На фестивале Литература Тихоокеанской России знаменитый российский писатель, филолог, публицист, заместитель худрука театра МХАТ им.М.Горького Захар Прилепин провел две творческих встречи. Он рассказал, как простой пассионарий может повлиять на геополитику, почему документальный фильм Юрия Дудя "Колыма" не сможет запустить вторую "перестройку" и как современная российская власть не допускает возникновения больших идеологических парадигм. Беседа с читателями началась с презентации недавно вышедшей, очень личной книги Прилепина о войне на Донбассе "Некоторые не попадут в ад".
— Эта книга имеет подзаголовок "роман-фантасмагория", потому что сами по себе события не должны были случиться, — пояснил писатель. — Мы все, так или иначе, заряжены конспирологическим восприятием мира: что все попилено и поделено, что наше частное мнение давно ничего не значит и все давно решено за нас, поэтому ничего затевать не стоит — все равно мы проиграем как представители, что называется, простого народа. Но этот опыт показал, что человек со своим мнением, харизмой, пассионарностью что-то значит на планете Земля.
Прилепин рассказал, что посещал западную Украину задолго до начавшихся событий и общался с теми, кто позже выступал во главе майдана. Ему уже тогда было ясно, что в стране начнутся кардинальные изменения, но он не предполагал такого масштаба — что изменится не только географическая карта, но возникнет геополитическая проблема, в решении которой примут участия такие гиганты, как США и Европа.
— Донецкая интеллигенция всегда с восхищением смотрела на российских ученых, филологов, преподавателей, она просто на них молились, — вспоминает Прилепин. – А когда события начались, донецкая интеллигенция с ужасом осознала, что российское интеллектуальное сообщество никоим образом их не поддерживает; уверено, что во всем виноват Путин, и отрицает в создавшейся ситуации личностный выбор донецкого шахтера, донецкого филолога и будущего донецкого ополченца. А эти люди навязали свою волю не просто России, российской власти, российской финансовой элите, а планете Земля, Дональду Трампу, Меркель и всем остальным.
Анализируя общественный резонанс, который вызвал документальный фильм журналиста и блогера Юрия Дудя о Колыме, Прилепин отметил, что перестройку-2 этот фильм не запустит, но почву для нее подготовит. Писатель, у которого ряд текстов посвящен анализу сталинизма и сталинских репрессий, подчеркнул, что он, в отличие от автора "Колымы", предлагает сложную картину мира и эпохи. Она включает много разнообразных компонентов, в том числе колоссальную подоплеку, с реальным запугиванием населения, реальным шпионажем, реальными зверствами, а не только ужас от бессмысленности и трагедию произошедшего.
— Сложная картина мира, как минимум, не может понуждать людей, которые с ней сталкиваются, выйти на улицу и начать скакать с тем пафосом, что мы живем в тоталитарном государстве и нужно его немедленно развалить. Я готов говорить о страшных вещах, но есть точная грань между болью и холодной войной, — заявил автор "Обители". – Эта та же самая грань, как между любовью и развратом: от одного получаются дети, а от другого сифилис.
Феномен популярности Дудя в молодежной аудитории Прилепин объяснил "насекомым восприятием" последней:
— Они не особенно воспринимают слова, контекст, они просто считывают образ – свой-не свой: толстовка, рукава, вот так руки распускает, значит свой, и радостно, а я для них не радостный. Но я знаю, что пока я могу управлять какими-то процессами, меня не очень страшат 500 тысяч лайков под фильмом Дудя. Но если запустить процесс очень далеко, то можно потом с ним не справиться.
К идее, высказанной другим современным российским писателем и публицистом Александром Прохановым, что Россия живет сверхзадачами, в том числе удержанием территорий севера, юга и Дальнего Востока, Захар Прилепин отнесся скептически:
— Проханов имеет блистательный ум и жизненный опыт, чтобы так высказываться, а я не рискну. Я никогда не говорю про Россию и Сирию, или Венесуэлу. У меня есть маленький шесток, который касается Донбасса и какая-то литературная жизнь, и я за это стараюсь отвечать. Я часто перемещаюсь по Европе и вижу, как все это смешно на уровне территории. А Россия – это не просто пространство, это метафизика, это почти религиозное ощущение масштаба. Вот эта безразмерность порождает одновременно некую необязательность и отчужденность от личностной человеческой индивидуальности. И поэтому отличие русского менталитета от других наций очень сильное. Россия – сама по себе задача, просто жить здесь и не сходить со своей земли – уже неподъемный труд.
Участники фестиваля "ЛиТР" во Владивостоке. Фото: РИА PrimaMedia
Накануне приезда во Владивосток писатель выступил модератором встречи президента Владимира Путина с молодыми журналистами и поделился своим впечатлениям по итогам встречи:
— Обсуждалось все: и екатеринбургская церковь, и архангельские помойки, и коррупционные скандалы. И у меня сложилось ощущение от российской власти, что ее главная цель — не делать резких движений, не вписывать большое количество населения, не решать больших задач, и вообще не сообщать большую идеологическую парадигму, потому что лучше не возбуждать – так возбудились по поводу Донбасса, еле успокоились — лучше сохранять эту сложную мозаичную систему: либералам, патриотам, православным, буддистам, католикам – всем по кругу раздавать свои торты, чтобы они их тихо клевали, и все было хорошо и мирно. Возможно, в этом есть какая-то стратегия и замысел, но противоположные прохановскому, где нужно всех послать на Марс яблони сажать.
Прилепин подробно рассказал и о своей работе в театре МХАТ им.М.Горького, где с декабря 2018 года он занимает должность заместителя худрука.
– Мое назначение связано с проектом "перестройка-2", о котором шла речь в начале разговора. В 90-е годы были заново перераспределены все культурные, смысловые и медийные площадки. Все театральные школы, вся кинематографическая среда, все толстые журналы (за исключением одного-двух), все глянцевые журналы, арт-площадки получили люди, с убеждениями либеральными, ультра-западническими, максимально далекими от моих. И когда я собирал антологию донбасской поэзии, я столкнулся с тем, что мне негде ее издать и что ни один российский театр не сделает читку этих стихов, потому что донбасская поэзия находится в абсолютно маргинальном положении к московской элитарной культурной прослойке. Донбасс и Крым – это ругательства, и про них никто никогда не будет говорить ни при каких условиях. Никто из артистов, за исключением двух-трех человек, не захотел приехать в Донецк. И я понял, что это абсолютно враждебная среда, и нужно брать хоть какую-то площадку в Москве, чтобы отвоевать хоть три процента этой системы.
Значительную часть встречи Прилепин посвятил обсуждению проблеме девальвации слова и расхождению риторики и практики.
— Еще лет десять назад я начал чувствовать легкую изморозь по поводу выражения "век информации", так как тогда уже было понятно, что происходит нечто катастрофическое: люди пожирают колоссальное количество информации и при этом не знают ничего и ни о чем.
Писатель рассказал об эксперименте, который провел между разными поколениями бойцов своего батальона: задавал тем и другим самые банальные вопросы на общую эрудицию – количество океанов на земле, количество планет в Солнечной системе, имена американских президентов. И выяснилось, что молодые люди вообще не знают ничего, а старшее поколение, прошедшее советские школы, почти на все вопросы отвечало правильно.
— Девальвация знания, слова, значения происходит на самых разных уровнях: политическом, социальном, общечеловеческом. И ощущение у меня от этого всего несколько апокалиптическое: в какую сторону ни зайдешь – приходишь в какое-то недоразумение. Я недавно сидел в самолете и листал Инстаграм. Меня в Инстаграме нет – я не очень понимаю, зачем публиковать собственные фотографии, но иногда захожу посмотреть, что там происходит. И смотрю я на это гламурное отображение жизни – от Бузовой до Водонаевой, и понимаю, что эти все красивые и сексуальные люди совсем не про секс, а про что-то другое. У них вся жизнь посвящена тому, чтобы таким образом выглядеть: губы, грудь, другие части тела, накрашиваются, раскрашиваются, совсем не предназначенное, чтобы другие люди с этим соприкасались, потому что это все сломается, если этим пользоваться всерьез.
Захар Прилепин. Фото: РИА PrimaMedia
Захар Прилепин. Фото: РИА PrimaMedia
Захар Прилепин. Фото: РИА PrimaMedia
Озадаченный вопросом возможности секса в жизни российских инста-блогерш писатель решил выяснить, а как обстоят дела с этим во всем мире. Оказалось, что по данным статистики 59 процентов японской молодежи не занимаются сексом, так как он не в списке их приоритетов, где первые пункты занимают компьютерные игры, сериалы и "получение знаний". В Британии молодые люди тоже отказываются от секса, потому что им это уже не интересно.
— Для моего поколения это было бредом: какая компьютерная игра, когда есть живая девушка, а в современной Японии каждый четвертый молодой человек – девственник. И ведь это тоже связано с получением информации – они все бросились в эту информацию, они ею обожрались, отрыгнули и теперь просто находятся в состоянии невменяемости, когда перестаешь любить родину, воспринимать почву, брать в руки оружие. Люди перестают друг друга целовать, что будет следующим этапом цивилизации? – задается резонным вопросом писатель.
Рассуждая по поводу самоубийства Сергея Есенина, Захар Прилепин отметил: расследованию этого факта будет посвящена большая часть его новой книги о жизни великого русского поэта, и он со всей очевидностью доказывает — да, это было самоубийство, а остальные версии – домыслы, потому что российскому коллективному бессознательному сложно примириться с мыслью, что великий поэт может быть самоубийцей, как либеральной общественности сложно смириться с мыслью, что крестьянин, полуказак Шолохов написал великий роман "Тихий Дон".
— Это не из области рационального, а из какой-то другой области. Это две важные темы, с которыми нужно просто иметь дело. Одним нужно понять, что русские люди способны писать гениальные романы, а другим надо понять, что Есенин мог быть самоубийцей, и в этом нет ничего обескураживающего. Тема суицида в русской поэзии не очень распространена. У Пушкина, Лермонтова, Тютчева вы этого не найдете. Жажда самоубийства есть у Маяковского, у Есенина, у Рыжего. Если человек в шестнадцать лет начинает писать, что он удавится, и говорит об этом в десятке своих стихов, а потом живет до 1980 года, как его ровесник Леонид Утесов, то это был бы не Есенин, а трепло какое-то.
Анализируя эволюцию собственных взглядов на мир, в том числе политических, и отношение к современной власти Прилепин отметил, что развивается не изолировано, а в динамическом противопоставлении собственным идеологическим оппонентам:
— Много факторов влияют на наше самосознание, наши оппоненты в том числе, потому что со временем меняемся не только мы, меняются и они. Как говорил Корней Чуковский: в России нужно жить долго. Я помню, как в 90-е годы мои либеральные оппоненты кричали: вы просто ленивый народ, вы просто не хотите работать, сегодня эти же люди говорят: бедные пенсионеры, бедные нищие учителя – они вдруг взяли наши повестку, они стали повторять за нами. Или в 90-е годы они называли коммунистов "зверскими убийцами религии" и говорили, что храмы нужно вернуть, сегодня они первые ненавистники РПЦ, обвиняют служителей за часы и мерседесы. Я не за власть и не против власти, просто иногда власть приближается к моей позиции, иногда отдаляется. Нужно просто разуверится в каких-то понятиях, например в понятии "революция". Это понятие отвратительное, но если к власти приходят Борис Николаевич Ельцин с Борисом Абрамовичем Березовским, то революция – это нормальное понятие, это защита нации от истребления.
Русская национальная идея, по мнению писателя, как и его смыслообразующие структуры – это русская словесность, весь корпус текстов русской литературы, начиная от Державина и заканчивая Прохановым:
— Право говорить на русском языке – это не просто право произносить слова в определенной последовательности, в определенном смысле, это представление о быте, о социуме, об истории, о жестикуляции, о подвиге, это гармония сознания – пушкинского, державинского, вот это все русская речь. И, конечно, в ней есть определенные законы, определенные структуры, которые нас организуют, я просто не знаю, каким образом это можно определить в качестве идеи, как это можно проговорить. В данном случае национальная идея – это весь русский язык и весь свод русской классической литературы. Когда меня спрашивают про убеждения, я всегда отвечаю, что мои убеждения – это русская литература, и свои жизненные поступки я всегда сообразовывал с этим. Державин, Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Есенин, Маяковский, Валентин Григорьевич Распутин, Александр Андреевич Проханов – и есть свод моих представлений о жизни, моей идеологии. Но то, что сказано в "Тарасе Бульбе" и "Анне Снегиной" — я не уверен, что это можно заново проговорить.
