главное для самого хирурга — это, наверное, стараться, чтобы твой взгляд был не замылен, а воспринимать разные варианты красоты.
— В общем, идеал пластического хирурга не такой уж и идеальный.
— Абсолютно. Мы все не идеальны, мы все такие, какие мы есть.